Чтобы скрыть пережитое после сообщения миссис Бишоп потрясение, Кэтрин пришлось разыгрывать перед матерью настоящий спектакль. Она не хотела, чтобы та догадалась о том, что произошло между ней и Марком. Сначала Кэтрин не верилось, что Марк назвался вымышленным именем, а уж смириться с горьким известием, что он женат, она просто отказывалась. Но затем шок сменился гневом. Доктору Эллингтону, как она теперь называла его, видимо, захотелось развлечься во время отпуска. И она сгорала от ярости и стыда, вспоминая, как по наивности предоставила ему такую возможность, пригласив в свою постель, где теперь долгими бессонными ночами старалась забыть его.

Почти все лето стояла хорошая погода, но Кэтрин больше не ходила на пляж. Вместо этого она проводила все свободное время со своими школьными друзьями. Днем же она напряженно работала, изо всех сил стараясь хотя бы частично освободить мать от забот, ибо теперь на собственном опыте знала, как трудно со всем управиться одной. Некоторое разнообразие в их четко размеренный образ жизни внес приезд бабушки и тети Грейс. Они вчетвером даже устроили небольшое торжество, когда пришли результаты экзаменов Кэтрин, подтвердившие ее поступление в университет.

Как бы там ни было, с горечью думала Кэтрин, детство закончилось. Пришло время взрослеть.

Поведав свою историю Ханне, Кэтрин почувствовала, что ей стало намного легче. Возможность поделиться наконец своей тайной значительно улучшила ее состояние. Когда в конце следующей недели вернулась мать. Кэтрин могла с полным основанием сообщить ей, что чувствует себя прекрасно. Беатрис со слов Руперта узнала о пожаре, но Кэтрин удалось заверить перепуганную мать, что ничего страшного с ней не случилось, она ходит на работу и уже вернулась к своей нормальной жизни.

Кэтрин расспросила мать об отдыхе, обещала провести один из выходных у нее и, повесив трубку, устроилась поудобнее, чтобы провести остаток воскресного вечера с книгой перед камином. Неяркий свет и плотные занавески на окнах, за которыми бушевала февральская непогода, создавали в гостиной атмосферу покоя и уюта, поэтому когда раздался звонок в дверь, Кэтрин недовольно поморщилась, лелея надежду, что это не Герберт. Неделя на работе выдалась трудной. Сейчас ей не до гостей. Тяжело вздохнув, Кэтрин подошла к двери, сняла трубку переговорного устройства, но в следующую секунду чуть не выронила ее из рук.

— Это Марк, — послышался в трубке голос, который она меньше всего ожидала услышать. — Кэтрин, пожалуйста, удели мне несколько минут.

Она замерла, испытывая соблазн отказать ему, сообщив, что он оторвал ее от романтического свидания с воображаемым любовником. Но любопытство взяло верх, и она нажала на кнопку, открывающую входную дверь.

За то короткое время, что гость поднимался по лестнице, Кэтрин удалось немного подправить косметику на лице и взять себя в руки. Она полностью владела собой, когда открыла ему дверь.

Войдя в квартиру, он на мгновение остановился, и Кэтрин подумала, что сейчас он совсем не напоминает ей того, прежнего Марка, да и мало чем похож на элегантного врача, с которым она познакомилась совсем недавно. Одет он был в промокшую замшевую куртку, дешевые брюки и толстый свитер, мокрые волосы растрепались, хотя именно это, с раздражением была, вынуждена признать Кэтрин, сделало его еще привлекательнее. Его неожиданное появление выбило ее из колеи, вызвав весьма нежелательный в данную минуту всплеск эмоций.

— Надеюсь, я не оторвал тебя от дел, — суховато спросил он.

— Вовсе нет, — ответила она, стараясь обрести самообладание. — Я просто читала.

— Я пытался дозвониться до тебя, но ничего не вышло, — продолжал Марк. — Иначе я бы заранее обговорил время…

— Ты консультирующий врач, а не я. У меня нет привычки назначать время встречи. — Она жестом указала ему на стул. — Давай я повешу твою куртку. Она вся промокла.

— Спасибо. — Он подал ей куртку и дождался, когда она вернется. — Как ты себя чувствуешь?

— Вполне нормально. Неделю назад я уже приступила к работе, — спокойно сказала она. — Как только сняли швы, дело быстро пошло на поправку… во всяком случае, если не с моей внешностью, то со здоровьем. Хотя мне сказали, что шрам со временем пройдет.

— Под волосами его не видно.

