— Разве поведение аборигенов тебя не беспокоит?

— Ничего тревожного в их поведении нет. Они не знают, кто мы, откуда и как тут оказались, и, без сомнения, мы кажемся им не менее странными, чем они нам. Тем не менее они привели нас к себе домой. Это признак доверия.

Скорее уж глупости. Или по крайней мере наивности.

— Неужели ты этого не понимаешь? — спросила Джулиана.

— Главное, что ты понимаешь, Джули.

Положив ладонь на руку Рафа, Джулиана пристально вгляделась в его глаза.

— Тогда поверь, что мы здесь желанные гости.

Чугенцы принялись подпрыгивать в такт глухим ударам, издаваемым барабаном, сделанным из хитинового панциря какого-то гигантского насекомого. Потом вступили другие музыкальные инструменты: трещотки, полые тыквы, напоминающие маракасы, и еще целая куча всяких приспособлений для производства разного шума. Постепенно танец превратился в праздник для всей деревни. Даже совсем юные аборигены перестали таращиться на незнакомцев и принялись скакать, подражая старшим. Музыка грохотала все громче. Раф предпочел бы послушать другую, но вынужден был признать, что туземцы обладают неплохим чувством ритма.

Пока хозяева занимались своими делами, Элликот принялся развивать теорию, объясняющую, почему их появлению так рады.

— У многих примитивных племен на старой Земле были легенды о небожителях. Неудивительно, если у х’киммов обнаружатся схожие верования. Если я правильно понял, что Ахзт говорил своим, он мог видеть, как упал корабль. Я почти уверен в том, что он отыскал место катастрофы и оттуда шел за нами. Ничего удивительного, если они решат, что мы свалились с неба.

— Может, они думают, что мы боги, — предположила Локхарт.

— Не исключено, — кивнула Джули.

— По сравнению с ними, конечно, — вставил Раф. — Заметили, как эти твари тряслись над единственным ржавым ножиком? А у нас есть инструменты, о которых они и не мечтали.

Начался спор о преимуществах и недостатках веры местных в «божественность» людей. Элликот говорил, что это нехорошо, его поддержала Джули, однако Локхарт, которая во всем искала выгоды, настаивала на том, чтобы не разубеждать в этом местных, и Лангдорф встал на ее сторону. Что касается Рафа, то он помалкивал, не желая настраивать против себя Джули.

Именно потому, что Раф не обращал внимания на спор, он первым заметил процессию чугенок, которые кружили по деревне и с каждым разом подходили все ближе к кучке людей. Одни несли глиняные кувшины, в которых колыхалась какая-то жидкость, другие — какие-то пушистые шарики размером с женский кулачок. Раф уже видел похожие — они росли на деревьях и, наверное, представляли собой местные орехи. Оказалось, что у них срезана верхушка и вычищена скорлупа. Назначение их выяснилось, когда одна из женщин налила в скорлупку немного темной жидкости из кувшина и протянула ее Элликоту.

Курт взял чашу и, делая вид, что обращается к чугенцам, попросил Зандовски сделать химический анализ. Пока девушка готовила пробоотборник, Элликот продолжал свою «речь», в которой говорил, что собирается «накормить» туземцев историей об очистительных ритуалах. Передав чашу Зандовски, он попытался объясниться с чугенцами. Упрощенные обрывки английского в сочетании с тявканьем, лаем, хрюканьем и воем показались Рафу бессмысленными. Очевидно, местные тоже ничего не понимали, но по крайней мере слушали и не набросились на Зандовски, когда та вылила немного жидкости в анализатор.

Через некоторое время, когда даже Рафу стало ясно, что Курт начал повторяться, Зандовски провозгласила:

— Что ж, в основном нейтральные вещества и алкоголь. Углеводы, много микроэлементов. Не знаю… Я бы хотела сделать более тщательный анализ.

— Если мы не выпьем с ними, они обидятся, — бросил Элликот через плечо.

— Не знаю, безопасно ли это, — пожаловалась Джилл.

— Но не вредно?

— Я… По-моему, нет.

Элликот торжественно поднял чашу:

— За вас, профессор Зандовски. Надеюсь, вы правы.

Он сделал глоток и едва не выплюнул жидкость, но заставил себя проглотить.

— Бывает и хуже, — произнес он, мученически улыбаясь.

