— Пожалуйста, Роури, — проговорила она тихо, — позволь мне взять его.

Он открыл рот, собираясь возразить, но Энджел опередила его:

— И в конце концов, ты давно смотрел на себя в зеркало? Ты же не в состоянии приглядеть за ребенком!

— И что ты под этим подразумеваешь? — сонно спросил он, стараясь вспомнить, сколько точно ей лет. В приглушенном свете коридора, с распущенными волосами, падающими ей на плечи, Энджел казалась восемнадцатнлетией, хотя он понимал, что этого не может быть. Ей исполнилось двадцать, когда она вышла замуж за его брата. — Может, ты хочешь обвинить меня в том, что я слишком много выпил?

— Выпил? — Она осмотрела его оценивающим взглядом. Она выросла с людьми, которые добавляли виски в утренний чай! — Нужно гораздо больше, чем три четверти бутылки вина, чтобы мужчина твоего роста и твоей комплекции был пьян, Роури Мандельсон!

— Но я-то чувствую себя пьяным, — пробормотал он, а потом неожиданно протянул руку, погладил ее волосы и, подавшись вперед, прижался губами к ее губам.

Хорошо, что у Энджел на руках был ребенок, иначе она не знала бы, как вести себя в ответ. Может быть, и она чувствовала легкое опьянение, иначе нельзя объяснить ее желание ответить на этот короткий поцелуй, обхватив руками его шею и прижавшись к нему всем телом, так, чтобы он не позволил ей уйти. А собственно, почему она, словно наивная деревенская девочка, приходит в такое возбуждение из-за одного лишь невинного поцелуя?

Если бы он совсем не пил, Энджел, возможно, сделала бы именно то, чего ей хотелось. Но он выпил, пусть не так уж много вина, но, возможно, достаточно, чтобы отрицать утром подобную торопливость.

И кроме того, Энджел внезапно поняла, что Роури по-настоящему увлекал ее. Но этот мужчина не остановился бы после одного поцелуя. И что будет с ней, когда он, столь опытный в обращении с женщинами, заставит ее почувствовать всю ее слабость?

Она, дрожа, отодвинулась от него. Молча покачала головой. Шелковистые волосы обрамляли бледный овал ее лица.

— Я думаю, нам сейчас лучше лечь спать, — сказала она ему, едва дыша.

Роури кивнул. Ее слова прозвучали слегка двусмысленно. Ему страстно хотелось прижаться к ней. Он постарался отшутиться, надеясь, что это поможет ему освободиться от невыносимого желания:

— Наверное, было бы лучше, если б мы уже легли.

Энджел ожидала от него всего, чего угодно, только не такой быстрой капитуляции. Она почувствовала явное разочарование. Он мог бы побороться за нее!

— Тогда спокойной ночи, — безжизненно произнесла она.

— Спокойной ночи, Энджел, — прошептал он. — И спасибо, — добавил он нежно.

Она широко открыла глаза. За что он ее благодарит? За позволение поцеловать себя? Или за непозволение продолжать?

— За что?

— За все.

То, как он сказал это, тронуло ее сердце.

— Спокойной ночи, Роури, — ответила она неуверенно и быстро прошла с ребенком в комнату, пока ее лицо не выдало ее мысли или, хуже того, полуосознанные желания.

Она поставила колыбельку Лоркана и начала задумчиво расчесывать волосы. Какую женщину полюбит Роури Мандельсон? — думала она печально, пока готовилась ко сну.

Уложив Лоркана, она протерла лицо, переоделась в теплую пижаму и легла в постель, надеясь уснуть, но скоро поняла, почему молодые матери часто выглядят такими бледными и взволнованными.

Оказалось, она не готова к тому, что Лоркан будет просыпаться регулярно каждые два часа. Да, ей приходилось ухаживать за маленькими детьми, но у нее еще не было опыта обращения с человеком, которому всего две недели от роду.

Да еще с таким, у которого нет ни отца, ни матери. И хотя Роури говорил, что дети в его возрасте еще слишком малы, чтобы у них успели сформироваться какие-нибудь сильные привязанности, Энджел не могла этому поверить. Она могла поклясться, что малыш скучает по матери.

