Она не сводила глаз с его лица.
— Я люблю тебя.
— Нет! Посмотри на меня. — Он рванул ворот своей белой рубашки. — Посмотри на это.
— Да, у тебя шрамы, — сказала она спокойно. — Ну и что? Я все равно люблю тебя.
Доминик затаил дыхание.
— Мне кажется, тебе следует больше доверять мне, — сказала она сердито.
— Это безумие!
— Почему?
— Хочешь, чтобы я перечислил тебе все причины?
Изабелла положила ладонь на его руку.
— Все они могут быть устранены.
Он покачал головой.
— Только не эта, — показал он рукой на свое лицо.
— Я люблю тебя и хочу быть с тобой.
— Это ты сейчас так говоришь, но рано или поздно уйдешь от меня. Ты устанешь оттого, что люди будут постоянно шептаться за нашими спинами. Устанешь видеть перед собой такое лицо. Я пережил достаточно боли в своей жизни и больше не хочу этого.
Изабелла вздернула подбородок и взглянула ему прямо в глаза.
— Поэтому ты решил первым уйти от меня? Так?
— Ничего подобного…
— Именно так! — Она дотронулась до его щеки. — Кому удалось убедить тебя в том, что никто не сможет тебя полюбить?
— Я…
— Это ложь, Доминик. Я люблю тебя.
Она медленно сняла с него смокинг.
Дрожь охватила все его тело.
Галстук-бабочка последовал за смокингом. Изабелла потянулась к нему и поцеловала.
— Не надо сопротивляться, — пробормотала она. — Пусть это случится.
Он и сам страстно хотел этого.
— Это безумие!
— Пусть.
Ее глаза сияли. Она взяла его за руку и повела в свою спальню.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Неожиданно проснувшись, Изабелла поняла, что лежит одна. Она повернулась. Доминик в задумчивости стоял у дверей балкона.
Вся ее уверенность после предыдущей ночи мгновенно испарилась.
— Ты давно проснулся?
— А я и не спал, — сказал он, не оборачиваясь.
Изабелла села. Они занимались любовью… но это ничего не изменило.
— Доминик?
— Ты спи.
Она спустила длинные ноги с кровати и, закутавшись в простыню, подошла к нему. Потом прижалась щекой к его голой спине и обвила его руками.
— Ты все равно уезжаешь, да?
Он кивнул. Она почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Почему?
Доминик повернулся и прижал ее к себе.
— Думаю, что ты это знаешь…
— Я могла бы поехать с тобой.
— Не можешь без того, чтобы за тобой не увязалась вся мировая пресса. А я не могу так жить. — Он положил руки ей на плечи. — Нам надо поговорить.
Нет, захотелось крикнуть Изабелле. Не надо нам говорить. Надо целоваться и обнимать друг друга…
Доминик взял ее лицо в свои ладони и поцеловал. Поцелуй был нежным, но… слишком коротким. Он отстранился и заглянул в ее глаза.
— Может быть, нам следовало принять меры предосторожности?
Она не сразу поняла его. Меры предосторожности? О чем это он? И тут ее осенило. Он же о ребенке.
Она замерла.
— Нет. — Изабелла провела ладонью по своим спутанным волосам. — Думаю, что в принципе такое вполне возможно… но не сейчас. Сейчас нет.
Страшная правда заключалась в том, что она была бы не против зачать от него ребенка. Особенно, если бы это помогло ей удержать его. Может, было грешно хотеть таким путем привязать его к себе?
— Я не подумал. Извини…
— Мы не планировали прошлую ночь. — Она пыталась удержать непрошеные слезы. — Так случилось. Мы…
— Мне следовало подумать об этом, но Иоланда была единственной женщиной, с которой я занимался любовью.
До прошлой ночи. Изабелла подняла глаза.
— Тебе было трудно? Быть со мной, я хочу сказать?
— Нет. Нет. Ноя должен был подумать о том, что ты сможешь забеременеть.
— Тебе не надо ни о чем думать.
Ну почему он не мог сказать ей, что любит ее и хочет создать с ней семью?
— Не могу поверить, что был таким беспечным.
Доминик повернулся и снова направился к двери на балкон.
Она села на кровать. Ей было тяжело оттого, что она позволила себе надеяться.
