Я уже писала об испытательном задании «сесть-встать», используемом мной для оценки склонности к послушанию (оно менее опасно и легче контролируется, чем задание «ходьба», предназначенное для той же цели). Я убедительно показала, что данное испытание служит превосходным способом установить с самого начала, предрасположен ли слуга по своей природе к повиновению. Возможно, однако, читатели не вполне уразумели, что впоследствии задание «сесть-встать» позволяет следить за развитием способности слуги к подобострастию. Я рассчитывала проиллюстрировать это на примере Мораг, предшественницы Бесси, но мы с ней плохо ладили, поскольку она отказывалась участвовать в любых делах, которые не числила среди своих «обычных» обязанностей. Она наотрез отказывалась выполнять задание «сесть-встать», невзирая на веемой уговоры. В конце концов однажды утром я (не без опасений) устроила Мораг западню в чулане, предварительно оставив там немного еды, кувшин с водой, ночной горшок, подушку для сидения и кое-что почитать на ее вкус. Я сказала упрямице (через дверь), что она выйдет оттуда только в случае, если клятвенно пообещает пройти проверку на склонность к послушанию. Мораг оставалась в чулане четыре с половиной часа (полагаю, столько времени ей понадобилось, чтобы прочитать «Курант» от корки до корки и хорошенько вздремнуть), а потом, видимо, поняла, что моя воля сильнее, и согласилась выполнить мое требование, если я ее выпущу. По выходе из чулана она не пожелала со мной разговаривать и испепеляла меня злобными взглядами, но все-таки впервые выполнила задание «сесть-встать», показав весьма скромный результат: всего-навсего шесть раз. Тем не менее я поздравила Мораг и в награду дала шиллинг и освободила от работы до конца дня. Похоже, однако, она изображала готовность к сотрудничеству с единственной целью получить свободу, ибо уже через час навсегда покинула мой дом. Я не стану подробно описывать, как она обставила свой уход. Достаточно сказать одно: представлялось совершенно очевидным, что Мораг настроена ко мне крайне враждебно и не собирается возвращаться. (По счастью, в тот же самый день в наше поместье забрела новая девушка).

Конечно, в Бесси нет той природной покорности, какая отличала милую Нору, но, по крайней мере, она гораздо сговорчивее Мораг. Правда, первые результаты, показанные ею при выполнении испытательного задания «сесть-встать», меня порядком разочаровали. Впрочем, не следует забывать, что она раньше не работала в услужении, а потому не приучена каждодневно без раздумий выполнять любые распоряжения госпожи. В отличие от людей, знающих жизнь лучше меня, я имею весьма смутное понятие о фабричном труде, но предполагаю, что после того, как рабочий научается выполнять какую-то свою задачу — потянуть за рычаг здесь, повернуть шестеренку там, — он предоставляется самому себе и продолжает работать уже без всякого надзора. И если с Бесси (как я сильно подозреваю) дело обстояло именно таким образом, значит, она не привыкла к постоянным приказам.

Когда позже я спросила, почему она не пожелала участвовать в эксперименте с полным усердием, Бесси заявила, что просто не понимает, какой в нем «смысел». Разумеется, по-настоящему послушный человек не станет задаваться подобными вопросами, а исправно выполнит все приказы, не задумываясь над всякими «зачем» и «почему». Такое поведение девушки, наряду с некоторыми другими проявлениями, укрепляет меня в подозрении, что она по натуре не склонна к покорности.

Пытаясь выведать у нее еще какие-нибудь сведения, я при случае расспросила ее про так называемого предыдущего работодателя. Данного персонажа, «мистера Леви», девушка явно выдумала в развитие своей истории про службу в должности домоправительницы. Похоже, однако, она сама поверила в свой вымысел и теперь беспрестанно — и всегда в восторженных выражениях — рассказывает о «мистере Леви». Послушать Бесси, так он был святым праведником. Я уже испытываю к нему острую неприязнь, хотя прекрасно сознаю, что он всего лишь плод ее воображения! (Нет нужды говорить, что ответа на мое письмо, отправленное по названному ею адресу, не последовало.)

