Вслед за «Жиропланом» стали подниматься в воздух винтокрылые аппараты других конструкторов. На них также присутствовали только те системы, которые требовались для осуществления отрыва от земли. Органы управления, не говоря уже о второстепенных видах оборудования, отсутствовали.

Вертолет француза Поля Корню, поднявший 13 ноября 1907 года в воздух своего создателя, имел двухвинтовую продольную схему, а достигнутые на нем высота и продолжительность подъема были значительно скромнее, чем на аппарате Бреге. Еще более скромными оказались результаты, полученные при испытаниях в 1908 году двухвинтовых вертолетов поперечной схемы англичанина Говарда Райта и соосной схемы американца Эмиля Берлинера. Аппараты могли только подпрыгивать в воздух. Одновинтовые вертолеты чеха Франтишека Новака в 1910—1911 годах зависали на привязи только без летчика на борту. Уровень развития науки и техники начала XX века не позволял обеспечить необходимый запас подъемной силы на вертолетах с числом несущих винтов меньше четырех.

При двух несущих винтах, установленных продольно или поперечно, развиваемая ими суммарная тяга не превышала веса конструкции. Уменьшить ее вес можно было только за счет снижения надежности и прочности. При одновинтовой схеме изобретателям приходилось, кроме того, прибегать к всевозможным ухищрениям, чтобы уравновесить реактивный момент несущего винта. В то же время при использовании многовинтовых схем конструкторы были вынуждены решать сложнейшие задачи снижения веса, а также обеспечения прочности и надежности трансмиссии и ферм конструкции. Удавалось это немногим. Из почти полусотни вертолетов, появившихся вслед за аппаратами Бреге и Корню, оторваться от земли довелось лишь единицам. Подавляющее же большинство винтокрылых машин осталось на земле, а тем временем авиация с неподвижным крылом добилась впечатляющего успеха. К концу первого десятилетия XX века самолеты стали полностью работоспособными машинами. В кругах энтузиастов механического полета наметилось разочарование в аппаратах с несущим винтом. Если в 1909 году их постройкой и испытаниями занималось несколько десятков изобретателей, то через два года доводкой винтокрылых машин занималось только несколько «фанатиков».

Иллюстрации Михаила Дмитриева (Продолжение следует)

Вадим Михеев

«Бенжамин Франклин — единственный президент Соединенных Штатов Америки, который им никогда не был», — пошутил однажды один из биографов «основателей» государства.

Но этот мастер дипломатии и искусства компромиссов не мог войти в историю лишь как политик. Франклин был слишком амбициозен и талантлив, чтобы ограничиться деятельностью, которая — а он знал это лучше других — далеко не всегда могла принести плоды.

Бесформенные свечные огарки плавились и шипели, но едва различимый мутный свет в течение всей ночи не мешал мальчику с легким шорохом перелистывать страницы очередной толстой книги. Бракованные свечи он выпрашивал у отца, занимавшегося производством их и мыла. Отец, проснувшись на рассвете и глядя на мальчика, всякий раз пытался вспомнить: когда же его младший сын научился читать? Кажется, словно он родился с книгой в руках. Джошуа Франклин, пуританин, чтобы избежать религиозных гонений, приехал в Бостон из Англии в 1682-м. Бен родился в 1706 году, всего в семье было семнадцать детей. В восемь лет отец отправил его в среднюю школу, он мечтал, что мальчик сделает карьеру священнослужителя, избавив себя от тяжелого и изнурительного физического труда. Но даже те скромные пожертвования, которые полагалось отдавать за учебу, были Джошуа не по карману.

Поэтому уже в десять лет Бену пришлось варить мыло и плавить воск для свечей в мастерской отца. Отдушиной служили книги: Джошуа в Бостоне уважали за честность, образованность и строгие моральные принципы, и его знакомые никогда не отказывались одолжить его сыну книги из скудных домашних библиотек, вывезенных еще из Англии и бережно хранимых. А еще Бен любил океан. Он рано научился плавать, часто удил рыбу с ровесниками. Родители боялись, что сын подастся в моряки (один из их сыновей уже успел исчезнуть, избрав этот путь), к тому же он не упускал случая продемонстрировать отцу свою ненависть к мыловарению. Однажды мальчик подговорил своих друзей ночью соорудить из камней (рядом на берегу строился каменный дом) маленький причал, чтобы было удобнее рыбачить. На следующий день пропажу камней обнаружили, и отец подверг сына экзекуции, несмотря на вполне веские аргументы мальчика о безусловной пользе рыболовецкого причала. «Все то, что безнравственно, не может быть полезно», — таков был вердикт отца. Но Джошуа пришлось поступиться принципами и отдать Бена в подмастерья к старшему из сыновей, печатнику Джеймсу, недавно вернувшемуся из Англии с закупленным там типографским оборудованием, хотя двум представителям семьи не полагалось заниматься одной профессией. Помимо изучения типографского дела Бен пристрастился к написанию баллад. Они так хорошо раскупались, что брат заказывал их ему одну за другой. Однако и здесь вмешательство отца (в последний раз) возымело свое действие: «Все поэты рано или поздно становятся нищими или бродягами». Тем не менее тщеславие юноши было удовлетворено. Когда брат начал издавать и печатать свою газету The New England Courant, 16-летний Бен по ночам (он знал, что ни отец, ни брат не позволят ему стать ее автором) сочинял письма от имени некой вдовушки Сайленс Догуд и по утрам просовывал их под дверь типографии брата. Письма эти (всего он сочинил 16 штук), в которых содержалась едкая сатира на общественные нравы, облеченная в рассуждения немолодой женщины о своей жизни, вызвали восторг у читателей. Брат был доволен успехами анонимного сочинителя, но когда Бен, не удержавшись, признался в своем авторстве, пришел в ярость. Джеймс выгнал Бена из типографии, преподав ему отличный урок: не стоит поощрять свое самолюбие столь открыто. Отец в этот конфликт не вмешался. Оставаться дальше в Бостоне не было смысла. И Бен задумал побег — по тем временам это равнялось преступлению, в основном в бега подавались провинившиеся слуги, рабы или уголовники. Собрав немного денег, он сел на корабль, который доставил его в Нью-Йорк, а через несколько недель на утлом суденышке Бен добрался до Филадельфии. Голодный, оборванный и мокрый от постоянного пребывания на палубе во время шторма, он шел по главной улице города Маркет-стрит. Поравнявшись с булочной и выудив из кармана последний трехпенсовик, попросил хлеба. Булочник, к восторгу Франклина, протянул ему три огромных пышных рогалика — таких в Бостоне не выпекали. Засунув два под мышку, он на ходу жевал третий, шагая по улице. Тогда-то его и увидела впервые будущая жена Дебора Рид, которая вышла погреться на солнце у входа в свой дом. Высокий, широкоплечий, крепкого телосложения, с проницательными серыми глазами, Франклин не был красавцем, но обладал притягательной для женщин мужественной привлекательностью. Судьба приведет Бена в дом семьи Рида в качестве постояльца, но это будет после того, как он найдет работу в одной из двух печатных мастерских Филадельфии — города, несравнимого по уровню своего развития с провинциальным и сонным Бостоном.

