Мы работаем только пять месяцев из двенадцати?

— Мы много работаем пять месяцев, — засмеялся он. — Впрочем, здесь целый год находятся дела. Время, когда не сезон, мы посвящаем прокладке новых лыжных трасс. Но обычно летом мы позволяем себе немного полентяйничать. — Глаза его сверкнули от какого-то воспоминания, отчего Дженни чуть не залилась краской. — Часто совершаем длинные прогулки, — совсем тихо проговорил он. — Только мы. Вдвоем. Туда, вверх, на гору.

Выражение его красивого лица вызвало в воображении Дженни самые разные эротические картины. Ведь они были там одни, их скрывали деревья и кустарники. Сердце бешено заколотилось при мысли, что они с Люком занимались любовью на природе.

Так мы много гуляем? — Она положила вилку и разглядывала его из-под полуопущенных век.

Много. — Он тоже изучал ее своими черными глазами. — Это наш любимый отдых.

Теперь ее щеки пылали. Ведь совершенно очевидно, что их любимый отдых не имеет ничего общего с вышагиванием по лесным тропинкам.

Мы были очень счастливы вместе. — Он поднял голову и засмеялся. Потом накрыл ее руку своей.

Так что же произошло? — быстро сорвался с языка вопрос.

Он тяжело вздохнул. Казалось, что и воздух вокруг них дрожит от сожаления и печали. Он не убрал свою руку, а напротив, сжал ее запястье еще крепче.

Можно мы отложим эту тему? — И прежде чем она успела ответить, продолжал: — Я понимаю, надо обсудить наш разлад. Тебе надо знать, что произошло. Но у меня такое чувство, будто мы теперь только начинаем наши отношения.

Хорошо, — согласилась она. — А что, если ты расскажешь мне о своем отце? Ты говорил, что он умер три года назад. Значит, когда мы поженились, он был жив. Я ему нравилась? Мы жили с ним дружно?

Папа любил тебя как свою родную дочь. — Люк засмеялся. — Конечно, ведь ты все делала правильно.

Что ты имеешь в виду?

Ты любила природу. Любила кататься на лыжах. Говорила, что «Прентис-Маунтин» для тебя самое лучшее место во всем мире. И ты работала не покладая рук, чтобы курорт процветал. — Он отпустил ее руку и сцепил пальцы на затылке. — И ты умела готовить! В папином списке твоих достоинств это занимало самую верхнюю строчку.

Дженни улыбнулась. Приятно узнать, что у тебя были прекрасные отношения со свекром.

— А я встречалась когда-нибудь с твоей матерью?

Она погибла… — покачал головой Люк, — дай подумать… теперь уже четырнадцать лет назад. Она с отцом ехала на снегоходе. Они сорвались с трассы. Отец проклинал себя. Не думаю, чтобы он вообще простил себе… — Люк погрузился в воспоминания, глаза затуманились, будто смотрели в прошлое. — Мне было двадцать. Чаду одиннадцать. Хорошо, что он был еще маленький и нуждался в заботе. Уверен, что благодаря этому отец пережил тот ужас.

Тот ужас, должно быть, ударил по всем в вашей семье. — Узнав о возрастном разрыве между братьями, Дженни произвела несложный расчет. — Между тобой и Чадом разница девять лет.

Люк моргнул. Она задела больной нерв.

Да, да. — Он чуть вздернул подбородок. — Между тобой и мной тоже разница девять лет.

Дженни почувствовала в его тоне легкий вызов. Он словно ждал, что ее удивит или огорчит открытие, что он старше. Может, и раньше это было болезненной темой? И кто из них тогда придавал значение разнице в возрасте? Неужели она относилась к тем тщеславным особам, для которых имеют значение такие пустяки?

Значит, твой отец пережил трудное время, когда умерла мама? — Дженни надеялась успокоить осиное гнездо, которое сама и разворошила.

Люк с минуту помолчал. Потом кивнул.

— Я рад, что папа мог сосредоточить внимание на Чаде. Но он уделял Чаду слишком много внимания…

Он не закончил фразу. А у Дженни появилось ощущение, что Люк не сказал что-то очень важное.

Ты говорил, что мы познакомились через Чада. — Она рассеянно играла салфеткой. — Как он отнесся к тому, что ты женился на одной из его хулиганистых подружек?

