Литмир - Электронная Библиотека

Оленин бесцельно скользил взглядом по кремовым стенам и остановился на заказном полотне. Знакомый художник попросил немалую сумму за копию с портрета Иды Рубинштейн. Но Оленин не жалел, что заплатил. Обнаженная Ида была изумительна, великолепна… Копиист использовал матовую темперу[7], как и Серов, посчитавший пошлым блеск масляных красок для изображения такой модели, как Ида. Несколько мазков маслом он добавил только в перстни, украшающие пальцы на ее руках и ногах. Изящные удлиненные кисти, узкие ступни, бездонный взгляд иудейской принцессы, кровавый рот. Чудовищная спина Иды была совершенна и напоминала вечные линии древнеегипетских росписей…

Оленин ощутил смутное томление. Что еще напоминала ему Ида Рубинштейн? Начало двадцатого века, Дягилевские сезоны в Париже… Русский балет… «Шехерезада», где Рубинштейн танцевала Зобеиду, распутную жену шаха…

«Шехерезада» стала гвоздем сезона! Чего Дягилев не ожидал. Столица Франции упала к ногам Иды, как роскошный букет цветов, которыми щедро осыпали ее поклонники… Чувственная нега Востока, утонченная эротика, неприкрытая, не облагороженная этикетом страсть хлынула со сцены и затопила сердца холодноватых европейцев. Всему виной была Ида Рубинштейн с ее нечеловеческой красотой и невероятной пластикой, словно заимствованной из прадавних мистерий…

Доктор замер, забыв о головной боли и раздражающем тиканье часов. Ида исполняла партию Зобеиды… Зобеида! Которую не смог убить обманутый муж и которая сама зарезалась на его глазах…

Оленин был образованным человеком, не чуждым искусства. Изысканная эпоха модерна, предваряющая великий перелом – Первую мировую войну и Октябрьскую революцию, – являлась его любимым временем, когда стиль и эстетика выражали прежде всего пышное увядание, надлом и упадок, закат. Так осенняя природа напоследок дарит глазам и сердцу ослепительную и тревожную палитру красок, где золото и багрянец уже чувствуют ледяное дыхание зимы…

– Зобеида… – прошептал доктор. – Она рассказывала мне о Зобеиде! О том, как страсть порождает смерть… и наоборот…

Она – это Айгюль. Женщина не его мечты. Она пришла, чтобы…

Кажется, он что-то нащупал. Айгюль – Зобеида – страсть – смерть – Ида Рубинштейн – Шехерезада…

По свидетельствам очевидцев, в парижском особняке Иды гостиную «украшали» пыточные инструменты из Сенегала, самурайские мечи…

– Боже… – выдохнул Оленин. – Боже мой!..

Черный Лог

Сима приободрилась. «Колдунья» оказалась совсем не страшной, а даже любезной и гостеприимной. Ее громадный слуга с белоснежной, как у Санта-Клауса, шевелюрой накрыл стол к чаю. Его так и звали – Санта!

Сима обожала домашние пирожки, а Санта принес целую тарелку ее любимых пирожков с повидлом.

– Угощайтесь, барышня, – добродушно потчевал он гостью. – Я сам их испек. К вашему приезду.

Вопрос, откуда слуга узнал о ее приезде, застрял у Симы на языке. Этим людям положено все знать наперед, они ведь имеют дело с нечистой силой… Но и пресловутая «нечистая сила» перестала вызывать у нее суеверный ужас. Вишневые шторы уже казались стильным дополнением к интерьеру, камин перестал пугать, и Сима разглядывала окружающую обстановку не со страхом, а с интересом. «Назвался груздем – полезай в кузов!» – так напутствовал ее дед, провожая к машине. Раз уж она отважилась приехать сюда, нечего строить из себя праведницу.

Сима оттаяла, отчасти освоилась в новой для себя обстановке, прониклась симпатией и доверием к хозяйке дома, которую звали Глория.

– У меня серьезная проблема, – призналась Сима. – Не знаю, сумеете ли вы с ней справиться.

– Я попробую…

– Понимаете, я влюбилась, первый раз в жизни. Жутко влюбилась!

– А он не отвечает вам взаимностью, – высказала Глория то, что стеснялась вымолвить гостья.

– Да…

– Он старше вас.

– Да, – кивнула девушка, откладывая в сторону недоеденный пирожок. – Откуда вы знаете?

