В мастерской по починке компьютеров техник объяснил, что нашел проблему в программе и перепрограммировал установки.
— Теперь все в порядке, док.
Блайт старательно избегала взгляда Джаса, пока он расплачивался с техником и забирал свою аппаратуру.
Они вернулись в Опиату. Toy сказал, что забрал машину, но придется подождать, пока из Окленда привезут запчасти. И только тогда механик сможет ее починить.
— Завтра к пяти часам я должен управиться, — пообещал он.
Джас забрался в фургон, и они направились назад, в долину.
— Спасибо, — сказал Джас, когда Блайт остановилась у его дома, — я очень тебе благодарен.
— Мне было п… — она чуть было не произнесла «приятно», — просто по пути. Дай мне знать, когда тебе понадобится съездить в мастерскую за машиной.
— Еще раз спасибо. — Он помолчал, нерешительно держа руку на открытой дверце фургона. — Могу я предложить тебе зайти ко мне чего-нибудь выпить? Гостеприимство должно быть взаимным, я думаю.
— Нет нужды.
— Я не имел в виду, что это обязанность. И я не возвращаю тебе долг таким способом. Просто хочу выпить. Ты ко мне присоединишься?
Блайт заглушила двигатель и последовала за ним в дом.
— У меня есть бутылка приличного белого вина и несколько банок пива. Или ты будешь кофе?
— Лучше вино.
— Присядь, — пригласил он и прошел на кухню.
Единственным, на что можно было присесть, оказалась темно-синяя софа, стоящая перед длинным низким столиком. На столе лежал ограненный кусок хрусталя, и солнце, висевшее высоко над холмами, отражаясь от сверкающих граней, отбрасывало россыпи огоньков всех цветов радуги на голые стены.
Присев на софу, Блайт взяла его и, медленно поворачивая, любовалась танцем цветных пятен.
Джас вернулся, неся с собой открытую бутылку, один бокал для вина и одну кружку. Он поставил их на стол и разлил вино. Взял себе кружку, а ей протянул бокал и сел рядом.
— Мебели у меня по минимуму, — сказал он.
— Мне нравится, когда в комнате много места.
— Вернемся к подсолнухам. — Он откинулся на угол софы. — Расписанные горшочки, должно быть, расходятся сейчас как горячие пирожки. Скажи, это дело отнимает у тебя много времени?
— Не так уж много, и я…
— Тебе это нравится.
— Да, нравится. Но если я хочу и дальше заниматься срезанными цветами, мне надо будет чаще ездить в Окленд. Надеюсь, если добавить к моей цене стоимость времени и бензина, то она не будет слишком большой. Возможно, мне следовало поискать другие способы доставки цветов в магазин. Например, автобусом или курьером.
— Это было бы не так эффективно.
— Почему?
Джас выглядел озадаченным, этот вопрос развеселил его.
— Я видел тебя в действии. Не многие могут сопротивляться большим карим глазам на личике, похожем на цветок.
— Ты думаешь, я пользуюсь своей внешностью, когда продаю товар? — Блайт вспыхнула от возмущения.
— Нет, я вовсе не то хотел…
— Я деловая женщина, и я привлекаю покупателей не хлопая ресницами, а качеством своего товара.
— Это не совсем то, что я имел в виду.
— Тогда что же, черт возьми, ты имел в виду? — Блайт была разгневана. Он уставился на нее так, будто она была маргариткой, которая внезапно на него зарычала.
— Это был комплимент!
— Нет, неправда. Это было возмутительное двусмысленное замечание, которое…
— Поверь мне, я не собирался оскорблять тебя. Я вообще терпеть не могу оскорблять людей, особенно женщин.
— И все же именно это ты и сделал.
— Тогда извини. Думаю, что таким странным способом я пытался сказать тебе, что ты очень привлекательная… девушка.
Блайт широко улыбнулась.
— Женщина, — поправила она, — привлекательная для тебя?
Он подарил ей ироничную улыбку, и его взгляд легко скользнул по ней.
— Ты не можешь не знать, насколько ты мила.
Снова это слово.
— Наверное, я должна сказать «спасибо». Но я уже наслушалась пустых комплиментов.
— Пустых? Или ты имеешь в виду — неискренних?
