«Восприми это происшествие как назидание на будущее, — посоветовал он самому себе. — Отныне, прежде чем начинать нечто подобное, подумай дважды, трижды, а то и больше». Пора усвоить как следует преподанный жизнью урок. Спасти весь мир при всем желании невозможно, а быть нужным еще не значит быть любимым. Джек решил впредь обходиться без иллюзий — если ему нравится женщина, это еще не значит, что и он ей мил. Лучше всего вообще позабыть о такой роскоши, как взаимная любовь. По всему видно — противоположному полу он не внушает никаких нежных чувств.

Джек завел машину, задним ходом вывел ее со стоянки и помчался по дороге, уверяя себя, что вскоре выйдет из мрачного настроения. И то подумать — он ведь не потерял ничего, принадлежащего ему реально, и слава Богу. Хорошо, что он по крайней мере сделал хоть какое-то доброе дело. А если не сумел облегчить ее тяжкое бремя надолго — то что ж, это не его проблема. Жалеть о последнем может только полный идиот.

Она поняла, что сделала ему больно. Это было видно по глазам Джека, сквозь которые она, казалось, проникала взором в самую глубину его души. Он был удивлен, обижен и даже смущен, хотя с чего бы ему, казалось, смущаться? Отшив его, она почувствовала дрожь во всем теле, но многолетняя броня, в которую она оделась для защиты от всего внешнего мира, и сейчас помогла ей преодолеть свое состояние. Обычно это происходило автоматически — обычно, но не сейчас. Ей пришлось приложить серьезные усилия, чтобы совладать с собой. И, как ни странно, ей очень хотелось взять свои слова обратно. Заговори он в эти последние ужасные секунды, она бы не выдержала и залилась слезами, умоляя простить ее. Но он промолчал, и она, с сожалением и облегчением одновременно, глядела ему вслед, не в силах отвести глаз от его удаляющейся фигуры.

Из окна ей было видно, что ее поведение привело его в состояние ступора. Несколько минут он неподвижно сидел в машине, глядя в пространство незрячими глазами, и видеть это ей было страшно, но и не смотреть она тоже не могла. Он был нужен ей, она была нужна ему. Даже после отвратительной сцены с Кэрмоди он по-прежнему хотел с ней встречаться. Вопреки своему желанию, она не могла не восхищаться им. Насколько все было бы легче, если бы он после того, что произошло в ее доме, умыл бы, как принято выражаться, руки и просто исчез. Упорство Джека делало его более привлекательным в ее глазах.

Но вот наконец он отъехал, и она дала себе молчаливую клятву больше не терзаться раскаяниями и ни в чем себя не винить, тем более что это ему во благо. Порвать их отношения — единственный способ опровергнуть клеветнические измышления Кэрмоди. Да и что хорошего могло произрасти из их знакомства? Продолжать его не было смысла: при всей доброте Джека оно не могло завершиться ничем прочным или серьезным, тут ее мать, к сожалению, права, как ни горько Хеллер сознавать это.

Хеллер хорошо понимала: такому человеку, как Джексон Тайлер, она не пара. С какой стороны ни взгляни, против фактов не попрешь: ребенок из очень неблагополучной семьи, она получила только среднее образование; разведенка, алиментов не видит, на шее — трое маленьких детей; бывший муж вмешивается в ее жизнь. А родная мать? Что греха таить, родители Хеллер пользовались в Лейк-Сити самой дурной репутацией.

Их склонность к алкоголю и загулам ни для кого в городе не была секретом. Когда ее младший брат — подросток, по малолетству не имевший еще водительских прав, — в пьяном виде попал в аварию и погиб на месте, все сошлись во мнении, что это могло случиться намного раньше. Поражены случившимся были, по-видимому, только ее родители, выразившие свои чувства свойственным им образом. Хеллер с мучительной ясностью помнит, как они явились на похороны сына в таком виде, что рассердившийся священник вынужден был отложить погребальный обряд до тех пор, пока с помощью вливания горячего кофе они не пришли в подобающее скорбной церемонии состояние.

Этот случай сделался предметом обсуждения в городе на многие месяцы. Поднявшийся вокруг него шум стал было затихать, но в годовщину смерти сына отец подлил масла в огонь, допившись до белой горячки, от которой на следующий день и скончался. В официальном документе причиной смерти было названо алкогольное отравление. Фанни, судя по всему, шла по дорожке своего супруга.

