Алан Больер был настроен несколько любезнее, когда провожал их к угловому столику.

— Я зарезервировал это для вас, — сказал он как бы с неохотой. — Здесь потише. У нас есть комната для детей, или я могу отнести его в заднюю комнату.

Энджел и Роури обменялись вопросительными взглядами.

— Он останется с нами! — решил Роури.

Алан Больер хмыкнул и протянул каждому меню.

— Лосось уже закончился, — сообщил он. — Но есть креветки и отличная осетрина под соусом.

Роури поднял глаза.

— И карту вин, пожалуйста.

— Вы хотите бутылку вина? Или просто аперитив?

Роури улыбнулся.

— Первое, — ответил он после легкого замешательства.

— Красное или белое?

Роури взглянул через стол.

— Энджел?

— Белое, пожалуйста.

Алан Больер еще раз хмыкнул.

— Хорошо, — сказал он и ушел, скользя между столиками.

Роури откинулся па спинку стула. Энджел просмотрела меню.

Принесли и открыли бутылку.

— Предоставляю вам возможность самим разливать вино, — пробубнил Алан Больер, приняв от них заказ на суп и креветки.

Роури налил понемногу вина в их бокалы.

Энджел пила маленькими глотками, незаметно рассматривая своего деверя. Он выглядел усталым, хотя уже не изможденным, но даже не в лучшей форме он, бесспорно, был самым привлекательным из всех мужчин в ресторане.

Но привлекали к нему взгляды скорее весь его облик, манера держать себя, а не только красота. От него исходило ощущение скрытой силы и власти. Очень опасное сочетание, если вдуматься! Казалось, рядом с ним любая женщина должна чувствовать особую защищенность и уверенность, не говоря уже о том, что он давал повод и для других размышлений, которые совсем не должны волновать Энджел.

О страсти.

О том, как упоительны его объятия и поцелуи.

И еще о том, почему мужчина, подобный Роури Мандельсону, оставался один все эти годы.

— О чем ты задумалась? — спросил он, слегка прищурив внимательные глаза. В этот момент перед ними как раз поставили дымящееся блюдо с картофелем и луковый суп.

Чувствуя себя неловко, Энджел уклонилась от прямого ответа.

— Я просто думала, что ты выглядишь очень усталым.

— Правда? — Его ответ прозвучал насмешливо, и она не сомневалась: Роури, конечно, не поверил ей.

По счастью, зажженные свечи отбрасывали спасительные тени, и Энджел надеялась, что ему не видно, как разгорелись ее щеки. Она-то думала, что давно уже взрослая, а оказывается, она все еще вспыхивала и заливалась краской от малейшей неловкости, как деревенская девочка, которой она на самом деле и была в глубине своего сердца. Надеясь, что еда отвлечет ее внимание, Энджел опустила ложку в тарелку, но, нечаянно подняв глаза и встретившись взглядом с Роури, забыла про суп.

— Ты снова думала о Чаде? — тихо спросил он. Энджел покачала головой; Чад казался сейчас воспоминанием из далекого прошлого.

— Я просто размышляла о том, почему ты никогда не был женат, — призналась она. — Но понимаю, что это слишком личное, о таком не спрашивают.

Роури посмотрел на нее немного странно и весело.

— Ты правда веришь, что все нужно говорить вот так откровенно? — спросил он, пронизывая ее бездонно-синим взглядом.

Она не отвела глаз.

— Люди тратят слишком много времени, говоря о вещах, которые не имеют значения.

— Верно. — Он задумчиво сделал глоток вина. — Ну, прежде всего, у меня действительно очень напряженная работа…

— Как и у большинства мужчин, — пожала плечами Энджел. — Люди давно бы вымерли, если бы это было главной причиной, чтобы не заводить семью!

Роури улыбнулся, заметив, что она почти не притронулась к вину, и снова наполнил свой бокал, невольно размышляя над ее вопросом.

— Наверное, главная причина в том, что я никогда не встречал женщину, которую мне бы хотелось видеть каждый день.

— Ты хочешь сказать, что никогда не встречал женщины, достаточно привлекательной для того, чтобы захотеть жениться на ней?

— О, нет. — Роури покачал головой. — Дело вовсе не в привлекательности. Смазливая внешность быстро приедается. А для семейной жизни требуется совсем иное….