— Я просто не думаю, что, — она сглотнула, и только потом ей удалось выдавить из себя это слово, — то, что я мила, может быть причиной комплиментов. То, что я такая, — чистая случайность. Нравится мне это или нет. Это не то, что я достигла своим трудом.
Джас кивнул.
— Понятно. Мне придется извиниться.
Возможно, он действительно понял. Блайт отпила немного вина. Ее глаза остановились на лежащей перед ними открытой книге, и ее внимание привлекли пересекающиеся линии, формирующие пятиугольную фигуру.
— Ой! — воскликнула она. — Это же звезда.
Джас проследил за ее взглядом.
— Это звезда, вписанная в пятиугольник. Мистический символ Пифагорейского общества.
— Да? — удивилась она. — Что в этом мистического?
Он покачал головой.
— Тебе будет неинтересно.
— Ты думаешь, я слишком глупа, чтобы понять, — заметила Блайт, опасаясь, как бы это не оказалось правдой.
— Совсем нет. Если действительно хочешь знать… — Он внимательно посмотрел на нее.
— Да. Хочу. Пожалуйста.
— Подожди минутку, — Джас поставил свою кружку, прошел через комнату в холл и вернулся с карандашом, который протянул ей. Его пальцы коснулись ее, и Блайт неожиданно испытала удовольствие. — Вот. — Он сел рядом достаточно близко, чтобы она уловила его чистый, немного отдающий мускусом мужской запах.
Когда Джас склонился над лежащей перед ним диаграммой, его рука слегка провела по ее руке.
— Ты видишь, как центр пятиконечной звезды образует еще один пятиугольник?
Блайт с трудом оторвала взгляд от его волос и начала изучать картинку.
— Да, но он повернут относительно большого пятиугольника на сто восемьдесят градусов.
— Нарисуй линию из любого угла пятиугольника до противоположного угла.
Она поставила бокал.
— Прямо в книге? — Блайт смотрела на него, взволнованная его близостью. Она заметила, какими живыми и сияющими кажутся его зеленые искристые глаза. Затем увидела, как дрогнул мускул на его лице, когда он задумчиво посмотрел и кивнул.
Она повернулась к книге на столе и, едва нажимая на карандаш, провела линию.
— А сейчас проведи следующую линию к другому углу, — тихо сказал Джас. — И снова продолжай это делать. Вот так.
Она нарисовала другую звезду в середине центрального пятиугольника, содержащую в себе другой пятиугольник. Если она повторит это в меньшем пятиугольнике снова…
— Но это можно делать вечно, — поняла она.
Он снова отодвинулся в угол софы.
— До бесконечности, — согласился он.
— Бесконечность, — повторила Блайт, — в этом и вправду есть мистика.
— Вот еще одна наглядная иллюстрация к идее о золотом сечении.
— Мм… да? — Блайт озадаченно повернулась к нему.
Джас засмеялся, и она почувствовала прилив хорошего настроения.
— Каждый раз, когда ты выделяешь какой-нибудь сегмент, отношение целой фигуры к большей ее части такое, как и отношение большей части к меньшей. Высота Парфенона в Афинах в отношении к его длине также находится в этой пропорции. А высота великой пирамиды в Гизе точно равняется половине ее ширины.
— Древние египтяне знали о золотом сечении? — Блайт была поражена.
— Они писали о «священном отношении». — Джас отпил еще вина. — Даже сейчас существует общество, исповедующее идею о том, что божественное отношение — это дар Господа нашему миру. Последовательность Фибоначчи…
— Что?
— Фибоначчи, или Леонардо Пизанский, итальянский математик тринадцатого века, предложил последовательность чисел, отношение между которыми совпадает с золотым сечением. — Джас сделал паузу. — Твои подсолнухи тоже подчиняются числам Фибоначчи.
— Правда? — удивилась Блайт.
— Корзинка подсолнуха состоит из пересекающихся спиралей, идущих против часовой стрелки, так?
— Мм… Когда растения маленькие, это можно увидеть достаточно четко. Иногда они идут в одном направлении, иногда — в другом.
— Если число спиралей, направленных в одну сторону, равно тридцати четырем, как это обычно бывает, то число спиралей, направленных в противоположную сторону, должно быть пятьдесят пять.
