— Так, — холодно и как мог спокойнее пояснил Уолл, — я назвал вам имя, под которым прохожу в этой легенде. Конспирация, говорят вам. Но чтобы шеф Ундервуд меня узнал, пришлось выдать конспиративную кличку.

Чертова кукла немного помялась.

— Хорошо, — наконец заговорила она, — сейчас я распоряжусь, чтобы диспетчер вас соединил. Пожалуйста, не вешайте трубку.

Нервно затягиваясь, Уолл ждал. Телефонные хлопоты немного взбодрили страдальца. Ему уже пришло в голову пригладить взлохмаченные сальные патлы, проверить, на месте ли золотые запонки. На месте. Правда, пуговица рубашки вот-вот отлетит. Потом агент 00Х тщательно обшарил свои карманы. Так. Бумажник на месте. Авторучка на месте. Ага, ключи. Записная книжка.

— Алло? — Голос незнакомый. И почему-то мужской.

— Мне мистера Макдональда. Он у себя?

Так, номер верный. Но где же эта безмозглая секретарша — мисс Джейкобе?

— Он занят. А что ему передать?

— Вот что, парень, — без особых околичностей сказал Уолл. — Меня зовут Гилберт Уолл. И мне нужен Макдональд.

— Ах, простите, мистер Уолл. Это Эрни, рассыльный. Я сейчас… сейчас я вас соединю.

Снова пауза.

— Привет, Гил.

Уолл облегченно вздохнул.

— Привет, Нат. Да, приятель. Хрен к тебе дозвонишься. Но речь не о том. Слушай, этот Овинг просто псих. Серьезно. Да, скажу тебе, Нат, мы все прикинули верно. Его прибор, Гамно это проклятое, и правда пашет как зверь. Без дураков. — Нат молчал. Уоллу это сильно не понравилось. — Алло, Haт. Нат, ты меня слышишь?

— Да слышу, слышу. — Уолл зримо представил себе тяжеловатую, словно обтесанную топором физиономию собеседника. Одни прямые линии. Прямой рот, приплюснутый гребень носа, узкие щелки глаз. Даже очки в роговой оправе — четко прямоугольные: И манера общения Макдональда была под стать его внешности — скупые фразы, голос ровный даже в самых отчаянных ситуациях. Но сейчас — слишком ровный голос, слишком скупые фразы. Уолл насторожился.

— Так что все, как мы и ожидали. Вернее, гораздо хуже. Прикидываешь, Нат, этот парень ни в какую не желает внять голосу разума и не валять дурака. Но самое поганое, что этот мерзавец сбежал. — Тут Уолл легонько дотронулся до виска и вздрогнул. — Да, конечно, тут и моя вина. Стал на него наезжать, припер к стенке. Ну и… Надо же, взял меня тепленьким. Я и не предполагал, что он на такое способен. Короче, обрушил на меня книжную полку. Вот гад. Поверишь, Нат, я целую ночь валялся в отключке. Потому до сих пор и не позвонил. Только-только очухался. Да и то не очень. Теперь он, верно, где-нибудь спрятался, залег. Как пить дать. Наверняка парень порядком сдрейфил. Думает, зашиб меня до смерти, и все такое. Нат, я скотина. Я страшно виноват. Как думаешь?

— Думаю, виноват, — ровным Голосом отозвался Макдональд.

— Да, Нат, это была моя шайба — я подвел всех. Но дело еще поправимо. Надо во что бы то ни стало его найти. В лепешку разбиться, но что-нибудь придумать… Эврика! Давай заявим на санэпидемстанцию, что Овинг заражен бубонной чумой! Или еще какой убойной бациллой! А, Нат? Как тебе?

— Плохо слышно, — произнес Макдональд. — Здесь очень шумят.

Уолл расслышал слабый рокот, словно где-то далеко не то бубнила, не то орала благим матом делая толпа. Потом что-то защелкало, будто из-под воды, и голос Макдональда спокойно поинтересовался:

— Так что ты теперь будешь делать, Гил?

— Я? Что делать? — обалдело переспросил Уолл. — Ну… могу остаться здесь. У меня тут встреча с шефом местной полиции. Можно попробовать толкнуться через него… А может, ты хочешь, чтобы я вернулся и мы все толком обсудили? Тогда я срочно вылетаю чартерным рейсом. Только пойми, Нат, надо скорее разобраться с этой штуковиной. В смысле, если этот псих Овинг начнет свое Гамно РАСПРОСТРАНЯТЬ!.. Вот тогда, Нат… тогда совсем труба. И представить себе не могу, что тогда начнется.

