Фигура Виктора с мертвой девушкой на руках продвигалась дальше и дальше по ночному болоту.

Трясина вокруг жила своей жизнью: шелестела осока, шумел камыш, выл ни с того ни с сего разгулявшийся, ветер, булькала болотная грязь, надрывались лягушки.

И на все это прищуренным глазом полумесяца любовались темные небеса.

Джон очнулся, лежа на холодной каменистой земле лицом вниз и испытывая в раненой руке страшную боль.

«Сколько я пролежал здесь без сознания? Два часа? Три?» — мысленно спросил он сам себя и оглядел свою поврежденную руку.

Судя по ее состоянию, времени, наверное, утекло именно столько, сколько ему удалось предположить — два-три часа лёжки «ни в тех, ни в сех».

Джону захотелось перевернуться на спину. Только вместо этого он, с огрехами, но все же встал. Такое обстоятельство радовало, ибо сперва Джону показалось, будто ему уже вообще не суждено куда-либо передвинуться на своих собственных ногах.

Одновременно с этим он, правда, понимал, что до больницы ему все равно не дотянуть. Настала пора отдавать концы. Вопрос был лишь в том, — как долго он еще сможет оставаться жив.

Вертикальное положение давалось с превеликим трудом.

В ушах шумело, перед глазами плясали цветные круги.

Из-за этих кругов Джон, поначалу, даже принял опустившееся рядом с ним откуда-то сверху свечение за собственную иллюзию.

Но, когда свечение распахнулось, подобно дверным створкам, открывающимся наружу, мужчина ахнул: из потусторонних лучей к нему вышел призрак девушки, одетой в серебристо-зеленое, фосфоресцирующее одеяние.

Джон узнал в призраке знакомые черты, и его сердце остановилось.

— Элен, доченька! — выдохнул он.

Призрак дочери подошел к нему, взял его за здоровую руку и шепнул на чистейшем английском, без американского акцента (это произношение она отработала когда-то специально, чтобы порадовать своего папочку):

— Пойдем.

Купер кое-как сделал несколько шагов… куда? …к трясине.

Именно туда тянула его призрачная Элен.

Не смея противиться зову дочери, Джон все-таки замедлил свое продвижение, когда увидел, насколько невообразимые вещи стали сейчас твориться с топью.

Трясина перекатывалась, дыбилась, подобно волнам неспокойного моря, а в одном месте образовала сотканное из болотной грязи женское лицо.

Лицо посмотрело на Купера угольно-черными глазами.

Взгляд этих глаз мигом проник Джону в душу и могильным холодом растекся там, замораживая все его чувства.

«Гипнотизирует!» — понял Джон. — «Как туманное лицо у озера, явившееся ребятам».

— Пойдем, — снова позвал его призрак дочери.

Джон сделал еще два шага, одновременно понимая, что его утопят, и он не в силах противиться этому. Мужчине, правда, и так уже было ясно, что он здесь обречен на смерть, но умирать, захлебнувшись в болоте, ему не хотелось.

Тут же возникла мысль: почему его собственная дочь, пытавшаяся когда-то, в явлении, подобном этому, добиться от него, чтобы он чуть ли не поклялся ей оставить мысль о посещении болота (какого именно болота тогда, правда, не шло речи, но навряд ли в том разговоре подразумевалась иная топь), вдруг, начала желать ему смерти, причем такой ужасной?

На третьем шаге Джон случайно споткнулся и упал, выпуская руку дочери из своей ладони. Стоило Куперу отвести взгляд от глаз грязевого демона, как сознание тут же прояснилось, а перед собой мужчина обнаружил предмет, из-за которого и не смог удержаться на ногах, — видеокамеру, отброшенную им, в приступе ярости, когда та мешала ему воспользоваться ружьем, чтобы он мог пустить мстительную пулю вслед уезжающему на вездеходе Виктору, отнявшему у него последний шанс принести жертвоприношение Ылму и, естественно, встретиться с Повелителем Хаоса для получения от того экспертной оценки существования загробного мира…

Не теряя ни секунды, ученый схватил камеру, нажал кнопку включения питания, и, крепко зажмурив один глаз, вторым плотно прильнул к ее окуляру.

Стоило ему взглянуть на грязевую паранормальщину через этот «перископ», как ее гипнотическое действие тут же исчезло.

Джон удовлетворенно отметил этот факт… спасибо Бэну, сделавшему в свое время правильные наблюдения, …и повернул объектив видеоискателя к призраку своей дочери.

Увиденное ему не понравилось.

Он даже отвел видеокамеру на мгновенье в сторону, потом, само собой, опять приблизив ее к своему лицу.

