Мы располагаем их описанием, данным в стиле той эпохи и принадлежащим перу такого знатока, каким был сэр Чарлз Лайель: «Во время этих раскопок нигде не были найдены человеческие кости, но зато были обнаружены во множестве кремневые орудия, главным образом в нижней части глины, содержащей костные остатки, а одно из наиболее тщательно обработанных орудий находилось на глубине 13 футов от поверхности… В подобном же положении был найден один из тех нуклеусов, или кремневых ядрищ, со всех сторон которых были сняты кремневые отщепы…»
«Видел вместе с д-ром Фальконе, — пишет Ч. Лайель в другом месте, — многочисленные ископаемые (фоссилии), отобранные из подземных пустот и ходов, все тщательно описанные и пронумерованные, со ссылками на дневник, который велся во время раскопок, в котором положение каждого предмета было обозначено с особой тщательностью». Сколько более поздних и более квалифицированных исследователей не могли бы, к сожалению, утверждать то же!
Из всего, что мы коротко рассказали о результатах обследования пещеры Бриксхэм, со всей очевидностью следует, что окончательное доказательство одновременного существования «пещерного человека» и «допотопных» животных, т. е. существования человека в плейстоцене, на сей раз было получено. Это была вместе с тем победа флювиалистов. Лишь тот, кто не хотел видеть очевидного, мог после этого сохранять верность старым убеждениям.
Пенгелли охарактеризовал ситуацию в целом с долей истинного английского юмора: «Ученый мир объявил нам, что то, что мы утверждаем, невозможно. Мы заметим по этому поводу лишь вот что: мы не предусматривали наперед, окажется ли наше утверждение возможным или невозможным, мы излагали лишь то, что было истинным».
Исследования Пенгелли в Бриксхэмской пещере явились в 1859 г. тем главным аргументом, с помощью которого англичане пробили твердыню сопротивления французских традиционалистов в отношении находок Буше де Перта в Абвиле. Видную роль пришлось сыграть в этом одному каменному орудию ланцетовидной формы с закругленным острием на одном конце и необработанным грушевидным противоположным концом (позднее орудия этого типа станут называть ручными рубилами). Археолог Джон Эванс, уже знакомый с находками Буше де Перта, обозначил этот предмет из Бриксхэма как абсолютно типичный для находок в галечниках реки Соммы. Так между Францией и Англией был проложен мост взаимных доказательств возраста человека на основании его орудий.
Лекарь армии Наполеона и первый неандерталец
Деятельность Филиппа-Шарля Шмерлинга протекала в Бельгии, но родиной его была Голландия. К моменту его возмужания все, что происходило в Нидерландах, происходило под знаком императора Наполеона I. Занятия в университетах прекратились, но в качестве некоторой компенсации почти во всех крупных городах были открыты школы военных лекарей: императорская армия испытывала постоянную нужду в медиках. Новых лекарей считалось достаточным обучить наскоро искусству врачевания огнестрельных ран и правилам ампутации конечностей.
Не имея иного выбора, молодой Шмерлинг поступил в такого рода училище в Лейдене, где проучился 1809–1810 гг.; затем он прошел годичную практику в Гааге у доктора Риемера, известного своими естественнонаучными интересами.
Крутой поворот в его жизни случился, когда ему было 38 лет. В сентябре 1829 г. он был приглашен к больному рабочему из каменоломни в селение Шокье в 15 км от Льежа. Там доктор заметил, что дети больного играют какими-то необычайно крупными костями. На его вопрос отец пояснил, что кости им найдены вместе со многими другими костями в скальной расщелине в каменоломне. Взяв кости в качестве врачебного гонорара, Шмерлинг вернулся домой, заручившись обещанием пациента в будущем собирать и сохранять для него такого рода находки.
В Льеже Шмерлинг выяснил, что речь идет о костях вымерших животных. Он попытался разгадать тайну их назначения, принадлежности и возраста. Так в его жизни наступила иная эпоха — та, что обеспечила его имени долгую память. Шмерлинг принялся разыскивать другие пещеры с ископаемыми костями в окрестностях Льежа и в Люксембурге. Шокьерской пещерой открывался ряд весьма обширный: за 4 года Шмерлинг обследовал не менее 400 пещер.
