Дженни услышала стон. И тотчас поняла, что он вылетел из ее горла. Звук толкнул ее еще дальше. Восхитительного поцелуя вдруг стало мало. Он не мог утолить ее глубинный, жгучий голод. Она хотела ощущать его руки на своей коже. Чтобы он гладил ее лицо. Ласкал плечи, груди. Она нуждалась в этом. Наступил момент высвобождения, остановить желание невозможно. Не думая ни о чем, она начала лихорадочно расстегивать блузку.
Подожди, — выдохнул он ей в рот. Голос хриплый, прерывистый.
Не обращая внимания на его мольбу, она переключилась со своей блузки на его рубашку. Поспешными, лихорадочными движениями она расстегивала пуговицу за пуговицей.
Дженни, перестань, пожалуйста! — Он обхватил и крепко сжал ее запястья. Затем замолчал, откинув голову и закрыв глаза. Наконец глубоко вздохнул.
Дженни почувствовала, как его трясет от усилия погасить пламя, бушевавшее в нем. Ей стало стыдно.
О чем она думала? Неужели она и вправду готова была раздеться? Если бы Люк не остановил ее, она устроила бы стриптиз прямо посреди кухни.
Стыд от случившегося смыл желание, затуманившее ей мозг. Шея и щеки горели от унижения. Как она могла до такой степени потерять контроль над собой?
Прости, — хрипло прошептала она и закусила нижнюю губу. Нельзя показать ему слезы, которые жгли глаза.
Нет, не надо извиняться. Я хотел сделать это уже… целое столетие.
Ты? — Она моргнула.
Не замечала? — Из глубины груди Люка вырвался горький смешок.
Нет. — Она улыбнулась и смущенно потупилась. — Я была слишком занята борьбой с огромным чудовищем по имени… — от неловкости снова вспыхнуло лицо, но это не помешало ей закончить предложение, — желание.
Ты не можешь представить, как мне важно это слышать! — Голос еще звучал хрипло и неровно.
Я пыталась сдерживать влечение к тебе. — Она усмехнулась. — Может быть, мое чувство к тебе — еще одна инстинктивная привычка? — Ресницы дрогнули, когда она спросила: — Скажи, нам было хорошо в постели?
Она ждала, что он засмеется. И главное, ей хотелось заставить его улыбнуться. Хоть как-то ослабить напряжение, повисшее между ними. Поэтому обида, которую она прочла в его глазах, поразила Дженни.
Пожалуйста, Люк, — проговорила она. — Я хочу знать.
Он отвел взгляд и упрямо молчал. Вдруг ее осенило, в чем дело.
Да, — кивнула она, — понимаю. Тебе не нравится, что мое влечение к тебе физическое. Ты хочешь, чтобы моя реакция была более осмысленной.
Ура! Она попала не в бровь, а в глаз. Подтверждение читалось в его взгляде.
И все же он не ответил. Только изучал ее, словно проникая до самой глубины. Она почувствовала себя подсудимой, и ей захотелось оправдаться.
Чего ты от меня хочешь? На что надеешься? Ты ждешь, чтобы я сказала, что люблю тебя? Я не знаю тебя, Люк. Для меня ты незнакомец.
Знаю. — Он отвернулся. На щеках заходили желваки. — Так тяжело помнить все, что мы пережили вместе. И видеть, что все исчезло. Будто ничего и не было.
Его красивое лицо исказилось, словно от боли. Дженни захотелось погладить его, но она удержалась. Желание утешить Люка столкнулось с чувством вины, которое возникло вроде бы ниоткуда.
Прости, — выдохнула она. — На прошлой неделе я сосредоточилась только на себе. Я не могла думать ни о чем, кроме своих болячек. И о внешних, и о тех, что в глубине. О страхах и сомнениях…
Дженни!..
Он поднял руку, пытаясь остановить ее. Но Дженни продолжала:
А мне следовало бы понимать, что я не единственная, кто страдает. — Чувство вины внезапно будто утяжелило голос. — Мне следовало бы видеть, что я не единственная оказалась в новой ситуации.
Но я хотел, чтобы ты именно это и сделала, — перебил ее Люк. — Я говорил тебе, чтобы ты сосредоточилась на своем выздоровлении. На себе. — Потом он тихо добавил: — И на малыше.