— Какова цель твоего прихода? — прямо спросила Кэтрин. Консультирующие врачи, кажется, не посещают больных на дому.

— Я здесь, не как врач.

— Я об этом уже догадалась!

Марк молча взглянул на нее, словно пытался узнать юную Кэтрин в этой сдержанной молодой особе, которая смотрела на него с видом выносящего приговор судьи. На ней были вельветовые брюки и серебристо-серый свитер, делавший ее глаза ясными и холодными.

— Почему ты не перезвонила мне, Кэтрин? — спросил он наконец.

— А зачем мне тебе звонить?

— Ты знаешь зачем, — срывающимся голосом произнес он, подавшись вперед всем телом. — Судьба вновь свела нас, Кэтрин, и я признателен ей за это. С того момента, как я увидел тебя на больничной койке, я не переставал думать о тебе. И не пытайся лгать. Я тебе столь же небезразличен, как и ты мне.

Усмешка появилась на лице Кэтрин.

— Смотрю, ты до сих пор уверен в собственной неотразимости. Но уж если кому и не пристало говорить о лжи, так это тебе!

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты не понимаешь, то и говорить не о чем. К тому же теперь это не имеет никакого значения.

Марк в задумчивости смотрел на нее.

— Я не верю этому, — произнес он наконец. — Ладно, не хочешь говорить о нас, Кэтрин, давай поговорим о Руперте.

Кэтрин недоуменно взглянула на него.

— Не понимаю. Почему тебя должны занимать мысли о моем брате, Марк?

Марк поднялся с места и, подойдя к камину, уставился на потрескивающие поленья.

— Может, мы перестанем ходить вокруг да около, Кэтрин?

— Если бы я понимала, о чем ты говоришь, то с радостью бы сделала это, — съязвила она. — Что примечательного ты нашел в моем брате? Он — просто девятилетний…

— Нет, не просто, правда? — воскликнул Марк, поворачиваясь к ней лицом. — Признайся. Ведь он мой сын.

— Что? — Кэтрин яростно затрясла головой. — Он вовсе не твой сын. Он мой сводный брат. Моя мать вышла замуж вскоре после… после нашей последней встречи. А на следующий год родился Руперт.

— Но я всегда полагал, что твоей матери, как и отцу, за шестьдесят. Не скажешь ли сколько ей на самом деле лет?

— Конечно, скажу. Сорок семь. Ей было тридцать восемь, когда родился Руперт. — Кэтрин вскочила с места. — Теперь, когда мы все выяснили, возможно ты уйдешь?

— Нет. — Марк пронзил ее взглядом. — Я по-прежнему считаю не просто случайным совпадением, что десять лет спустя после нашего романа, я вдруг обнаруживаю у тебя по возрасту годящегося тебе в сыновья брата, обладающего такими же как у меня голубыми глазами и темными волосами.

— Чистое совпадение, — усмехнулась Кэтрин. — На Рождество Руперту исполнилось девять лет. Ты не акушер, но, думаю, вполне способен подсчитать. Наш, как ты изволил выразиться, роман имел место в августе, так что простой подсчет противоречит твоему предположению.

— Данные можно подделать, — не сдавался Марк. — Вы очень близки с матерью. Уверен, что она согласилась бы воспитать этого ребенка, как своего.

— Руперт — ее ребенок, — с жаром воскликнула Кэтрин. — С чего это вы столь рьяно записали его в свои сыновья, доктор Хьюс-Эллингтон? Не потому ли, что в вашей семье одни девочки? Нет наследника, чтобы носить вашу аристократическую фамилию?

— У меня нет детей. И жены тоже. — Бесстрастно произнес он.

— Когда-то она у тебя была, — спокойно сказала Кэтрин.

Надолго воцарилась напряженная тишина, слышалось лишь, как потрескивают дрова в камине.

— Выходит, ты знаешь, — произнес он наконец, лицо его внезапно осунулось. — Как тебе удалось узнать?

— В тот вечер, когда ты не пришел, я позвонила в гостиницу. Выяснилось, что ты поспешно уехал, а номер, как оказалось, был заказан для тебя и твоей жены. Тогда я поняла, что ты заторопился к ней. — Глаза Кэтрин сверкнули недобрым огнем. — Миссис Бишоп также сообщила, что твоя фамилия Эллингтон. Вымышленное имя и жена — этого оказалось достаточно. — Кэтрин повернулась и вышла в кухню, чувствуя, что дрожит от ярости. Прошло несколько минут прежде, чем ей удалось вернуть самообладание, после чего она вернулась в комнату и подала Марку куртку. — Прощай.