Энджел задумалась. Его слова показались оскорбительными для всех тех женщин, с которыми он встречался. Значит, Роури находит их достаточно привлекательными, чтобы делить с ними постель, но совсем не склонен допускать их в свою жизнь. Она бы такое не вынесла.

Роури ел с волчьим аппетитом, и Энджел подумала, как много времени прошло с тех пор, когда он ел последний раз. Она видела, как постепенно его напряжение спадало. Она протянула ему еще кусок хлеба, но он покачал головой.

— Съешь, — настойчиво сказала она, протягивая ему хлеб и пододвигая масленку. Он с улыбкой повиновался.

— О'кей, мэм! — Хлеб исчез за несколько секунд, и Роури откинулся на спинку стула с удовлетворенным видом. — Так действительно лучше.

— Ты и выглядишь сейчас гораздо лучше.

— Ну, в этом нет ничего удивительного. Я ведь очень долго вел машину с младенцем на руках. Да еще после двух самых ужасных недель в моей жизни. К тому же я отправлялся в рискованное путешествие.

— В каком смысле?

— Я ведь заранее задумал увезти тебя обратно в Лондон, уговорив ухаживать за малышом. Но был совсем не уверен, что ты согласишься.

— Ну, вы же знаете, каким можете быть убедительным, мистер Мандельсон!

— Это вы верно подметили, миссис Мандельсон, — улыбнулся Роури.

— Тогда, может быть, тебе стоит чаще использовать силу убеждения? — Она взглянула ему в лицо и отметила тонкие морщинки, веером расходящиеся вокруг его глаз.

— Может, и стоит. — эхом отозвался он. — Итак, за что мы выпьем, Энджел?

Внезапно все разумные намерения Энджел испарились, она не могла произнести ни слова и только чувствовала трепет под этим проникновенным синим взглядом. И тут ребенок захныкал рядом с ней, и ей захотелось крепко обнять и защитить его.

— За Лоркана? — прошептала она.

Роури кивнул, и его лицо озарилось радостью и удивлением.

— За Лоркана, — согласился он и осушил свой бокал.

Позже Энджел с трудом могла вспомнить, о чем еще они говорили за ужином. Они оба старательно избегали разговоров о недавней трагедии. Словно обоим казалось совершенно необходимым, хотя бы временно, отодвинуть боль утраты на второй план.

Она помнила, что Роури рассказывал ей что-то о своей работе юриста, но только отвечая на ее вопросы. Раза два ей удалось насмешить его описанием жизни в отеле «Фипатрик» и рассказом о некоторых невероятных требованиях туристов, о которых ходили анекдоты среди работников отеля.

Энджел думала, что усталость заставит Роури уйти пораньше, чтобы лечь спать, но, к ее удивлению, они засиделись допоздна, и Алан Больер, немного оттаяв, сам принес им кофе и мятные лепешки.

— Как бы то ни было, а он хороший человек, — заметила Энджел, когда Больер отошел на достаточное расстояние, чтобы не слышать ее слов.

Роури положил кусочек сахара в кофе и размешал его.

— Это потому, что мы степенно ужинаем, вместо того чтобы запереться наверху и предаваться разврату.

Не в состоянии достойно ответить на его поддразнивание, Энджел развернула серебряную обертку шоколада и положила кусочек в рот.

Они допили кофе и поднялись к себе. Энджел решительно забрала у Роури колыбельку.

— Он может поспать сегодня со мной.

— Я позабочусь о нем ночью, — возразил Роури, но Энджел видела, что он с трудом сдерживает зевоту.

— Он остается со мной, — повторила она, не в силах отвести взгляд от синих глаз Роури, окруженных темными тенями. — Это прекрасная возможность узнать его получше. — И вдоволь понянчиться с ним, не чувствуя на себе пристальный взгляд Роури, который, возможно, думает, что у нее есть какие-то тайные планы, как у многих женщин. За время работы няней Энджел, к своему ужасу, узнала, что детей нередко используют для удовлетворения собственного тщеславия. Она видела женщин, которые прикасались к своим младенцам только тогда, когда были уверены, что на них смотрят. Они просто играли в материнство, не слишком волнуясь о своих детях.