Подыгрывая ее фантазии, я задала такой вопрос: когда «мистер Леви» (сей непревзойденный образец совершенства!) отдавал распоряжения, всегда ли она знала наверное, какой в них «смысел»? После минутного раздумья Бесси сказала, что понимала «смысел» почти всех желаний хозяина, даже ни о чем не спрашивая, но иные его требования действительно казались странными. Однако она не сумела (или не пожелала) уточнить или описать, в чем именно заключались упомянутые требования, поэтому нам пришлось оставить тему. («Мистер Леви», видимо, не возражал, если она пользовалась газетой, чтобы стереть угольную пыль с ковра.)

Дьявол ее задери, подумала я. Чтобы обозвать моего мистера Леви плодом воображения! Похоже, ответа на свое письмо миссус так и не получила, каковое обстоятельство меня немного обнадежило. Однако меня по-прежнему тревожило сказанное обо мне в подзаголовке про «особый случай», и я стала читать дальше.

Наряду с элементом смятения я ввожу момент задабривания и сближения, поощряя растерянную и смятенную служанку устанавливать близкие, доверительные отношения с госпожой. Чтобы проводить с ней больше времени по завершении дневных трудов, я затеяла уроки пунктуации. (Пускай бедная Нора и уступала Бесси в части словарного запаса, но уж управляться с точками и запятыми она прекрасно умела.) Вечерние занятия дают нам возможность сидеть бок о бок, в спокойной и задушевной атмосфере, и мне кажется, Бесси уже (втайне) воображает, будто мы с ней подруги, а не госпожа и служанка. Она пользуется каждым удобным случаем побыть в моем обществе, например провожает меня до церкви и обратно. Если я удаляюсь в свою комнату, она раньше или позже непременно постучится и зайдет, зачастую под надуманным предлогом. Она также всячески старается выпытать у меня сведения обо мне и моем муже и нередко задает вопросы не вполне пристойные. Преследуя цель завоевать ее доверие, я не пресекаю подобные расспросы, а, наоборот, поощряю (очень незаметно). Время от времени я рассказываю ей какой-нибудь эпизод своей жизни, слегка приукрашивая правду. Уверяю вас, я не пускаюсь в излишние откровения, просто рассказываю достаточно, чтобы у нее создалось впечатление, будто я ей доверяю. Вне всяких сомнений, Бесси совершенно мной очарована. (К слову, теперь она выполняет задание «сесть-встать» по сорок раз — если бы мне удалось заставить ее дойти до пятидесяти, это стало бы настоящим достижением!)

К этому времени меня уже прошибало потом и подташнивало. Но при виде следующего заголовка мне сделалось не в пример хуже, меня охватил натуральный ужас.

Сегодня утром, к великому своему удивлению, я получила короткое послание от мистера Сэмюэла Леви, проживающего на Кэндлригз в Глазго. Он приходится братом «мистеру Бенджамену Леви» с Краун-Гарденс, джентльмену (и в самом деле ныне покойному), которого Бесси назвала своим прежним работодателем. Мистер Сэмюэл пишет, что обнаружил мое письмо на Краун-Гарденс, когда явился проследить за вывозом вещей из дома, простоявшего запертым несколько недель после похорон брата.

По словам мистера Сэмюэла Леви, последние месяцы в доме брата действительно проживала некая молодая ирландка. Однако он утверждает, что звали ее не Бесси Бакли, и просит прислать словесное описание нанятой мной девушки, дабы он (для начала) понял, говорим ли мы об одной и той же особе.

Должна признать, я была весьма заинтригована и отправила письмо с ближайшей почтой. Я сильно подозреваю, что бывшая служанка мистера Бенджамена Леви не подойдет под сделанное мной описание. По моему предположению, Бесси в приступе паники дала мне адрес одной из своих знакомых, возможно, служанки, с которой случайно познакомилась на прогулке в парке. Возможно даже, Бесси навещала девушку по месту работы и мельком видела там хозяина (тогда — то у нее и сложилось впечатление о знаменитом «мистере Леви»). Служанка могла также сообщить ей о смерти хозяина, отсюда и история Бесси, поведанная мне.