366

ЛАКТАНЦИЙ торов. Он отстаивал идею «рациональной реконструкции» истории науки, не придавая особого значения тезису о «несоизмеримости научных теорий», сменяющих одна другую в ходе научной эволюции, который был выставлен в качестве аргумента против этой идеи некоторыми философами (Т. Кун, П. Фейерабенд и др.). Лакатос искал возможность движения к истории науки на почве рационализма. Методология «утонченного фальси- фикационизма» должна была ответить на вопрос: каким образом формируются, изменяются и затем «отменяются», т. е. вытесняются конкурентами, научно-исследовательские программы? В реальных историко-научных ситуациях факторы формирования и трансформации научного знания обнаруживаются и среди метафизических идей, и среди религиозных верований, и среди идеологических или политических ориентации. Такие факторы Лакатос предлагал учитывать «на полях» рациональных реконструкций «внутренней» истории науки и относить на счет отклонений «внешней» истории от нормального, т. е. рационально реконструируемого, хода событий. Это дало основание некоторым критикам для обвинения Лакатоса в недостатке «исторического чутья» (С. Тулмин, К. Хюбнер, П. Фейерабенд и др.). В «рациональных реконструкциях» некоторые важнейшие процессы научного развитая представали как «иррациональные». Однако, по мнению критиков, это скорее говорило об узости представлений Лакатоса о рациональности, чем о некоем «иррационализме» реальной науки. Тем не менее методология Лакатоса является важнейшим инструментом рационального анализа науки, одним из наиболее значительных достижений методологии науки в 20 в. Соч.: Changes in the Problem of Inductive Logic. — The Problem of Inductive Logic. L., 1968; The Changing Logic of Scientific Discovery. L., 1973; Proofs and Refutations and Other Essays in the Philosophy of Mathematics. L., 1974; Доказательства и опровержения. M., 1967; История науки и ее рациональные реконструкции. — В кн.: Структура и развитие науки. М., 1978; Бесконечный регресс и основания математики.— В кн.: Современная философия науки. Хрестоматия. М., 1994; Фальси- фикационизм и методология научно-исследовательских программ. М., 1995. В. Н. Пору с

ЛАКИД(Лакиог|с) из Кирены (ум. ок. 207 до н. э.) — глава платоновской Академии после смерти Аркесилая в 241/40; передал руководство Академией еще при своей жизни (что случилось впервые) Телеклу и Евандру из Фокеи. Лакида иногда считают родоначальником Новой Академии (Diog. L. I 14,1 19, Суда о Лакиде: ос щ vecu; ''АкаОлишс KcofipCev), но более верно относить основание Новой Академии, вслед за Секстом Эмпириком (Pyrrh. I 220), ко времени схолархата Карнеада. В чем состояло скептическое учение Лакида — судить трудно. Наиболее пространное свидетельство о нем — у Евсевия, Praep. Eu.XIV ,1—13 (цитата из истории философии Аристок- ла из Мессены), но там, как и у Диогена Лаэртия, преимущественно рассказы о его жизни; Лакид считал, что философское учение (букв, «школьные разговоры») и жизнь — это разные вещи, что для позднейшей традиции стало очередной иллюстрацией несовместимости теоретического скепсиса и практического поведения. Лит.: Mett H. J. Weitere Akademiker heute: von Lakydes bis zum Kleitoma- chos. — «Lustrum», 1985. 27, p. 39—148. См. также лит. к ст. Скептицизм. М. А. Солопова

ЛАКРУА(Lacroix) Жан (23 декабря 1900, Лион — 27 июня 1986) — французский философ, один из ведущих представителей французского персонализма. Преподавал философию в лицеях Дижона и Лиона, с 1968 — почетный профессор философии, руководитель серии «Presses Universitaires de France», член директората «Semaines sociales». Рассматривал персонализм не как отдельное течение в философии, а в качестве фундаментального проекта подлинно философского анализа. Истоки личностной позиции в философии находил в античности — у Сократа, а позднее у Августина, считая его наследником сократовской мудрости. По Лакруа, современными концепциями, наиболее одухотворенными личностными идеями, наряду с персонализмом являются экзистенциализм и марксизм. В центре внимания экзистенциализма — внутренний мир человека; марксизм интересует «внешний мир» человека, его обусловленность социально-экономическими, политическими и т. п. условиями; в соединении этих позиций и их переработке в персоналистском плане Лакруа видел путь к построению подлинно современного учения о человеке. Последнее не должно ориентироваться на науку, идеологию и даже на философию, коль скоро все они тяготеют к систематизации и схематизму; персонализм — это некое вдохновение, интенция, его предмет — человечество в целом, «универсальное в человеке и человечестве». Лакруа — автор работ по истории философии (о Канте, Конте, Блонделе). Соч.: Marxisme, existentialisme, personnalisme. P, 1955; Le personnal- isme comme anti-ideologie. P., 1972; Le desir et les desire. P., 1975. Лит.: Вдовина И. С. Французский Персонализм. М, 1977. И. С. Вдовина

