Под поверхностным слоем глины кирки сразу же наткнулись на прочную синтровую корку. Начни все копать в одном и том же месте, и, вероятно, экспедиция потерпела бы фиаско — обнаружено было всего-навсего несколько кусков дубовой древесины: один из них напоминал по форме деревянный башмак — кто-то назвал его башмаком древнекельтского князя — друида, и остальные, стремясь скрыть разочарование, принялись шутить на эту тему. Макэнери оказался, однако, более терпеливым, и пока прочие острили по поводу куска дерева, он, осматривая пол, заметил в синтровом покрове место, явно нарушенное норами грызунов; рядом располагались кучки когда-то взрыхленной глины, тоже уже слегка покрытые синтровой корочкой. Раскопав одну из них, Макэнери стал обладателем каких-то зубов, судя по облику, древних. Не распространяясь о своем открытии из боязни, что вся группа, обуянная жаждой находок, кинется туда же и все испортит, он продолжал копать (то, что не было бы уничтожено сразу, было обречено на гибель позднее: горе-археологи рассматривали ископаемые кости лишь как курьезные штучки, которыми можно было похваляться перед гостями, предъявляя их в качестве подтверждения россказней о подвигах под землей).

Макэнери представлял дело иначе: находки должны быть запакованы и в нетронутом состоянии отосланы в Оксфордский университет.

Кремневое рубило из наиболее древних пещерных осадков Кентовой пещеры

Так он и поступил, а для полноты картины запаковал и целую груду глины, смешанной с обломками костей и зубами. Самой интересной из его коллекции оказалась нижняя челюсть пещерной гиены. В Оксфорде находки попали на обработку профессору-палеонтологу сэру У. Тревильяну, попросившему Макэнери продолжить его полезную деятельность.

Уже в 1825 г. Макэнери обнаружил под ненарушенным синтровым слоем, кроме зубов носорога и костей других вымерших животных, первые кремневые орудия. Он понял, что речь идет об изделиях рук человека, причем человека — современника ископаемых млекопитающих. Это открытие оказалось еще более важным, чем открытие, сделанное Эспером: человеческие кости могли попасть в отложения Гайленрётской пещеры и в плейстоценовую эпоху самыми разными способами, они свидетельствовали «лишь» о физическом облике «допотопного» человека; каменные орудия, изготовленные из отщепов, найденные в Кентовой пещере, явились первыми бесспорными памятниками деятельности и изобретательности «пещерного человека», охотника за ныне вымершими животными. Открытие это имело не только антропологическое, но и археологическое значение как новый шаг в познании древнейшей человеческой культуры.

В то время в английской геологической науке продолжал господствовать делювиализм, главой оставался прославленный Баклэнд, а он, так же как когда-то в Павилэнде, не задержался с выводами. Никогда не видя пещер Кента, он тем не менее сообщил Макэнери, что, вне всякого сомнения, древние бритты, о которых якобы свидетельствуют находки, сделанные в слое, залегающем над синтровой плитой, скорее всего, пробили синтровое покрытие, углубляя очаг или делая что-то подобное, и тогда-то туда и попали древние орудия бриттов (т. е. кельтов эпохи ранней истории); Баклэнд готов был приписать им все что угодно, лишь бы это служило подкреплению его теоретических построений.

Макэнери отвечал, что никаких следов искусственного нарушения синтрового слоя не установлено, но самоуверенного корифея тогдашней науки это нисколько не смутило: помилуйте, что может знать какой-то сельский пастор! «Посмотрите еще раз как следует, — последовало в ответ из Оксфорда, — и вы найдете эти следы…»

Противостоять такому авторитету Макэнери был не в силах. Он удалился от света и в 1841 г. преждевременно скончался. После него осталась стопочка рукописей, которые по прошествии лет оказались в Торкее и попали в руки Э. Вивиана, сделавшего из них выписки и в 1859 г. издавшего последние в Лондоне под названием «Исследование пещер».