— А я могу. Проще простого, — донесся невнятный голос Макдональда.

— Что? — переспросил Уолл. — Что ты сказал, Нат?

— Я сказал, что прекрасно все представляю, — бесстрастно ответил Макдональд. — Чем, по-твоему, Овинг все это время занимался?

— Как? Что? — продолжал обалдело переспрашивать Уолл.

— Эту штуковину, как ты выразился, сегодня утром сотни людей получили по почте. И по паре штук в каждой посылке. Где-то после десяти народ стал копировать все это Гамно и раздавать друзьям и родичам. Весь город уже стоит на рогах.

— Нат… — убитым голосом вымолвил Уолл.

— Себе я тоже достал. Велел Кроуфорду сгонять за экземплярчиком. Теперь собираю барахло — а то ты бы меня уже не застал. Совсем случайно прослышал про одно местечко в Вайоминге. Натуральная крепость. Хоть целую армию отшивай. Так что, Гил, позаботься о себе сам. Больше никто этого делать не станет.

— Нат, погоди минутку… просто не верится…

— А ты телевизор включи, — посоветовал напоследок Макдональд. Потом в трубке щелкнуло и начались короткие гудки.

Какое-то время Уолл тупо упирался взглядом в черный, как дыра, телефон. Потом повернулся и, уронив трубку, которая принялась раскачиваться на своем проводе, будто пойманный дезертир на виселице, медленно и нетвердо дотопал до стола, где стоял переносной телевизор. Обреченно щелкнул тумблером. Телевизор затараторил:

«…по всей Сансет-бульвар западнее Олвер-стрит. А вот срочное сообщение. — Экран посветлел, появился растр, но физиономия диктора так и не возникла. — Шеф полиции Виктор Корси решил обнародовать призыв формировать добровольные народные дружины для обуздания бесчинствующих толп. Интересно, кто на этот призыв откликнется. Подозреваю, никто. Самый насущный вопрос звучит сегодня предельно просто: «Есть у тебя Гамно?» И поверьте — больше сейчас ничто никого не волнует. Мы будем оставаться в эфире, сколько сможем, и продолжим держать вас в курсе событий. Но за это не стоит благодарить трусливого руководителя нашей телекомпании Дж. У. Сукера и сволочного составителя программ Дугласа М. Болтса. Подлые ублюдки драпанули куда глаза глядят, стоило только каждому из них обзавестись собственным Гамном. И от себя лично могу сказать: чтоб их черти съели. А потом закусили Тихоокеанской телерадиокомпанией со всеми ее филиалами. И пусть хоть кто-нибудь вставит майору Долбингу хороший фитиль. Он сам скажет куда. А что касается этого зас…»

Уолл вырубил телевизор. Голос умолк, а светящийся экран задергался, сжался в махонькую световую точечку. Наконец пропала и она.

Овинг распахнул заднюю сетчатую дверь и вышел во двор. Утро было тихое, безоблачное — весь смрадный туман стелился внизу, в долине. Ноги путались в высокой сухой траве, но Овинг не обращал внимания и рассеянно брел вниз по пологому склону к перечному дереву. В прохладном гроте под завесой темных ветвей почти ничего не росло — лишь негромко шуршала бурая листва, усеянная родинками тёмно-красных ягодок. Малышки соорудили здесь шалаш из старых жердей от изгороди — кругом валялись их игрушки. Услышав доносившиеся из дома пронзительные возгласы расшалившихся девчушек, Овинг досадливо поморщился. И так их за полмили слыхать, а днем еще и по склонам горы шастают. Но не станешь же держать детей взаперти. Все-таки не преступники.

Хорошо хоть, удалось подыскать славное местечко. Дом располагался на обширной террасе соток в двести — как раз на полдороге от подножия до вершины. Выше — склон, пересохший и вымерший, точно скелет динозавра, где не росло ничего, кроме каких-то кустистых колючек да еще ряда засохших пальм вдоль оросительного канала. Единственный соседний дом ближе к горной дороге пустовал после пожара. Ниже того дома — еще терраса. Эту прежние жильцы, похоже, использовали как огород. А за бывшим огородом гора резко обрывалась вниз — и у подножия крутого склона торчали хилые посадки апельсиновых деревьев. Фамилию владельца заброшенного дома Овинг как-то высмотрел на почтовом ящике у дороги. Что-то вроде Ла-Веккьо. Интересно, что теперь станется с ним и с его садиком?