— Когда ты уезжаешь? — спросила она глухо.
— Сегодня. Сейчас.
Ее охватила паника.
— Я думаю, что это к лучшему.
— Для кого? Только не для меня.
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты хочешь детей?
— Да, — выдохнула Изабелла. — Да. Я люблю детей.
Ей ужасно хотелось иметь детей от него.
— А я не хочу. — Он провел дрожащей рукой по волосам. — Никогда не захочу иметь детей. Я не смог бы. Больше не смог.
— Я представляю, как это было бы трудно, — произнесла Изабелла.
— Нет, ты не представляешь! — резко вырвалось у него. — Извини. Но ты не представляешь. Ты не можешь. — Его рука сжалась в кулак. — Каждое утро я просыпаюсь с мучительным чувством, что не смог спасти их. Это кошмар. И так день за днем. Я… не смогу…
— Все может быть по-другому…
— Я не хочу любить тебя.
Изабелла почувствовала себя так, словно в нее выстрелили. Он не хотел.
— Понимаю…
— Я недостаточно сильный человек, чтобы жить, рискуя потерять тебя. — Он стиснул зубы. Желваки заходили на его щеках. — Я не смогу жить, имея с тобой детей и думая о том ребенке, которого не смог спасти. Не смогу!
— Это была не твоя вина.
Одинокая слеза скатилась по его щеке. Изабелла с болью увидела это. Она была бессильна помочь ему. Бессильна что-то изменить.
— Я не хочу любить кого-то так сильно, что не смогу пережить потерю этого человека. Я… — Его голос дрогнул, и он прикрыл лицо рукой.
Изабелла подошла к нему, обвила руками и прижала к себе, положив щеку на его изуродованное шрамами плечо. Она покрыла поцелуями его грудь.
Застонав, Доминик погрузил свои пальцы в ее волосы. Потом приблизил ее лицо к себе и поцеловал.
Может быть, он и не хотел любить ее, но устоять перед ней не мог.
Он отстранился. Она никогда не видела его таким мрачным.
Изабелла протянула к нему руку.
— Доминик…
— Если я еще раз поцелую тебя, я снова займусь с тобой любовью, — сказал он, хватая ее руку.
— А что тут плохого?
— И у тебя может появиться через девять месяцев мой ребенок. Все и без того достаточно сложно. Я должен идти.
Изабеллу охватило отчаяние. Она судорожно стиснула его пальцы.
— Подожди. Не оставляй меня.
Она почувствовала, как напряглась его рука. Шла борьба между тем, что он хотел, и тем, что чувствовал.
— Просто держи мою руку.
— Если я сделаю это, я поцелую тебя, а тогда захочу заняться любовью.
— А я хочу этого. Я не забеременею. — Слезы тихо покатились по ее щекам. — Этого не произойдет.
— Ты не можешь быть в этом уверена. — Его щека подергивалась. — Изабелла, я не могу быть таким, как ты хочешь. И я должен уйти, пока еще могу сделать это.
— Останься еще на один день со мной, — произнесла она срывающимся голосом. — Только на один день. Мы могли бы оставаться в палаццо. Никто бы нас не увидел.
Мускул дрожал на его лице.
— Мне надо идти.
Он встал, отпустив ее руку, взял свою рубашку и вышел из комнаты.
Письмо Изабеллы лежало на письменном столе нераспечатанным.
Доминик страшно скучал по ней. В его сердце поселилась постоянная ноющая боль. Взяв чашку с кофе, он вернулся к своему столу и сел, пристально смотря на конверт из плотной бумаги.
Он знал, что там было внутри. Фотографии, сделанные в то утро, которое они провели в Гроте Посейдона. В состоянии ли он взглянуть на них? Окунуться в воспоминания?
Он надорвал конверт, и на стол высыпались фотографии.
Изабелла действительно обладала талантом. Она подмечала такие детали, которых он не замечал.
Тут он взял последний снимок, и у него перехватило дыхание. Он не видел, когда она сделала эту фотографию.
Изабелла сфотографировала его. Он был занят подготовкой к их пикнику, а поэтому не заметил камеры. Она его не пожалела. Он увидел сморщенную кожу на своей шее, шрамы, рассекающие лицо. И при этом снимок был сделан с любовью.