Этой ночью Энджел спала очень чутко и просыпалась каждый раз, когда просыпался Лоркан. Обычно она спала не меньше восьми часов в сутки и не любила, чтобы ей мешали, но, когда ее будил этот младенец, она не чувствовала ни раздражения, ни злости.

Она кормила его и меняла пеленки, брала к себе в кровать, гладила его нежную кожу. И пока она разглядывала крохотные пальчики, крепко обхватившие ее собственный палец, она медленно начинала понимать, что Лоркан будет для нее гораздо больше, чем просто работа.

Потому что была связь между ней и этим крохотным, беззащитным комочком. Связь слишком сложная, чтобы пытаться ее анализировать, но Роури проявил удивительную проницательность, обратившись к ней за помощью. Знал ли он, что она сделает для этого малыша гораздо больше, чем любая другая няня, нанятая даже в самом лучшем агентстве?

Была какая-то ирония судьбы в том, что она готова отдать Роури все, чего ждут от жены, не получая взамен ничего из того, что придает смысл роли жены!

Впрочем, все это только теория.

Ребенок зашевелился, его маленькие ножки и ручки бестолково задвигались, крохотные пальчики снова сжали ее палец. Она смотрела на младенца, и ее сердце разрывалось от нежности к этому невинному крошке, весь мир которого был уничтожен одним жестоким ударом судьбы.

И она, именно она держала сейчас его на руках. Ей предстояло создать для него мир заново.

— Не беспокойся, Лоркан, — тихонько шептала она ему сквозь слезы, которые вдруг застлали ее глаза. — Ни о чем не беспокойся. Теперь у тебя есть я, и я сделаю для тебя все.

Крик малыша и утреннее солнце, лучи которого свободно проникали в комнату, разбудили Энджел. Она подумала, как глупо было с ее стороны не задернуть шторы на ночь. Медленно освобождаясь от сна, она не сразу сообразила, где находится.

И потом вдруг вспомнила, вскочила и села на кровати. А Лоркан кричал все громче, и вместе с его криком все события предыдущего дня вспомнились ей и нахлынули на неe, как волны прилива.

Она находится в отеле «Блэк-Больер». И Роури тоже здесь. Этот крохотный ребенок поручен ее заботам.

Энджел вздрогнула. Вместе с воспоминанием вернулась острая боль. Так бывало каждое утро с тех пор, как она впервые услышала о трагедии.

Чад мертв, его любовница тоже. Их ребенок остался сиротой.

Невнятно и тихо что-то бормоча, Энджел покачала головой и неожиданно ощутила, как вслед за болью — нежеланное, незваное — проникло в ее мозг удовольствие.

Вздрогнув от ужаса, она взглянула на кровать, не понимая, почему почти ожидала увидеть там спящего Роури. И вспомнила их чудесный ужин, заключением которого был…

Энджел вздрогнула. Да почти ничего и не было, но все же… Разве она просто выдумала это сладостное удовольствие, когда он с такой мучительной смелостью прижался губами к ее губам?

Уже было больше восьми часов. Энджел быстро натянула джинсы и пушистый желтый свитер из чистой шерсти, потом взяла на руки плачущего Лоркана. Ей хотелось обнять и укачать его, но он был мокрый и голодный. Энджел переодела его и положила снова в колыбель, размышляя, проснулся ли уже Роури.

Подумав, как далеко надо идти вниз, она решила, что, приехав в Лондон, немедленно приобретет электрическую грелку для бутылочки с детским питанием.

Она взяла колыбельку. Движение, похоже, успокоило малыша. Подойдя к комнате Роури, Энджел тихонько постучала. Подождала секунд десять, но ответа не последовало. Не мог же он уйти завтракать, не проведав своего племянника?

Энджел подождала еще немного и осторожно повернула ручку двери. Роури действительно был там и крепко спал. Он, абсолютно голый, раскинулся на огромной старинной кровати с беззаботной непринужденностью.

Энджел замерла, зачарованно глядя на него, слишком ошеломленная, чтобы хотя бы удивиться, куда девалась ее природная скромность и стеснительность. Может, это потому, что Роури был невероятно прекрасен.

Его кожа, покрытая мягким золотистым загаром, приобретала кремовый оттенок на ягодицах, обычно прикрытых купальными плавками. Широкая спина сужалась к тонкой талии и равномерно поднималась и опускалась с каждым спокойным, медленным вздохом.