Получалось, что если он смотрел на дочь своими собственными глазами, — перед ним была Элен, — аккуратно причесанная, совсем еще девочка, с задорно раскрасневшимися щеками, но, стоило поймать ее в объектив видеокамеры, как она тут же превращалась в некую молодую фурию, с растрепанными волосами, шикарной грудью и похотливым ртом. Собственно, Джон сразу ее узнал, ибо она имела то самое лицо, которое он уже видел недавно на экране компьютера, — лицо туманного призрака…

Ученый осекся, что позволил себе пару секунд назад смотреть на эту особу без объектива видеокамеры. Но, видимо, опасения были напрасны.

Когда Элен брала его за руку, то не излучала никакого гипноза. Отсутствие гипнотического воздействия от нее наблюдалось и сейчас. Возможно, призрак в камуфляже «дочери» стремился обмануть его, сыграть на человеческих чувствах, дескать: зачем мне гипнотизировать старого дурака, если он и так за мной пойдет, как овечка, стоит явиться ему в должном обличье и всколыхнуть несчастную душу.

А дальше уже на подхвате была младшая жена Ылма.

Что же касается гипноза Лукамы, которому Джон только что подвергся, и от которого ему удалось избавиться благодаря счастливому падению, был — как гипноз. В отличие от ее старшей… родственницы, она даже не стала навевать никаких особых причуд на внушаемого.

«Ведь, например, после воздействия Крапы, у Виктора и Михаила наблюдалось непонятное желание к сочинительству и декламированию стихов. К тому же, Миша еще упоминал, будто его, вслед за гипнозом, охватила неимоверная радость…» — отметил Джон. — «Правда, Бэн, после Крапиного воздействия, не испытывал, подобно Виктору или Михаилу, ни желания заниматься рифмоплетством, ни изливать в окружающий мир беспричинный смех. Возможно, все вытекало из индивидуальных особенностей организма и психики, а, возможно, зависело от самих духов, — насколько эти создания желали вмешаться во внутренний мир человека».

Была, правда, еще идея о том, что жены Ылма теряют свои способности в порядке убывания их старшинства: чем младше, тем примитивнее.

Но Купер тут же отмел ее в сторону: все они наделены примерно одинаковой мощью, ибо питаются от одного источника, — Болотного Зверя, — без него эти создания — ничто.

Крапа, отдалившаяся было от Джона во время его падения, опять начала приближаться к нему.

— Ты — не моя дочь, — сказал ей Купер, кое-как вставая на ноги и отступая назад, к алтарю. — Ты — средняя жена Болотного Духа, которая зовется Крапой.

— Я? — невинно изрекла фурия, используя все тот же английский выговор.

«Надо же, обладают такими возможностями, а все-таки их можно, иногда, обвести вокруг пальца», — пришло на ум Куперу, подумавшему о том, как он сейчас раскусил Крапу при помощи видеокамеры. — «Это, наверное, все из-за того, что Болотный Дух специально пустил ситуацию на самотек, и теперь наслаждается созерцанием разыгрывающегося действия».

Но, только ученый подумал об этом, как призрачная дева перестала использовать английский, смекнув-таки, видимо, что ее обман раскрыт. Вместо этого она зашипела, подобно гадюке, уже на русском языке:

— Да, я Крапа, ш-ш-ш…

— Чего шипишь? — осклабился Джон, не решаясь больше посмотреть на бестию без видеокамеры (Лукаму он пока вообще стал игнорировать, не глядя на нее даже через объектив). — Не стыдно? Ведь ты у нас, все-таки, высокого происхождения… Царица тумана и воды, противница счастья…

— Ш-ш-ш… — опять зашипела ведьма.

«Вот тебе и еще один акт общения с духами», — думал ученый. — «То есть, кроме разговора с Ылмом через Рэя Стокера, и внимания телепатическому монологу Гаргейха, подсказавшей мне использовать деньги, как аргумент, в попытке «заарканить» Юлю для похода к сердцу болота, я теперь имею очередной, наверное — самый полноценный треп с представителем небытия… В дополнение к указанным случаям, правда, существовал разговор с оборотнем…, — когда я искал клочок Алексеевой рубашки… Надо же… я совсем забыл, что обмолвился парой слов с каким-то клыкастым! Наверное, слишком испугался в тот миг. Но он тогда, вроде, говорил все только от своего имени. Наверное, старшая жена Ылма «попросила» его передать мне определенную информацию. В этом случае не стоит указанную беседу считать общением с выходцами из потустороннего мира, — ведь оборотень — наш».