Да, это было все, что она могла сделать. Но ведь так заметно, что Люк мучается от сомнений, кто отец ребенка. Конечно, он утверждал, что это его ребенок. И все же червячок подозрения не унимался. И это причиняло Люку боль. Она же не могла рассеять его опасения, поэтому решила пока отложить эту тему. Полный свет на все прольется лишь тогда, когда рухнет та стена, через которую она старается пробиться к мужу.
С нами все в порядке. — Ей хотелось успокоить его хоть в том, в чем она не сомневалась. — Ребенок и я в прекрасной форме.
Ты уверена?
В себе уверена. — Она пожала плечами. — Я чувствую себя великолепно. И я не замечаю признаков, что малышу плохо. На следующей неделе у меня визит к доктору Портеру.
Атмосфера между ними начала разряжаться.
Люк, ты не думаешь, что пришло время поговорить? — наконец спросила она.
Мы и говорим. — Он уставился в какую-то точку над ее плечом. — Мы каждый вечер разговариваем за обедом.
Ты называешь это разговором? — Она засмеялась. — Боюсь, что ты и Чад в будущем будете подшучивать над тем, как я изо всех сил старалась спрятаться за газетными новостями, которые подробно пересказывала вам. — Она снова засмеялась. — Я ценю, что вы выслушали, как все церкви провели благотворительную распродажу кексов и печенья. И терпели, когда я заставляла вас участвовать в обсуждении последних скандалов в столице и нескольких ограблений банков в Филадельфии.
Это тоже очень интересно. — Секунды три Люк сохранял серьезное выражение, потом разулыбался. — По-моему, ты можешь сказать, что я позволял тебе прятаться за новостями. Наверно, в этом смысле я тоже прятался, — признался он, засмеявшись. Потом распрямил плечи и вздохнул, уступая ей: — Ты права. Пришло время поговорить.
Они сидели за обеденным столом напротив друг друга. На блюде дымились ломти колбасного хлеба, приготовленного Мэри. Дженни положила им обоим картофельное пюре и кольца тушеной моркови. Лепешки с маслом дополняли совершенство блюда.
— Расскажи мне о нас. Как мы встретились. — Дженни поддела вилкой морковку, положила в рот и медленно жевала. Едва ли она чувствовала вкус. Мысли в тревоге сосредоточились на том, что скажет Люк.
Он медлил с ответом. Дженни нахмурилась, но терпеливо ждала.
Мы познакомились через Чада, — наконец произнес он.
Брови взлетели сами собой.
Ты вместе с ним училась в колледже. В университете Вилланова.
Так она еще и образование умудрилась получить! В уме завихрились вопросы: чем она увлекалась, нравилось ли ей учиться, какая у нее специальность? Но Дженни твердо приказала сознанию: каждый раз занимайся одной темой. А нынешняя тема — ее отношения с Люком — чрезвычайно важна.
Наверно, я приехала сюда с Чадом кататься на лыжах. — Она произнесла фразу как утверждение, а не как вопрос. Но все же ждала от Люка подтверждения.
Ты приезжала четыре зимы подряд, — кивнул он. — Вместе с восемью или десятью друзьями и подружками Чада. Как только выдавалось свободное время, ваша банда приезжала сюда.
Похоже, ты был не в восторге от нас. — Уголки губ поднялись в улыбке. — Шумная группа студентов из колледжа. Мы мешали тебе, так?
Нет, не так.
Дженни понимала, что Люк о чем-то не упомянул, что-то в их первой встрече вызывало в нем какую-то неловкость. Он словно превратился в натянутую струну. Застывшие плечи. Нахмуренные брови. И еще одно доказательство — Люк так и не дотронулся до обеда. Дженни решила, что лучше пока оставить в стороне эту часть их прошлого. Она всегда может вернуться к ней потом.
Мы давно женаты?
Через несколько месяцев мы отпразднуем нашу пятую годовщину, — чуть улыбнулся он.
Пять лет вместе, — пробормотала она. — Мы были счастливы?
Очень. — Он наконец поддел вилкой ломтик колбасного хлеба и принялся есть.
Дженни подумала, как удивительно, что перемена направления в разговоре преобразила его. Минуту назад он выглядел напряженным и взвешивал каждое слово, а сейчас совершенно расслабился.
И как мы живем? — спросила она, намазывая половину лепешки маслом. — Что мы любим вместе делать?
Зимой мы работаем. Тяжело. С восхода солнца, и пока оно не сядет, заняты делами курорта. Это честная жизнь. — Он усмехнулся. — И за четыре-пять месяцев мы зарабатываем столько, что нам хватает на весь год.