ЛАКТАНЦИЙ(Lactantius) Луций Цецилий Фирмиан — латинский христианский апологет. О его жизни известно в основном из сочинений Иеронима. Лактанций получил хорошее образование, был учеником Арнобия. Ок. 300 занял кафедру риторики в Никомедии, где Диоклетиан в то время расположил столицу империи; в это же время обратился в христианство. Однако ок. 305, из-за гонений на христиан, он покинул свой пост и отправился на Запад. Примерно с 308 по 317 состоял воспитателем у старшего сына Константина, Криспа. Помимо римских классиков (прежде всего Цицерона, а также Лукреция, Варрона, высоко ценимого им Сенеки) к источникам Лактанция следует отнести его латиноязычных христианских предшественников (Минуция Феликса, Тертуллиана, Кипри- ана), а также греческого апологета Теофила Антиохийского и др.; Лактанций обращается и к орфическим поэмам, герметическим книгам, книгам оракулов и философскому гно- сису в целом. До нас дошли не все его сочинения. К не сохранившимся, упоминаемым Иеронимом, относятся, в частности, несколько сборников посланий: четыре книги — к Пробу, две — к Северу, четыре — к своему ученику Деметрию. Среди уцелевших наиболее известны: 1. «De opificio Dei» («О созидании Божи- ем») — 303—304. Опираясь на биологические и психологические теории своего времени, Лактанций пытается доказать существование Бога и божественного провидения с помощью детального рассмотрения строения человеческого тела как вместилища души и указать читателю на наличие высших целей человеческого существования. 2. «De divinis Institutionibus libri VII» («Семь книг божественных Установлений») — 304— 313. Одна из самых обширных христианских апологий. В первой, собственно апологетической части сочинения, Лактанций критикует как языческую философию, так и религию. Их полная разобщенность приводит к тому, что человек не может претендовать на обладание мудростью, т. е. последним