Он не знал. — Люк выпрямился на стуле.

Как это? — Она изумленно вскинула брови.

И снова Дженни заметила какую-то неловкость, колебание.

Его не было здесь, — после паузы произнес Люк. — На следующий день после окончания колледжа Чад отправился в дорогу. Уехал. Посмотреть мир.

Но ты… — Она помолчала и уточнила: — Мы не сообщили ему о свадьбе?

Мы не знали, где он находится. Он путешествовал. — Люк чуть пожал плечами. — Как я сказал, он смотрел мир.

Он не звонил? Не писал?

Нет.

Но почему? — не унималась Дженни.

Полагаю, он так хотел. — Люк снова пожал плечами.

Не понимаю. Он поссорился с отцом? Или с тобой? Что все-таки произошло?

Я скажу тебе, что произошло: он…

Люк оборвал предложение, будто срезал окончание ударом мачете. Боль застыла в его глазах. Затем он глубоко вдохнул.

Чад узнал о нашей свадьбе пять месяцев назад, когда вернулся из путешествия по Европе. Вроде бы он ничего не имел против твоего замужества. А может быть, и имел. По правде говоря, меня не интересует, одобрял он или не одобрял наш брак. Но если тебе любопытно, почему он так стремительно оставил «Прентис — Маунтин», почему так долго отсутствовал или почему не звонил и не писал нам, то, по-моему, лучше задать эти вопросы Чаду.

На лице никаких эмоций. В маленькой речи выверено каждое слово.

Дженни поставила на стол локти и уперлась подбородком в ладонь.

Надеюсь, ты не станешь возражать против одного наблюдения. Кажется, ты не очень любишь своего брата…

На самом деле я возражаю! — Он встал, взял свою тарелку, стакан и вилку с ножом, сполоснул, открыл посудомоечную машину.

Молчание становилось гнетущим.

Прости, — проговорила она, — я не хотела тебя обидеть.

Ты меня не обидела. — Он выключил кран с водой. — Только… — Люк замолчал, укладывая вилку и нож в отделение для приборов. — Понимаешь, Чад — это Чад. Он такой, какой есть. Он не может измениться. Ты сама все увидишь, когда проведешь с ним больше времени. Или, может быть, не захочешь видеть, — тихо пробормотал он в заключение.

Еще одно замечание про себя. Дженни быстро знакомилась с манерой мужа вести разговоры.

Факт заключается в том, что Чад — это наша семья. — Он повернулся к столу и взял тарелку с колбасным хлебом. — По-моему, не имеет значения, нравится он мне или нет.

Конечно, имеет! — возразила Дженни. — Человек не может предвидеть, в какой семье он родится. Но ты определенно должен иметь право выбора, с кем проводить время. Или с кем вместе работать. Или с кем вместе жить. — Дженни взяла влажную тряпку и вытерла со стола, затем посмотрела на Люка. — Я не понимаю, почему двое мужчин, которые явно недолюбливают друг друга, предпочитают находиться в одном доме. Каждый вечер я сижу за обедом с вами обоими. И вижу, что вы почти не разговариваете, почти не смотрите друг на друга. — Она стряхнула крошки с тряпки в мусорное ведро и, аккуратно расправив, положила ее возле раковины. — Я могу понять, что будут определенные трудности — надо вместе работать, поскольку вы два равных владельца курорта, — но…

Я один владею лыжным курортом.

Он произнес это так громко, что Дженни вздрогнула. Ее удивило выражение досады в сощуренных глазах мужа.

Она сразу же вспомнила саркастическое замечание Чада, что Люк принимает окончательное решение в делах, касающихся курорта. Очевидно, что владение курортом — болезненный вопрос для обоих братьев.

Но до тех пор, пока Чад хочет здесь работать, для него всегда будет рабочее место. Об этом я позабочусь. Потому что, как я уже сказал, он — член моей семьи. А мы заботимся о своей семье. Это традиция Прентисов.

Он с такой силой грохнул миску с овощами об полку, что банка с морковным соком подпрыгнула.

И тебе лучше не думать, будто брат и я испытываем за обедом некоторую неловкость из-за того, что между нами сидишь ты. Женщина, которая носит ребенка одного из нас.

Он вышел из кухни, что-то пробормотав про писанину, которой надо заняться. Униженная Дженни осталась в кухне.