Мастерсон выглядел импозантным мужчиной, патрицием, рожденным для богатства. Обладая снежной белизны шевелюрой и глазами цвета стали, он был воплощением мудрости и искренности, идеальным гостем для любого телевизионного ток-шоу. За время работы в ЦРУ он стал виртуозным оратором, опытным функционером, словом, незаменимым представителем учреждения для дачи показаний перед комиссиями конгресса. Связи Мастерсона в сферах обороны и разведки сделали его незаменимым для фирмы.

Зазвонил мобильник Мастерсона, доступный только ему и никому другому. Номер этого особенного телефона знал лишь один человек, и только он мог связаться с Мастерсоном, чтобы сообщить важные вести.

– Заседание только что закончилось, – произнес голос с другого конца линии, – кое-что произошло. Судья Чалмерс ушел в отставку, у его жены болезнь Альцгеймера и…

– Я знал это два часа назад, – прервал Мастерсон собеседника. – Что с прошением по делу Вудраф?

– Оно еще в стадии обсуждения.

Мастерсон выругался.

– Миллард не смог его закрыть?

– Он пытался, но вмешалась Мосс и убедила других отложить голосование.

– Каково соотношение голосов?

– Судьи Дэвид и Мартинес за истребование дела. Мосс не определила свою позицию, но, по мнению Прайса, она склоняется к голосованию за.

– Слава богу, что у Чалмерса болеет жена. Если Мосс – за, то он был бы четвертым.

Мастерсон умолк. Собеседник терпеливо ждал.

– Надо установить в кабинете Мосс подслушивающее устройство. Мы должны знать, к чему она склоняется.

– Я займусь этим.

Мастерсон выключил мобильник и переключил внимание на то, что делается вокруг его офиса. Внизу на улицах сновали взад и вперед люди, совершенно не представлявшие себе, кто правит миром. Сверху они выглядели муравьями, и Мастерсон смотрел на них с такой же неприязнью, с какой смотрел на прочих насекомых. Из миллиардов людей на земле что-либо значили только немногие, и среди них – он сам. Но многое может измениться, если дело Сары Вудраф не будет погребено в конференц-зале. Сейчас все обстоит так, будто история Вудраф является еще одним криминальным делом из захолустного штата, известного лишь своими экологами, живописными горами и кроссовками. Мастерсону нельзя было идти на риск того, чтобы из-за истребования дела началось исследование его Верховным судом. Дело Вудраф не должно всплыть на поверхность. Мастерсон приложит максимум усилий, чтобы утопить его основательно.

Кафетерий Верховного суда открыт для посещения широкой публики, но клерки перекусывают в отдельной секции, дверь которой всегда закрыта. Поэтому они могут обсуждать судебные дела свободно, не опасаясь подслушивания. Предварительное разглашение, например, того, как решится судебное дело, чревато разного рода неприятными последствиями, и клеркам с первого дня внушают необходимость держать язык за зубами. Брэд никогда ни с кем не обсуждал свои дела, но и его босс судья, коллеги-клерки и Гинни были не настолько глупы, чтобы спрашивать об этом.

Брэд в одиночку уплетал ранний завтрак в той самой секции кафетерия, когда к месту за столиком напротив него принес поднос высокий, статный мужчина с военной стрижкой.

– Не возражаете, если я сяду за ваш столик?

– Пожалуйста, садитесь, – ответил Брэд.

Мужчина лет под сорок выглядел староватым для клерка, и Брэд пытался угадать, не обычный ли это посетитель, который забрел в секцию клерков по ошибке.

– Вы Брэд Миллер? – поинтересовался незнакомец и поставил поднос на стол.

Брэд напрягся, ожидая вопросов по делу Фаррингтона.

– Вашу невесту зовут Гинни Страйкер, верно?

– Вы знаете Гинни? – спросил Брэд, испытывая облегчение оттого, что ему не будут досаждать неуместным любопытством по сложному делу.

– Кайл Петерсон, – представился незнакомец, – совладелец фирмы «Рэнкин, Ласк…».

Увидев испуганное выражение лица Брэда, Петерсон рассмеялся:

– Не тревожьтесь. Я временно помогаю судье Прайсу, пока он не наймет кого-нибудь вместо Фрэнка Шепарда.