Нет, Джеку не нужны неприятности такого рода, с какой стати? Он — уважаемый в городе человек, учитель, и совесть не позволяет Хеллер бросать тень на его имя. Слишком много он для нее сделал, чтобы она отплатила ему такой черной неблагодарностью.

Рассуждая столь логично, Хеллер все же не могла не пожалеть себя. Ведь он действительно проявлял к ней неординарный интерес. Вряд ли им при этом руководило только врожденное рыцарство, и в похотливость Джека, как главный двигатель его действий, она тоже не верила. Он только что пытался назначить ей самое настоящее свидание, пригласил вместе пообедать, а затем пойти в кино. Еще никто никогда не приглашал Хеллер в один вечер пойти и в ресторан, и в кино. Возможно, такого не случится и впредь.

Она машинально производила привычные движения, обслуживая покупателей, и занимала их малозначащей болтовней, но не переставала твердить себе, что поступила правильно, иначе никак нельзя. Она вправе гордиться собой — как-никак пожертвовала своим благополучием ради его блага, даже не попытавшись привязать Джека к себе, пользуясь его великодушием. Если уж эти соображения — бесспорно, справедливые — не смягчат окончательно ее боль, ну что ж, остальное доделает время, решила она.

Время, драгоценное время!

Вот чего ей действительно никогда не хватало — так это именно времени. День казался таким коротким для множества неотложных дел, то же было и с неделей — оглянуться не успеешь, а ее уже нет как нет, все время торопишься, спешишь, и отдохнуть от этого предполагаешь где-то в самом отдаленном будущем, много месяцев или даже лет спустя.

И разве можно взирать без грусти на проходящую мимо жизнь детей, в которой она не имеет возможности принимать участие? Вот и остается только мечтать о том далеком дне, когда ей не придется так тяжко работать и она сумеет уделять им больше внимания. Быстротекущее время всегда было ее врагом.

А сейчас, по иронии судьбы, она видит в нем своего единственного спасителя и друга.

Едва встав с постели, она уже знала, что весь предстоящий день пойдет наперекосяк. Во-первых, в это утро Дейви капризничал, как никогда. Даже Коди был не в силах оторвать братишку от матери. Маленький тиран буквально сел ей на ступни ног и обвил руками голени, мешая Хеллер мыть в раковине грязную посуду после завтрака. Не понимая, что происходит с малышом, Хеллер начала волноваться. Может, заболел? Но он не трогал пальчиком свои ушки, не клал голову на плечо, не проявлял чрезмерной чувствительности к шумам — словом, как ни присматривалась к нему Хеллер, она не обнаружила симптомов воспаления среднего уха, часто у него повторяющегося, да и температура была нормальная. Почти все утро Дейви не давал ей ничего делать.

Во-вторых, словно назло, позвонил ее шеф из магазина и спросил, не может ли она прийти на работу на полтора часа раньше обычного. Не зная, что Бетти ушла из дому, никому не сообщив, когда собирается возвратиться, Хеллер ответила, что он может на нее рассчитывать. Пришлось подавить нежелание и позвонить матери.

Странно — на другом конце провода ответил голос Кэрмоди. Мать, по его словам, провела ночь с другом, а ему, Кэрмоди, великодушно предложила пожить у нее несколько дней. «Ты же знаешь, — горделиво заявил он, — я все же ее любимый зять, хоть и бывший». Расстроенная очередным доказательством глупости своей матери, Хеллер даже не потрудилась исправить его недомолвку: любимый-то он, может, и любимый, но еще и единственный — у Фанни, кроме него, зятьев не водится.

Вместо того чтобы почувствовать к Хеллер благодарность за снисходительность, он принялся немедленно плакаться на жизнь. Из его сбивчивого рассказа следовало, что товарищи по жилью выгнали его за то, что он частенько не вносил свою долю квартирной платы. Что, конечно, прямая вина Хеллер, которая после неоднократных напоминаний заставила его раскошелиться и отдать ей половину гонорара за выступление на вечеринке в Хьюстоне. Каким-то непостижимым образом он запамятовал, что пользовался ее машиной и задолжал алименты. Хеллер, проявив высший такт, в свою очередь не упомянула об этих мелких фактах, и в результате растроганный Кэрмоди вызвался прийти и посидеть с детьми до появления Бетти. Опасаясь, что он потребует деньги назад, Хеллер выскользнула из дома в тот самый момент, когда Кэрмоди перешагнул порог.