«Нетрудно догадаться, – подумала про себя Глория. – Трагедия неразделенной любви обычно написана на лице страдалицы огненными знаками. Предмет безответной страсти наверняка кажется недосягаемым и занимает более высокое положение. Скорее всего, это начальник…»

Карлик, который незримо присутствовал при разговоре, беззвучно похлопал ей в ладоши. Дескать, молодец, преемница! Пока все идет хорошо. Давай дерзай… люди не только научились горшки обжигать, но и прочее божественное им не чуждо. Стоит настроиться на правильную волну, и сведения потекут рекой – успевай только толковать.

Глория с трудом оторвала взгляд от того места, где он «сидел». Она устала от своих сомнений и просто воспринимала фантом бывшего хозяина дома как нечто само собой разумеющееся. Она устала гадать, существует ли он на самом деле или является игрой ее воображения. Во всяком случае, Глория его «видела» и «слышала», в отличие от всех остальных. Порой он давал дельные советы, которыми она пользовалась.

– Вы можете… приворожить мужчину? – сделав над собой усилие, спросила Сима.

Глория улыбнулась, вспоминая свою первую любовь.

– Вы красивая девушка, – сказала она. – И без всяких приворотов привлекаете внимание мужчин.

– Только не его! Он… даже не смотрит на меня. Вернее, смотрит, конечно… но по работе. Когда дает мне указания или отчитывает.

«Она находится у него в подчинении, – похвалила себя Глория за догадливость. – Он ее босс!»

– Он не такой, как все… – пробормотала Сима. – К нему ходит много молодых богатых женщин… и каждая не прочь переспать с ним!

С этими словами она залилась краской, так что ее веснушки утонули в горячем румянце.

– Вы влюблены в человека, у которого работаете? Он врач?

Глория действовала методом «тыка» и часто попадала в цель. Она чуть не ляпнула: «Гинеколог?» Вовремя спохватилась. Никогда нельзя спешить. Спешка – признак дилетанта. Профессионал не торопится… он исполнен достоинства, взвешивает каждую фразу и каждый жест.

– Он психоаналитик, – кивнула Сима, еще больше уверовав в ясновидение собеседницы. – Занимается частной практикой. Известный в городе специалист. Юрий Оленин. Может, слышали?

Глория покачала головой. Модное нынче увлечение психоанализом, навеянное американскими фильмами, ее не коснулось.

– Ну да… вам это ни к чему, – пробормотала девушка.

Она действительно была хороша – Глория не кривила душой, делая ей комплимент. Стройная, гибкая, длинноногая, с высокой грудью, в самом расцвете молодости; милое личико обрамляет копна пшеничных волос. Еще не утратила стеснительность и говорит на нормальном языке, без примеси жаргона. Одета по современному, но не вызывающе.

– Я работаю у Оленина ассистенткой, – объяснила Сима. – Веду журнал посещений, отвечаю на телефонные звонки. У меня мало обязанностей, а зарплата большая. Мне повезло, что он взял меня к себе.

– Оленин холостяк… – задумчиво произнесла Глория.

– Вы как в воду смотрите! – обрадовалась гостья.

– С его профессией нелегко выбрать спутницу жизни.

– Наверное… Он видит людей насквозь.

«Насквозь никто не видит, – мысленно возразила ей Глория. – Даже Агафон, пожалуй, видел многое, но не все…»

– В чем же заключается ваша просьба? – спросила она девушку.

– Я хочу… существуют любовные заговоры… Я читала об этом. Я даже сама пробовала… но у меня ничего не получилось.

– Вы пришли за приворотным зельем? – усмехнулась Глория.

Сима мучительно, до слез, покраснела.

– Это ведь большой грех – прибегать к колдовству? – выдавила она. – Но потом… я надеюсь, что отмолю! Схожу в церковь, покаюсь, и…

– Вы можете заплатить за это не только деньгами. Пользоваться приворотом опасно.

– Я знаю! Я жутко боюсь! Но… как же мне быть? Если нельзя приворожить его, то хотя бы сделайте так, чтобы он стал мне противен.

«Бедная глупышка, – думала Глория, глядя на девушку. – Ей дали денег, чтобы она купила любовь… пусть даже ценой душевных терзаний. Она не сможет забыть, что принудила мужчину к ответному чувству. Хотя… какое это чувство? Наваждение, которое он будет стремиться сбросить с себя, как липкую паутину. Она достойна лучшего. У нее наверняка есть поклонники помоложе…»

вернуться

7

Темпера – минеральные краски, тертые на яичном желтке, жидком клее, меде и иных эмульсиях. Употреблялись в живописи до масляных красок, в новейшее время вновь вошли в употребление в несколько измененном составе.

11
{"b":"152109","o":1}