Уже в 1832 г. Шмерлинг сообщил о своих находках в Бельгийскую королевскую академию, и его открытия и суждения вызвали в то время весьма противоречивые отклики. Нашлись ученые, которые пошли за Шмерлингом, обследовали его находки и приняли его утверждения о том, что человеческие кости и кости животных происходят (как это утверждал одновременно и независимо Макэнери в Англии) из одних и тех же слоев и, следовательно, одновозрастны. Так поступил известный Александр фон Гумбольдт. Другие ученые, как, например, не менее известный Чарлз Лайель, им убеждены не были. А отечественная наука?
Кремневые орудия среднего палеолита (мустье) из пещеры с черепом неандертальца в Энгисе
Консерватизм и несколько провинциальные отношения, царившие в то время в бельгийской и голландской науке, уготовили Шмерлингу судьбу, типичную для того, кто опережает свое время. О нем очень скоро забыли. Большая часть экземпляров его книги «Исследования ископаемых костей» осталась непроданной, и десятки экземпляров этой прекрасно изданной книги наконец-то купил какой-то льежский лавочник для завертки товаров. Лучшая судьба выпала на долю его коллекции: она была куплена государством для Льежского университета, где большинство человеческих костей и кремневых орудий сохранилось до наших дней; напротив, кости носорогов, пещерных медведей и других ископаемых животных преемниками Шмерлинга на кафедре зоологии были по большей части утеряны.
Лишь когда в Англии и Франции право на существование стала завоевывать идея о «допотопном» человеке, когда (в первую очередь благодаря пещерам и их исследованиям) стала зарождаться концепция палеолита, древнего каменного века, ученый мир вспомнил льежского медика и его утверждение (сколько раз листки с этими словами были использованы на упаковку рыбы и сыров!): «Не может быть сомнений, что человеческие кости оказались в земле одновременно и по тем же самым причинам, что и кости других вымерших видов животных».
В этой цитате содержатся и истина, и ошибка. Истиной является одновозрастность человека и плейстоценовых млекопитающих, ошибка состоит в объяснении причины их совместного нахождения. Собственно говоря, Шмерлинг был убежден, что отложение всех костей в пещерах вторично, что они туда были намыты водой. В этой своей уверенности он оставался в плену делювиалистских представлений о последнем крупном потопе, которым была уничтожена часть видов животных.
Однако бóльший интерес, чем все кости животных, возбуждают антропологические находки Шмерлинга. Те, на которых он основывал свое представление о «допотопном» возрасте человека. Если источником костей ископаемых животных послужило селение Шокье, то кости человека были найдены главным образом в пещерах Энгиз и Энгихоул в долине реки Маас к юго-западу от Льежа. В Энгизе были обнаружены останки трех индивидов, то же самое в Энгихоуле. Однако находки Энгизской пещеры оказались более важными: среди них — два почти полных черепа; тот, что отличался лучшей сохранностью, принадлежал старому мужчине и найден был под слоем брекчии вместе с костями носорога. Как мы знаем теперь, этот череп принадлежал современной форме человека Гомо сапиенс сапиенс и относился к ранней фазе позднего палеолита.
Шмерлинг исследовал череп достаточно тщательно и искал его аналоги в Эфиопии. Жаль, что Шмерлинг не исследовал и второй череп… Но того черепа, принадлежащего сравнительно молодому человеку и найденного где-то в задней части пещеры Энгиз, его открыватель, по сути, никогда целиком не увидел. Череп был настолько разбит, что Шмерлингу не удалось его сложить. Способен ли был Шмерлинг, случись ему успешно реконструировать этот череп, понять, что перед ним нечто до сих пор не виданное? Может быть, и нет, ведь и сапиентный череп из Энгиза был одной из первых находок плейстоценового человека вообще, и понадобилось значительно большее число находок такого рода, чтобы наблюдатель мог осознать, в чем же более примитивен второй череп — по сути дела, череп первого открытого неандертальца!