Брэд сразу успокоился.

– Это ужасно, – вздохнул он.

Брэд встретился с Фрэнком в первую неделю своей работы в суде. Всех клерков потрясло известие о том, что он получил тяжелое увечье в дорожно-транспорт ном происшествии.

– Никогда не видел его, но слышал, что он отличный парень, – сказал Петерсон.

– Именно. Но как вам досталось его место?

– Я помогал судье Прайсу, когда начинал работу в «Рэнкин, Ласк…», и мы сохранили контакты после его перехода в Верховный суд. Ему удобно со мной, и он доверяет мне. Фирма сочла, что мне не повредит поработать здесь, поэтому… – Петерсон пожал плечами.

– Вы знакомы с Гинни? – спросил Брэд.

– Мы делаем вместе один проект. Когда судья Прайс попросил меня подменить его помощника, я сообщил ей об этом, а она сказала, что вы здесь работаете. Я помню ваше имя и внешность из газет и телевидения.

– Это мое проклятие.

Петерсон засмеялся:

– Тогда зачем вы работаете клерком?

– Мне в самом деле нравится эта должность. Почетно сотрудничать с судьей Мосс, работа интересная и важная. Нагрузка временами чрезмерная, но меня устраивает мое положение.

– Да, находиться здесь престижно, и вы сможете найти хорошее место, когда тут надоест. Могли бы подумать о «Рэнкин, Ласк…»… Хотя не знаю, принимает ли фирма в свой штат супружеские пары.

– Я уже работал в Орегоне в крупной фирме и не хотел бы заниматься этим снова. Вот если бы в министерстве юстиции или, может, в сенате либо в палате представителей.

– С этим не должно быть проблем. Бьюсь об заклад, у судьи Мосс уйма связей. А вот насчет вашего босса… Вы не в курсе, что она сделала в конференц-зале? Миллард так обескуражен.

– Не знаю, – осмотрительно ответил Брэд.

– Это, кажется, касается петиции по делу Вудраф.

– Я не имел отношения к этому делу, а судья никогда не обсуждает то, что происходит в конференц-зале.

– М-да, что-то его расстроило. Обычно он довольно добродушный человек. Вы случайно не знаете, как она собирается голосовать по петиции? Его настроение может быть связано с этим.

– Я уже говорил, что не занимался этим делом и судья ничего не говорила мне о нем. Я даже не знаю, какого характера это дело.

– Босс явно расстроен, – повторил Петерсон. Затем он откусил от своего бутерброда. Брэд сделал то же самое. – Значит, вы работали в Орегоне, – продолжил Петерсон, не прекращая жевать. – Я там никогда не был, но слышал, что это прекрасное место…

В библиотеке на верхнем этаже здания Верховного суда все казалось волшебным: стены, богато отделанные дубовыми панелями, роскошные красные ковры, освещаемые огромными люстрами, и длинные столы с полированной поверхностью, за которыми удобно писать и заниматься исследованиями. Для Брэда Миллера вовсе не было необычным блуждать взглядом по потолку с лепниной или по барельефам, символизирующим право, науку и искусство, которые украшали семь огромных арок с каждой стороны библиотечного зала.

В противоположность этому, в тренажерном зале, расположенном над библиотекой, не было ничего завораживающего. Несколько узких лестниц вели в вытянутое бесцветное помещение, заполненное тренажерами, стационарными велосипедами и другими образцами тренировочной техники. Рядом с тренажерным залом находился баскетбольный корт, метко прозванный «Верховным кортом страны» (слово «корт» звучит на английском так же, как «суд»), который был ареной многих вдохновенных игр блестящих атторнеев, готовых обменять свои причудливые степени на шанс сыграть в Национальной баскетбольной ассоциации.

Этим вечером Брэд оказался на корте единственным игроком. Используя один из своих коронных финтов, он обошел воображаемого Коби Брайанта из «Никс», прежде чем произвести бросок с линии над вытянутой рукой Шакила О’Нила. К сожалению, мяч отскочил от железного обода корзины, что стоило в свое время «Никсам» участия в чемпионате Национальной баскетбольной лиги. Брэд выругался и уныло потрусил к стене за мячом.