— Успокойтесь! Я обращаюсь к моей невоспитанной дочке и прошу мне не мешать.

Джек прикусил губу, чтобы не улыбнуться.

— Слушаюсь, мадам!

— Ты ведешь себя все хуже, юная леди, и мне это во как надоело! — И Хеллер выразительным жестом провела рукой по шее — сыта, мол, по горло — А уж если ты позволяешь себе оскорблять наших гостей, то этого я не потерплю. Слышишь?

К удивлению Джека, голубые глаза девочки, так сильно походившие на материнские, наполнились слезами.

— Ему здесь нечего делать! — упрямо повторила она.

— Он наш гость, Панк, и к тому же желанный. Или ты будешь вести себя как следует, или испробуешь ремня.

— Хеллер, — пролепетал Джек, чувствовавший себя совершенно несчастным, — давайте с вами обсудим этот вопрос.

— Никаких обсуждений! Вы дадите мне поговорить с моей дочкой, как я хочу? — прошипела Хеллер, поднося руку к голове, которая, естественно, снова раскалывалась от боли.

Расстроенный Джек оперся на швабру, проклиная себя на чем свет стоит. Подумаешь, грязная сдоба! Ну угостился бы малыш пылью! Не впервой небось! Надо же было ему крикнуть!

А Хеллер продолжала громко и строго отчитывать Панк, которая, уже не таясь, всхлипывала во весь голос.

— Я хочу слышать твое извинение, юная леди, и сейчас же, не сходя с этого места!

Панк разревелась, как умеют реветь только шестилетние девочки, нередко прибегающие к этому испытанному средству защиты.

Огорченный Джек, услышав ее рыдания, укоризненно покачал головой, а Коди, ломая руки, начал уговаривать сестренку:

— Не плачь, Панк! Не плачь!

Но его слова заглушал требовательный голос Хеллер:

— Давай, Панк! Извинись сейчас же!

Вдруг дверь распахнулась и на пороге вырос не кто иной, как Кэрмоди Мор собственной персоной. Только его здесь и не хватало!

— Что, черт побери, здесь происходит?

Хеллер круто повернулась в сторону вошедшего, а Панк бросилась к нему и обхватила ручонками его ноги:

— Папа! Папочка!

Кэрмоди обвел глазами Хеллер и Джека.

— Опять к дочке придираешься?

— Ты не в курсе дела, Кэрмоди, — ответила Хеллер, — и будь добр не вмешиваться.

— Не вмешиваться? Ты, может, и позабыла об этом, Хеллер, но это мой ребенок. Все трое — мои.

Хеллер закатила глаза и прижала обе руки к затылку.

— Чего ты хочешь, Кэрмоди?

Его глаза снова скользнули по Джеку.

— Что, мне уж и зайти нельзя просто так, проведать своих детей?

— Да-да, можно. Но если ты опять за моей машиной, то не надейся, Кэрмоди. В прошлый раз я не получила от тебя ни цента, хотя ты обещал…

— Неужели у тебя в голове деньги и только деньги?

— Я не в том состоянии, чтобы выслушивать твои глупости! — воскликнула Хеллер, опуская руки. — Было бы хорошо, если бы ты ушел, Кэрмоди!

— Черта с два я уйду. Я хочу знать, что здесь происходит. Почему Панк плачет?

Хеллер снова прижала руки к голове, словно удерживая ее на месте.

— Ах, мне не до того. Я плохо себя чувствую. Прошу тебя — уходи!

Джек чувствовал себя совершенно лишним при этой сцене и от смущения сжимал рукоятку швабры с такой силой, что вполне мог оставить отпечатки пальцев на истлевшей древесине. Кэрмоди просверлил глазами сначала Джека, затем Хеллер.

— В чем дело, милочка? Снова одолевает утренняя тошнота? — Он обратил к Джеку ядовитый взгляд: — Мой тебе совет, парень, будь поосторожнее. Эта женщина — будь здоров как плодовита. Чуешь?

Ярость мигом накатила на Джека, оглушила и ослепила его, хитренькая физиономия Кэрмоди привиделась ему расплывшейся в красной дымке. Только усилием воли он заставил себя отказаться от желания стукнуть того шваброй по голове. Давая выход своему возмущению, он швырнул швабру на пол, да с такой силой, что ее кончик отлетел в другой конец комнаты.

— Гол! — вскричал Коди с широко раскрытыми глазами.

Освободив себе руки, Джек сделал шаг вперед, но наткнулся на Хеллер, упершую ладони в его грудь.

— О Джек! Не надо, Джек! Это ничего не изменит! А он будет только рад — его хлебом не корми, дай поскандалить. Прошу вас, Джек!

