«Лидия, моя дорогая девочка, прочитав несколько раз ваше письмо, я определил, что больше всего потрясло меня в вашей исповеди. Чтобы вам было понятней, я начну издалека. В Петербурге у меня осталась двоюродная сестра, немного старше меня, с которой меня связывает нежная дружба, мы долго воспитывались вместе у нашей бабушки. Лет семь назад, когда я был еще очень молод, а моя сестра Аня поступила уже в театральную труппу к Вере Федоровне Комиссаржевской, у нее была подруга, прелестная молодая женщина, тоже актриса. Я был настолько очарован ею, что влюбился, впрочем, совершенно платонически. Во-первых, потому, что благоговел по-детски перед женщинами (это и теперь за мною водится), во-вторых, потому, что она была женой поэта, которым я сильно увлекался в то время. Я не буду называть его имени [1], хотя вы можете догадаться сами, так как знаете его стихи. Его жену зовут Любой. Я приходил к ним в театр, старался попадаться ей на глаза, когда она шла с репетиции с Аней домой, приходил часто к Ане в надежде застать у нее предмет обожания, в общем, вел себя, как дитя — или как влюбленный. Аня подшучивала надо мной, Люба была ровна и приветлива, она не принимала меня всерьез хотя бы потому, что я был намного младше ее. И вдруг настал черный для меня день. Стоя у театра, я увидел, как моя обожаемая Люба, мой Идеал, моя Звезда, вышла из театра с господином, совершенно не напоминающим ее мужа, и пошла, держа его за руку. Они о чем-то говорили и весь их вид, их жесты, нежные взгляды говорили об их близости. Усаживая ее на извозчика, он поцеловал ее руку, а потом, украдкой, — в губы. Я остался стоять, как пригвожденный к месту. Когда я обрел способность воспринимать действительность, я преисполнился такого негодования, разочарования и презрения, что, придя к Анюте, все ей высказал, употребляя самые резкие выражения. Хорошо, — сказала сестра, я расскажу тебе историю ее замужества, если ты дашь мне клятву, что никогда и никому не расскажешь об этом. Тогда ты поймешь трагедию этой женщины и простишь ее, если у тебя есть сердце и разум. И она рассказала со слов самой Любы, которая была очень откровенна с подругой, о том, что брак этот был изначально свершен по великой любви. Ее будущий муж любил ее безумно и добивался очень долго, чуть ли не четыре года. Она была для него Прекрасной Девой, Пречистой и Светлой. Он боготворил ее. Наконец, она согласилась выйти за него замуж, покоренная его возвышенной любовью. Она была молода и невинна и не представляла сущности брака, она полностью доверяла ему. Проходили дни, месяцы, а она все еще была для него Пречистой Девой и Прекрасной Дамой. Он держал ее за руку и говорил о своей великой любви. Он позволял себе прикоснуться поцелуем к ее лбу. Он все время твердил, что никогда не осквернит ее грубыми ласками, какими ласкают развратных женщин. Между тем, когда у него возникало вдруг желание таких ласк, он искал их как раз у таких женщин, в пьяном разврате. Она же оставалась для него образом Вечной Женственности. Ее это приводило в растерянность. Она не могла понять своего предназначения в этом браке. Зачем она ему нужна? И зачем ей нужен он? Поставив ее на пьедестал, он уже не интересовался ее истинной душой, она стала для него Символом, то есть предметом неодушевленным и, что еще ужаснее, бестелесным. Вся ее неосознанная жажда любви осталась жаждой, то есть мучила ее, пока она не встретила человека, который влюбился в нее, что было не сложно, но и приложил все усилия к тому, чтобы увлечь ее. С ним она наконец узнала счастье и простые радости разделенной любви. Муж при этом посвящал ей стихи вроде таких:

Когда сестра все это мне рассказала, я ужаснулся, потому что даже я, тогда безусый юнец, понимал, что Женщина — это душа и тело, так и у Любви есть душа и тело, которые неразрывно связаны, как две стороны одной медали. И одной без другой не бывает. Она была любима, как Душа, да и то превратно, вы же столкнулись с проблемой тела, но ни она, ни вы не испытали настоящей любви, которая полна и совершенна именно в своем двуединстве. Я утомил вас своим рассказом? Я желаю вам испытать когда-нибудь сильную и настоящую любовь, соединяющую сердца, души и тела в ослепительные и прекрасные объятья.»

«Андрей, друг мой, своим рассказом вы ошеломили меня. Действительно, я представляла себе любовь исключительно как родство душ, общность вкусов и интересов. И меня не тяготил бы такой брак, какой вы описали. Кроме того, что я боюсь тайн своего тела, которое поражает меня иногда своей неуправляемостью, я так много работаю со своим телом, давая ему нагрузку упражнений и усилия движения на занятиях, репетициях и спектаклях, что в конце дня, гудящее от усталости, оно имеет только одно желание — покой и отдых. Это время я могу посвящать своим уму и душе, размышляя, читая книги или мечтая. Теперь еще я пишу вам письма и это приносит мне такую радость, словно мы сидим все еще в сквере в Берлине и вы держите меня за руку. Я хотела бы узнать что-нибудь о вас еще. Расскажите мне о своей любви.»