Кредит доверия, или вынужденное путешествие

Слухи о способностях, отличном знании печатного дела и образованности молодого человека (в городе было мало людей, у которых тот не одалживал бы книг для чтения) достигли губернатора Пенсильвании сэра Уильяма Кейта. И вот однажды губернатор зашел прямо в мастерскую и позвал Франклина. Вежливо, но достаточно громко высказал ему комплименты, пожурил за то, что тот сам не явился к нему для беседы и, наконец, позвал с собой в таверну «попробовать отличной мадеры». Оставив хозяина с открытым от изумления ртом, они ушли. За бутылкой дорого вина губернатор предложил Бенджамину свое, как выразились бы сейчас, спонсорство. Пообещал снабдить Франклина деньгами, рекомендательными письмами и отправил в Англию для закупки печатного оборудования, чтобы по возвращении тот мог открыть свою собственную типографию и получать заказы от правительств английской (губернаторы колоний назначались в Англии) и местной ассамблей. Наступил день отплытия корабля, но писем и денег юноша так и не дождался. Когда корабль уже прибыл в Англию, Бенджамин упросил капитана открыть для него специальный мешок с губернаторской почтой (но ничего там для себя не обнаружил) и опросил всех встречавших корабль в английском порту, не ждут ли они посланца губернатора. В отчаянии он рассказал все одному из своих попутчиков, купцу из квакеров мистеру Дэнхэму. Тот открыл ему глаза на губернаторские обещания: «Человек, сам не обладающий кредитом доверия, а именно таков Кейт, не может дать кредит даже в виде рекомендательных писем». Еще один урок для Франклина — никакая лесть не в состоянии удовлетворить самолюбие, если за ней не стоят конкретные действия. Впрочем, в Лондоне Бенджамин освоился довольно быстро: нашел не только работу (в одной из самых современных на тот момент типографий), но и друзей, с которыми проводил время в пабах и театрах, а также обилие книг, недоступных в Америке, и немалое количество веселых заведений, где удовлетворял свой интерес к женскому полу. Помимо изучения всех новинок типографского дела Франклин восхищался английской журналистикой (в ней нуждались власть имущие, и потому она была весьма развита по сравнению с только лишь зарождающейся прессой в Америке). Еще в начале XVIII века усилиями Аддисона и Стиля журналистика стала носить в Англии развлекательный характер: сатира, юмор, мистика, рассуждения на житейские темы превалировали над религиозными и политическими и подавались читателю отнюдь не в виде строгих и скучных максим. Рано повзрослевший и пользующийся успехом у женщин всех возрастов и сословий, Бенджамин за невысокую ренту поселился в скромном доме одной вдовы, живущей вместе с незамужней дочерью. Он стал любовником дочери и по вечерам наслаждался свободным разговором на любые темы и даже маленьким ужином (бутербродом с половинкой анчоуса на кусочке масла). Несмотря на обещание писать мисс Рид письма из Англии (родители Деборы пообещали отдать за него дочь по его возвращении), Бенджамин написал девушке одно-единственное письмо, где признавался, что не знает, когда вернется в Новый Свет. Позже в автобиографии он назовет это одной из самых больших своих ошибок. Но однажды тот самый попутчик с корабля мистер Дэнхэм, встретив его в одном из пабов на Стрэнде, предложил Бену стать управляющим его бизнесом в Филадельфии, и Франклин согласился. Вскоре после благополучного возвращения они оба заболели пневмонией. Франклин выздоровел, а смерть мистера Дэнхэма (заменившего ему в каком-то смысле отца) вынудила его вновь вернуться в качестве помощника к своему бывшему хозяину, владельцу типографской мастерской. Собственное типографское дело Бенджамину удалось открыть многим позже.