367

ЛАКУ-ЛАБАРТ знанием вещей божественных и человеческих: философы лишь стремятся к ней, что подтверждается многообразием их учений (Лактанций рассматривает взгляды Пифагора, Сократа, Цицерона и др.), а языческая религия переполнена суевериями и предрассудками. Только вера в божественное Откровение предоставляет человеку, созданному по образу Бога, возможность познать мудрость. К обоснованию главного тезиса — «в мудрости заключена вера, а в вере — мудрость» — сводится стремление Лактанция соединить оправдание авторитета разумом и ограничение человеческого разума божественным авторитетом. Во второй, доктринальной части сочинения ощутим характерный для апологетов 3 в. субор- динационизм; здесь также излагается популярное в то время хилиастическое учение. 3. «De ira Dei» («О гневе Божьем») — 314—317. Направленное в основном против стоиков и эпикурейцев, не допускавших в Боге такой страсти, как «гнев», оно опровергает безразличие Бога по отношению к людям и утверждает силу его правосудия при наказании злых. 4. «De mortibus persecutonim» («О смертях преследователей») — историческое сочинение, описывающее пережитые автором события: отречение Диоклетиана, гражданскую войну и торжество христианства, установленного Константином Великим. Лактанций оказал немалое влияние на Авгуаташ, Иеронима, представителей схоластической мысли. Особенно он был популярен среди некоторых гуманистов Возрождения (Петрарки, Леонардо Аретино, Пшко делла Мшраидолы) как один из основоположников нового типа христианской литературы. Соч.: MPL, t. 6,7; О смертях преследователей. СПб., 1998. Лиг.: Садов. Древнехристианский церковный писатель Лактанций. СПб., 1895; Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. М, 1979; WlosokA. Laktanz und die philosophische Gnosis. Hdlb., 1960. О. В. Голова ЛАКУ-ЛАБАРТ (Lacoue-Labarthe) Филипп (р. 1940, Тур) — французский философ, разработавший свою уникальную версию деконструкции. Профессор философии и эстетики Сграсбургского университета гуманитарных наук, а также приглашенный профессор Калифорнийского университета (г. Беркли). В 1988—89 возглавлял Международный философский колледж. Является членом Международного парламента писателей. Философская позиция Лаку-Лабарта связана с возобновлением интереса к субъективности, якобы утраченной в структуралистских анализах Фуко. Однако это не реабилитация субъекта, не попытка восстановить его в своих правах Если он и обращается к субъекту то «дезисгирующему» («отрекающемуся») или такому, чье конституирование происходит посредством де-конституции. «Дезистенция» — это род нехватки, то, что, предшествуя любому «само-обладанию», есть поражение субъекта в субъекте или в качестве субъекта, Это в сущности «утрата» субъекта. «Дезистирует» такой субъект, который лишен «собственного образа», поскольку не существует единства фигуры, как не существует и сущности воображаемого. Разрушая столько же, сколько оно помогает выстроить, последнее постоянно меняет выстраиваемое — вот почему субъект вынужден иметь дело по крайней мере с двумя образами (либо двойственным образом), колеблясь между одним и другим. Деконструкция определяется им через его постоянную соотнесенность с М. Хайдеггером. Однако хайдегге- ровская «деструкция» дополняется анализом того, что для Хайдеггера составляет фигуру умолчания, — «немыслимого», «субъекта высказывания», или «письма», которого нельзя отождествить с субъектом «метафизики субъективности». Говоря шире, речь идет о мимесисе, чью недооценку Платоном Хайдеггер безоговорочно разделяет, отказываясь сделать мимесис и истину как «сходство или соответствие» (homoiosis) (в отличие от истины как «установления» — aletheia) предметом своих размышлений. Но именно такой мимесис, «вытесняемый» всей философской традицией, и становится ключевым для Лаку-Лабарга. «Aletheia» проникается несоответствием и нестабильностью, имеющими отношение к «homoiosis»y, в свою очередь непрерывно смещаемому в сторону от всякой очевидности. «Изначальный», или «дезистирующий», мимесис «предшествует» в каком-то смысле истине; заранее дестабилизируя ее, он создает желание «соответствия» и позволяет объяснить не только это соответствие, но и его разнообразные эффекты, включая самого «субъекта». Т. о., «неудача» философии, ее «провал» мыслятся Лаку-Лабартом позитивно: в них заключена возможность мысли как таковой. С понятием мимесиса у философа связано столь же «маргинальное» для истории метафизики понятие ритма. «Характер», им предписываемый или вычерчиваемый («типография»), — отнюдь не атрибут нашего существования. Скорее это «условие возможности субъекта». В этом смысле ритм не является чувственно воспринимаемым. Цезура, вокруг которой выстраивается ритм, хотя и не принадлежит порядку ритмического, тем не менее создает условия для различимых смысла и значения, оставаясь посторонней любым оппозициям, противоречию и диалектике. Поворот Лаку-Лабарта к ритму обусловлен стремлением избежать привычных детерминаций субъекта, относимых в первую очередь к самости и представлению, а также произвести двойную деконструкцию как визуального (его гегемонии), так и дискурсивного. Все это имеет своим следствием высвобождение целого ряда областей, которые перестают быть частными онтологиями. Его по-прежнему интересуют, но уже совсем по-другому субъект и политика, художественный и театральный вымысел (в частности, то, что он называет спекулятивным анализом трагедии), поэтический опыт (как опыт преодоления опасности, как полный риска переход), наконец, автобиография. Осмысление связи искусства и философии сблизило Лаку-Лабарта с его соавтором, Ж.-Л. Нанси, и обеспечило влияние его философии как во Франции, так и за ее пределами. Соч.: Пазолини, импровизация.—«Киноведческие записки», 1996/97, № 32; Трансценденция кончается в политике. — В кн.: Социо-Логос постмодернизма. S/L'97. М., 1996; Фигуры Вагнера: Адорно.— «Комментарии». М.— СПб., 1997, № 13; Le Titre de la lettre (avec Jean-Luc Nancy). P., 1972; L'Absolu litteraire (avec Jean-Luc Nancy). R, 1978; Le Sujet de la philosophie (Typographies 1). P, 1979; Limitation des modernes (Typographies II). P., 1986; La Poesie comme experience. P, 1986; La Fiction du politique: Heidegger, Tait et la politique, P, 1987; Musica ficta (Figures de Ws^ner). P, 1991; Le Mythe nazi (avec Jean- Luc Nancy), La Tour d'Aigues, 1991; Pasolini, une improvisation. Bordeaux, 1995; Retreating the Political (with Jean-Luc Nancy). L—N. Y, 1997; Metaphrasis suivi de Le Theaatre de Holderlin. P, 1998. E. В. Петровская