Времена и условия в науке тогда уже несколько изменились: вестминстерский декан Баклэнд закончил свою полную перемен жизнь в лечебнице для душевнобольных (безусловно, печальный конец для столь одаренного и действительно ученого человека), только что вышла из печати эпохальная книга Ч. Дарвина «Происхождение видов», и известным английским ученым удалось склонить стрелку весов официальной науки во Франции в пользу абвильского исследователя любителя Буше де Перта и открытых им древнепалеолитических ручных рубил в долине реки Соммы.

Однако для истинной реабилитации Макэнери всего этого еще было недостаточно. Ее осуществил и вполне успешно лишь его младший соотечественник и земляк Пенгелли, учитель из Торкея.

Будучи выходцем из рабочей семьи небогатого графства Корнуэлл, Пенгелли (родился он в 1812 г.) еще двенадцатилетним мальчуганом попал на море, став помощником корабельного кока. Однако его сильная воля и неутомимая работоспособность в конце концов восторжествовали над неблагоприятными жизненными условиями. Овладев грамотой самоучкой, он сначала стал преподавать в ремесленном училище, а затем основал в Торкее собственную ремесленную школу. Именно там его хобби стала геология (не забудем, что местность, где находится Торкей, расположена в классической области Девон), не пренебрегал он и археологией.

В 1840 г. между тем возобновились раскопки в Кентовой пещере, и геолог Годвин-Остин опять-таки под синтровым покровом нашел каменные орудия вместе с костями животных. Однако его доклад в Королевском обществе, где большинство составляли делювиалисты, не нашел никакого отклика. Для конечной разгадки своих тайн пещере Кента пришлось ждать того часа, когда голос другой пещеры прозвучал в ее защиту.

Эта вторая пещера находилась неподалеку, к западу от Торкея, там, где выступ суши, именуемый Берри Хид, защищает небольшой, но до сих пор сохраняющий свою живописность рыбацкий порт Бриксхэм. При добыче известняка в каменоломнях здесь в 1858 г. было открыто несколько пещер и подземных пустот с костями ископаемых животных, не затронутых последующим вмешательством человека. По холму, на котором стояла ветряная мельница, все вместе их стали называть пещерами под ветряной мельницей, но прославилась среди них лишь одна — та, что издавна фигурирует в специальной литературе под именем Бриксхэм Кейв.

Открытия в Бриксхэме совпали с эпохой крутых перемен в научных взглядах на самого древнего человека (о главных событиях того времени мы уже упоминали). Однако борьба двух направлений в науке (традиционного, поддерживаемого «катастрофистами», приверженцами Баклэнда и Кювье, либо делювиалистами, верящими, что мир и жизнь были после всеуничтожающих потопов сотворены так или иначе волей «божественного провидения», и противостоящего ему более современного, развиваемого так называемыми флювиалистами, исповедовавшими убеждение, что мир был и есть один и тот же, но только находящийся в постоянном развитии за счет геологических процессов, зарегистрированных в земных породах) все еще продолжалась. Для оценки находок у Бриксхэма была создана ученая комиссия, главное слово в которой принадлежало представителям флювиалистов: сэру Чарлзу Лайелю, Джону Прествичу, Гуго Фальконе.

Для ведения раскопок в пещере комиссией был приглашен Пенгелли, поскольку он пользовался определенной репутацией как знаток местной геологии и продолжатель исследований Макэнери в Кентовой пещере, где начиная с 1846 г. он вел постоянные раскопки от имени Торкейского естественнонаучного общества, хотя какого-либо отклика в науке его тогдашние работы не имели.

Новые его исследования стали действительно поворотным пунктом. Вне всякого сомнения, под наблюдением самых авторитетнейших специалистов, было установлено, что под синтровым покровом мощностью до 30 см находился слой глины, содержащий как кости пещерного льва, медведя, мамонта, носорога и северного оленя (т. е. тех животных, которые сами при жизни в пещеру попасть не могли), так и древние каменные орудия. Там было найдено около 36 грубо обработанных орудий, абсолютно тождественных тем, которые ранее были установлены в отложениях пещеры Кента.