– Ты должен приехать в наш летний коттедж, – сказала она.

– Я не знал, что у вас есть коттедж.

– Отец его снимает. В бухте Джорджиан. Он приезжает туда со своими приятелями из шоу-бизнеса, и они там отрываются недельку.

– В таком случае, что делаешь ты?

– Ничего. Шатаюсь по скалам. Смотрю на воду. Хожу на пристань. Расчесываю комариные укусы. У нас даже нет телевизора.

– Может быть, тебе пора начать пить?

– Я уже это делаю. Пью и мастурбирую.

– Господи Иисусе, Скарлет.

– Ну, в самом деле, – объяснила она, смеясь, – там больше совершенно нечего делать.

– И совсем нет знакомых?

– Кто это у нас меняет тему? И чье это лицо покраснело, мистер Барабанщик? Что такое? Проглотили язык? Должно быть, в первый раз. Сам-то ты как про – водишь время в своем коттедже? Ловишь рыбу, катаешься на водных лыжах и месишь коттеджное дерьмо?

– Ну, я не провожу время таким образом.

– Совсем нет?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда.

– Врешь, врешь, штаны в огне.

Мы прошлись еще немного.

– Иногда я делаю это перед зеркалом, – сказала она.

– Господи Иисусе, Скарлет, – сказал я, – ты остынешь?

Видно было, что она по-настоящему довольна, что задела меня за живое.

Просто чтобы перевести мысли в другое русло, я вошел в один из магазинчиков, где продавали одежду со скидкой. Там было приятно и прохладно, пожилые леди покупали дамское белье и брюки для своих умственно отсталых сыновей. Мы просто бродили от прилавка к прилавку, брали товар и клали обратно, пока охранник не подошел к нам так близко, что мы удрали в другой конец магазина и выбрались обратно на солнышко. К этому времени я довольно сильно проголодался, поэтому мы отправились в ресторан Фрэна на Сент-Клер. Должно быть, со Скарлет было действительно легко, потому что я не возражал против того, чтобы есть у нее перед носом. Даже большой, набитый чизбургер, из которого сыр капает в обе стороны, а она сидит с другой стороны кабинки, ноги задраны вверх и уперты в стену, и курит сигарету.

– Через пять недель я возвращаюсь в школу, – сказала она. – Черт.

Подошла официантка и попросила ее опустить ноги.

– Простите, – сказала она и, когда официантка отошла, подняла их точно на то же место.

– Согласен, что у меня хорошие ноги?

– Точно.

– Я в этом не так уж уверена. Боюсь, слишком тощие внизу. – Она затянулась сигаретой. – Как получилось, что ты больше не с Дафни Ганн?

– Мы порвали.

– Она тебе все еще нравится?

– Нет.

– Все в порядке, если да, ты знаешь. Я не владею тобой. Каждому есть что прятать.

– Ну, это точно не Дафни Ганн. Она чистая хренова уродина. Как будто я слезами изойду оттого, что Дафни Ганн бросила меня.

– Значит, это она бросила тебя?

– Это просто выражение.

– Готова спорить, что ты бы с радостью ее вернул.

– Никогда об этом не думал.

– Нет, думал. Очень плохо, что мы не можем наткнуться на нее прямо сейчас и заставить по-настоящему ревновать. Это было бы весело, правда?

Я ничего не сказал.

– Признай это, – сказала она. – Было бы весело.

– Ну хорошо, было бы весело.

– В следующий раз, когда она будет на вечеринке, скажи мне. Я устрою вокруг тебя ритуальные пляски прямо у нее перед носом. – Она затянулась сигаретой. – Я люблю сводить счеты с людьми. Этого у меня не отнимешь. Я очень спокойная, ты знаешь. Как будто жду долгие годы. Но потом, как раз когда они думают, что в безопасности, я внезапно атакую. Вот так.

– Звучит не слишком приятно.

– Просто я более честная, чем большинство людей. – Она посмотрела, как официантка проходит мимо стола. – У меня плохой характер, – сказала она. – Ты бы не захотел со мной связываться.

Иногда люди любят рассказывать о себе то, что предположительно плохо, но по тому, как они об этом говорят, видно, что они думают, что это мило. Готов поспорить: кто-то однажды сказал ей, что у нее плохой характер, и ей понравилось, как это звучит.

Я доел бургер. Неожиданно он встал комом у меня в желудке. Даже глаза остекленели.