Местные возликовали и наполнили чаши остальным гостям. Раф решил, что, раз Элликот смог выпить эту дрянь, он тоже сможет. Не позориться же перед Джули. Подняв чашу, Раф понюхал жидкость. Она пахла одновременно дымом и фруктами. Хорошо еще, что не воняет какой-нибудь мерзостью. Раф осторожно попробовал напиток и сделал вывод, что он не так уж и плох. Туземное варево напомнило ему грог, который пили на Лоунсоме зимой. Раф осушил чашу и протянул ее за добавкой. Совсем недурно.

После второй порции он начал думать, что, возможно, туземцы тоже не такие уж плохие парни — разве что только воняют. Он почувствовал себя разомлевшим. Это же обычная выпивка, осенило его. И как любая выпивка, примиряет тебя с окружающим.

Он подсел к Джули и, глядя на нее, вспомнил прошлое, время, когда они учились в университете. Раф мысленно перенесся в то далекое лето, когда они впервые стали близки. Чудесные были деньки! Они делили друг с другом все — мир, постель, неприятности, тайны. Раф уже давно никому не доверял и только с Джули мог позволить себе быть самим собой. Он вспомнил, как просыпался и смотрел, как она спит, прижавшись к нему. Пусть Джули отрицает, что ее к нему тянет, но ее тело все помнит. И Раф тоже ничего не забыл. Они вновь станут любовниками. «Да, — решил он. — Это лишь вопрос времени».

Раф обнял ее за плечи. Джулиана положила голову ему на грудь. Да, все будет так, как прежде. Любовники, товарищи и соратники. Двое против всей вселенной. Ему давно уже не с кем было поделиться своими заботами — своими истинными заботами. А Джули всегда слушала его с пониманием. Раф радовался, что она снова рядом.

— Ты только посмотри на него.

— На кого?

— На Элликота. Посмотри, как он сам поставил себя тут главным. Мне это не нравится.

— Курт не ставил себя главным, — возразила Джули. — Он просто говорит от нашего имени. И по-моему, это правильно. Присмотрись, и ты увидишь, что у х’киммов есть определенная иерархия. Если это типичное лесное сообщество, то у них лидерство ассоциируется с любознательностью и самоуверенностью. Курт уже установил контакт между нашими видами. Если мы сейчас выдвинем кого-то другого, х’киммы этого не поймут. Они лишатся надежды. Я думаю, что их лучше не путать.

— Надежды? — Что за чертовщина у нее на уме? С каких это пор аборигены стали значить для нее больше, чем люди?

А точнее, чем он? — Что ж, у меня тоже есть определенные надежды.

— Сейчас не время и не место. — Джули сбросила его руку и встала. — Мне нужно поговорить с Куртом.

С Куртом, вот как? Раф был слегка раздосадован.

— О надеждах? — спросил он ей вслед, но Джулиана не обернулась. Ну и пусть! Черт с ней! Пускай бежит к предателю Элликоту.

Разозленный, Раф крикнул:

— Что ж, посмотрим, к чему приведут эти надежды! С Элликотом мы можем надеяться только на неприятности!

Одна из чугенок участливо поднесла ему чашу с питьем. Раф схватил ее и, осушив, бросил скорлупку в женщину.

Джули еще пожалеет! Будь он проклят, если не заставит ее пожалеть!

Проснувшись, Джулиана обнаружила, что спина, руки и ноги у нее затекли, а голова, казалось, распухла и стала вдвое больше. Несмотря на это, она заставила себя сесть. Деревня, которую было видно через открытую дверь, была безлюдной, за исключением нескольких х’киммов, спешащих по своим делам.

Хозяева выделили гостям хижину размером с гостевой зал в Ассоциации Шандалтелкак, который, так же как и хижина, не разделялся на отдельные помещения. Джулиана думала, что проснулась раньше всех, но подушка Курта была уже пуста. Она поискала взглядом профессора, но тот, вероятно, уже вышел из хижины. Джулиана позавидовала ему. Без сомнения, Курт был прирожденным социоксенологом: в такой работе необходима устойчивость к алкоголю. «Все дело в опыте, — подумала Джулиана. — Когда-нибудь я тоже так смогу». Тяжело вздохнув, она поплелась к канаве позади хижины, которая служила отхожим местом.