Охвативший его молниеносно гнев так же быстро отступил. А ведь он был на волосок от того, чтобы голыми руками отмолотить Кэрмоди в его собственном доме, на глазах его собственных детей и их вконец измученной матери. Слава Богу, у него хватило ума этого не делать!

— Извиняюсь, — пробормотал он.

— Извиняться вам не за что, — быстро откликнулась Хеллер. — Вашей вины здесь никакой. Но лучше вам сейчас уйти, Джек. Сделайте это для меня.

Джек кивнул, думая, что вина его в том, что он сюда явился.

— Вы одна справитесь?

— Да, все будет в порядке, — улыбнулась она.

Он снова кивнул и направился к двери, а Хеллер буквально оттолкнула Кэрмоди, стоявшего на его пути. Джек стремительно миновал его и открыл дверь.

— Мистер Тайлер!

Джек, задержавшись на пороге, бросил взгляд через плечо. Коди, стоя на коленях в углу дивана и держась худенькими ручками за его боковину, сильно перегнулся вперед.

— Спасибо, мистер Тайлер! — хрипло сказал он.

Джек коротко кивнул и вышел, недоумевая, за что же его благодарит Коди. Не иначе как за то, что комната не оказалась залитой кровью его отца.

Джек прогрохотал по ступеням и, нащупывая в кармане ключи от машины, решительно направился к ней. Его сопровождал доносившийся из дома шум: брань объяснявшихся между собой Кэрмоди и Хеллер, рев Дейви из спальни и громкое хныканье Панк. «Ад!» — с горечью думал Джек. На сей раз он увидел вещи в их истинном свете и понял наконец, что им движет. Он уселся в машину и погнал ее, стараясь не думать о том, какую кашу он заварил на горе бедняжке Хеллер.

«Ах, Хеллер, Хеллер, — думал он, — что же я натворил? Бывший муж устроил вам из-за меня скандал. Ваша дочь меня ненавидит. Сына я напугал до полусмерти».

«Впрочем, Коди, — подумал Джек, — радуется моим приходам. А Хеллер?» И он впервые признался себе, что желает одного — чтобы и она радовалась. Он очень этого хочет.

Хеллер села у обеденного стола и мрачно уставилась на горы немытой посуды. Видит Бог, вот теперь-то все кончено. Панк, изгнанная за грубость из гостиной, продолжала хныкать в спальне. После ухода соперника Кэрмоди не возражал против ее наказания, и Хеллер надеялась, что дочка это заметила. Ему было не до Панк — он весь отдался наслаждению поносить Джека, словно имел право судить кого-либо из ее друзей. Но может ли она после всего случившегося считать Джека своим другом? Ведь это и раньше было не совсем ясно. Трудно сказать, что заставило его прийти сегодня утром, но, уж будьте уверены, больше он этой ошибки не повторит. Что ж, может, оно и к лучшему.

Хеллер с удивлением почувствовала, как глаза ее наполняются слезами, но она удержала их, не дав упасть ни слезинке. Голова гудит, душу точит тоска, но она не поддастся отчаянию. В конце концов, кто ей этот Джек Тайлер? Ведь нельзя потерять то, чего не имеешь. И все же…

Она провела кончиком пальца по краю кофейной чашки. Как он был к ней внимателен! Напоил кофе, заставил принять аспирин, массажем снял головную боль. А как он разнял подравшихся Коди и Панк! Тон его не допускал возражений — сразу видно: директор. А до чего же комичное было у него выражение лица, когда Дейви вытащил булку из-под дивана и потянул себе в рот. Обхохочешься! Так гаркнул на мальчугана, что тот со страху напустил в штаны. Детей-то он, ясное дело, любит, но не умеет обращаться с малышами. Жаль, что у него нет собственных детей. Можно сделать такой вывод, судя по его поведению. Будь у него свой ребенок, он затмил бы для него весь белый свет. Джек бы ей уже все уши прожужжал о сыне или о дочке.

Хеллер вздохнула и встала из-за стола. Собрала грязную посуду, поставила в раковину и пустила воду. Хеллер заткнула пробкой сливное отверстие, влила мыльный раствор и, глядя на него, задумалась. Надо же было Кэрмоди явиться именно в тот момент, когда в доме был Джек. И не просто явиться, а еще распустить свой грязный язык. Но она поставила его на место. Она сказала, что, если он еще раз посмеет вот так ввалиться в их дом, даже не произнеся самого простого слова «можно?», она обратится в суд, не пожалев на расходы даже свою машину, и потребует, чтобы ему запретили общаться с детьми, и он испугался этой угрозы, что сразу было видно по его лицу. Но ведь, произнося эти слова, она про себя подумала, что и Джек поступает точно так же, а ей это нисколько не мешает. Это казалось даже естественным, как если бы он жил в этом доме. При мысли, что Джек Тайлер может жить в таком старом, грязном доме, она чуть не рассмеялась.