– О боже, я обожрался, – сказал я.

– Разве я только что не вытрясла из тебя дерьмо?

– Нет.

– Ты расстроился.

– Как это?

– Глазеешь на всякие вещи. Со мной тоже так, когда я расстроюсь. Бывает, едет человек в метро, какой-нибудь мужичок или что-то вроде, и он думает, будто я строю ему глазки. Такие тупые иногда бывают парни.

– Я должен выйти отсюда, – сказал я. – Иначе упаду в кетчуп.

Как раз в эту минуту за окном прошла парочка ребят из школы. В другой раз я послал бы их к чертям, они были чужаками, ездили на автобусе и жили в таких районах Торонто, которые звучат непонятно для меня. Я всегда испытывал к ним некоторую жалость – представляете, быть так далеко от центра событий и все такое. Но сегодня я им помахал. Один из них, приятный парень с курчавыми волосами, Чаммер Фарина (где он взял такое имечко? – неудивительно, что он живет на Марсе), обернулся и увидел Скарлет. Он сказал что-то своему другу, у которого было такое же странное имя, и оба они обернулись и посмотрели на нее, что мне ужасно польстило. Я представил, как они говорят об этом. Вы знаете, со мной всегда так. Я уверен, что люди только и делают, что ходят вокруг целый день и думают обо мне. Я хочу сказать, что тот факт, что им нет до меня дела, ничуть меня не обескураживает. Абсолютно.

Мы вернулись домой к Скарлет около шести. Я выдохся. Я не слишком много спал и теперь после того, как поел (теперь я ел и не мог остановиться), прикорнул на кушетке. Проснулся, чувствуя себя так, как чувствовали бы себя вы, если бы уснули при свете дня и проснулись в темноте: несколько сумасшедшим. Кроме того, у меня был ужасный вкус во рту. Так что я пошел в ванную, снова использовал зубную щетку Скарлет и ополоснул лицо холодной водой. Когда я вышел, она сидела у окна, глядя на город. Это была совершенно очаровательная ночь, все вокруг сверкало и напоминало огромный аквариум. Мы посидели немного, глазея.

– Думаешь, ты прославишься? – спросил я.

– Не знаю. Может быть, – сказала она.

– Станешь знаменитой моделью?

– Нет, у меня ноги слишком короткие.

– А я стану знаменитым, – сказал я.

– Откуда ты знаешь?

– Мне кажется, что я смотрю на вещи, как на них смотрит знаменитый человек.

– Не слишком скромно.

– Я же не хожу и не рассказываю об этом всем встречным – поперечным.

– Ты просто ходишь, думая об этом. Это еще хуже, – сказала она.

– Уверен, чувствовать себя знаменитым – обязательное условие для того, чтобы стать знаменитым.

Мы посмотрели вдаль еще немного, не глядя друг на друга, а в комнате тем временем становилось все темнее и темнее.

– Ты способен совершить что-то особенное, – сказала она через некоторое время. – Как те, кто умеет петь или что-то в этом роде.

– Знаю.

– Но в чем твои способности?

– Пока не знаю. Но они есть. В противном случае чувствовать так было бы слишком жестокой шуткой.

– Мой отец любит знаменитых людей, – сказала она. – Думаю, он и сам хотел бы быть знаменитым.

– Каждый хочет быть знаменитым.

– Нет. Далеко не каждый об этом задумывается.

– Я думаю, тебе следует стать знаменитой, чтобы знать, что в этом нет ничего особенного. Иначе это жульничество. Как будто ты находишь для себя оправдание, чтобы даже не пытаться.

– Может быть.

Я посмотрел на нее. Она была очень хорошенькой в этой темной комнате, ее голова лежала на руке.

– Я не собираюсь становиться знаменитой, – сказала она.

– Ты не можешь этого знать.

– Нет. Я знаю. Я ни в чем не хороша. Но вероятно, закончу свои дни с кем-нибудь знаменитым. Может быть, поэтому я встретила тебя.

Да, это был день, говорю я вам.

В тот вечер я прибыл на станцию примерно в полдесятого и уселся там в ожидании поезда. Мне было о чем подумать, но терпения недоставало, так что я встал и принялся шататься вокруг, разглядывая газеты и журналы, а потом отправился в кафе и еще – посмотреть на себя в зеркало в туалете, а заодно пописать.