«Милая моя, как я счастлив, что вы вспоминаете обо мне так , я тоже помню вашу руку в своей, она, по-моему, слегка дрожала, вы нервничали в страхе, что я могу осудить вас и отвернуться с презрением. Ваше признание, что наша дружба, наша переписка много значат для вас, сделали меня счастливым. С тех пор, как я увидел вас в вагоне «Норд-Экспресса», я неизменно думаю о вас с нежностью. Ваше личико под разными шляпками в модном магазине стоит перед моими глазами. Я бы многое хотел сказать вам, но сделаю это при нашей встрече. А теперь я расскажу вам, по вашей просьбе, о своей жизни, хотя никакого интереса она, по-моему, не представляет. Я уже писал вам, что воспитывался у бабушки и лучшим другом детства была у меня моя сестра Аня. Она старше меня на четыре года, но, что удивительно, между нами было всегда такое понимание и близость, что мы не чувствовали этой разницы. Аня все мне рассказывала и я с детства представлял себе чувства и проблемы молодой девушки. Она советовалась со мной обо всем. Я знал все ее увлечения, всех молодых людей, что ухаживали за ней, потом она делилась со мной переживаниями первой любви, первыми разочарованиями. Это многое дало мне. Я теперь понимаю женщину и знаю, что может принести ей нравственные страдания. О моем первом увлечении я вам уже рассказал. Следующее было серьезнее и окончилось трагично для меня. Я познакомился с одной дамой, родственницей студенческого товарища. Мы приехали к нему в имение на каникулах и собирались заняться подготовкой к работе, которую должны были сделать вдвоем на следующий учебный год. Имение находилось на берегу Оредежа недалеко от Белогорки. В округе было много молодежи и мы, забыв о занятиях, весело проводили время. Когда появилась эта дама, совсем еще молодая, лет двадцати пяти, я, полюбовавшись ее милым личиком, перестал обращать внимание, так как знал, что она замужем. Но вскоре с изумлением заметил, что она сама проявляет ко мне интерес. Вы можете представить, что жизнь на даче несет в себе особую прелесть вольной жизни, и можно найти множество способов встречаться как бы случайно и совершенно свободно, без назойливых посторонних глаз. Моя прелестная дама устроила все так ловко (это я только потом уже понял), что мы все время встречались в самых романтических обстоятельствах. Наши беседы обо всем доставляли мне огромное удовольствие, она была чрезвычайно умна и не скрывала этого. Не прошло и недели, как я был влюблен. Наши свидания приносили мне невероятное счастье, потому что я видел, что моя любовь находит такой же отклик у нее. О, она умела любить самозабвенно. То, что она делала для меня, стараясь доставить такой же восторг, который испытывала сама в моих объятьях, совершенно уверило меня в том, что она подлинно любит меня. Несколько раз я заговаривал с ней о том, что надо решить вопрос с ее мужем, развестись с ним или просто расстаться. Я был согласен на все: жениться на ней, быть ее любовником, если будут препятствия к ее разводу, но я не хотел расставаться с ней и предоставлял ей право выбрать приемлемый вариант. Она же все время твердила, что не может уйти от мужа по каким-то непонятным причинам и предлагала продолжать встречаться и дальше, соблюдая некоторую осторожность. Вернувшись в город, мы продолжали встречаться иногда, но это стало приобретать вид пошлого адюльтера. Я несколько раз встречал ее с мужем, очень симпатичным господином, и ее старания показать всем и ему в первую очередь, что она его обожает и примерная жена, бросая при этом на меня игривые взгляды, обещающие новые утехи при свидании, сначала не шокировали меня, я слишком любил ее и не замечал ее непоследовательности. Глаза раскрыл мне мой товарищ, который рассказал о ее многочисленных любовниках, с которыми она вела себя так ловко, что все верили в ее исключительную любовь, при том она вертела своим мужем, как хотела. Я не верил, что это может касаться меня, но решил поговорить с ней определенно, поставив условие, при котором, если она меня любит, должна доказать это. Она расхохоталась мне в лицо. Я долго еще любил ее, хоть порвал все отношения. Трудно забыть такую любовь, что мы пережили с ней летом. Я и сейчас верю, что это было пусть мимолетное, но подлинное чувство. Такое сыграть невозможно. Эта женщина, по-видимому, мгновенно воспламенялась любовью и искренне любила какое-то время, но долго не была способна выдержать такой силы чувств, ей требовалось передохнуть или отвлечься на другого, к которому она будет так же пылать страстью. Это чисто внешняя канва событий, что творилось в моем сердце, вы можете представить. Уже успокоившись немного после пережитого разочарования, я много думал о том, может ли человек любить несколько раз так же сильно и искренно, настоящей любовью, или любовь только одна в жизни. Хотелось бы думать, что любовь исключительна, но я знаю, что любовь, случается, проходит и тогда дай Бог, чтобы пришла когда-нибудь новая, не менее чудесная.»