Не успел я ответить, что лучшим во мне я обязан Ту, как она с ласковой улыбкой пояснила причину своих волнений:

— Ведь он же, бедняжка, ничего не умеет. Даже чаю заварить…

Так и не знаю до сих пор: может, это была вьетнамская вежливость?

…Мой рассказ о привычках разных народов за столом был бы неполон, если бы я не вспомнил в завершение о докторе Кришнамурти, враче нашей делегации в Индии. Тот обедал с нами редко (обычно вставал пораньше), но пользовался только ложкой. Решив, что застенчивый доктор стесняется взять полный прибор, я положил ему вилку. Доктор тихо поблагодарил, но вилку не взял. Я не стал приставать с расспросами.

Однако доктор Кришнамурти сам решил расставить точки над «i». Он подождал, пока мы останемся одни.

— Спасибо вам, — сказал доктор, — но не стоило беспокоиться.

— Что вы, доктор, — добродушно отвечал я. — Я подумал, что вам неудобно.

— Нет, нет, — живо возразил Кришнамурти, и румянец пробился сквозь его черный загар. — Я знаю, что это такое, в университете в столовой я видел эти вилки. Но я никогда не пользуюсь ими.

— Кастовый запрет? — бестактно спросил я с профессиональным интересом.

— Что вы, — смущенно сказал Кришнамурти, — никакого запрета. Просто мне все время кажется, что я проткну ею язык…

В самом начале сентября семьдесят …ого года люди, проезжавшие по шоссе Прага — Страконице, могли заметить стоящую у обочины черную «татру», в моторе которой копался шофер, а рядом с ней двух граждан в фесках. Одним из этих граждан был пражский журналист Петр Коуделка, другим — я. Фески мы надели, чтобы дорогой не помять их в руках. Потом мы немножко помогли шоферу, руки у нас были грязные, и нам тем более пришлось остаться в фесках. Честно говоря, меня сначала не очень смущало это обстоятельство, потому что я предполагал, что в окрестностях Страконице феска вряд ли привлечет к себе излишнее внимание.

Я ошибся, и в этом мне очень скоро пришлось убедиться. Не было никого, кто бы не оглянулся на нас, а проезжавшие в автобусе школьники крикнули нам хором что-то похожее на «селям алейкум!».

В конце концов нам пришлось спрятаться в автомобиле, что было очень обидно, поскольку день был на редкость приятный и солнечный.

Конечно, я понимал, что для Европы феска — вещь экзотическая, примерно так же, как ятаганы, кальяны и боевые слоны с окованными медью бивнями. Мало того, мне было точно известно, что в Страконице не делают ятаганы, кальяны и не оковывают медью бивни боевых слонов.

Но фески, фески-то делают именно здесь, в Страконице — уютном городке среди невысоких холмов Южной Чехии. В Страконице есть и готика, и барокко, но вот о Востоке там решительно ничто не напоминает. Ничто, кроме эмблемы предприятия «Фезко»: красной фески с черной кистью.

В 1482 году гроссмейстер Мальтийского ордена Ян из Швамберка пригласил мастеров и основал в Страконице ремесленные цехи. Городок принадлежал ордену уже 250 лет и за это время вырос из деревушки при храме в довольно большой по тем временам и процветающий город на перепутье дорог. Указом гроссмейстера Яна права и привилегии даны были цехам шорников, златокузнецов, портных и сукновалов.

Для нашего рассказа важен один из этих цехов — цех сукновалов, потому что в недрах его зародился, а потом и выделился из него цех чулочников. А именно благодаря ему появилось в Страконице производство фесок, которое и прославило скромный город в самых экзотических местах нашей планеты.

Так уж получилось, что время поставило традиционный для Страконице промысел — да простят нам это выражение! — с ног на голову.

Дело в том, что в Страконице вырабатывали красные чулки, которые носили тогда — с короткими штанами — крестьяне во всей Центральной Европе — в Чехии, Германии, Австрии, Швейцарии. Такой чулок имел мало общего с нынешними чулками-паутинками, разве что название да назначение. Нагляднее всего было бы сравнить его с очень тонким и очень длинным — до пупа — валенком, плотно облегающим ногу. Только валенки — в Европе неизвестные — из шерсти катают, а красный чулок вязали, потом подвергали длительной обработке, так что сам рисунок вязки становился не виден, будто сделан чулок из фетра. (Эти чулки и по сей день можно увидеть в Чехии, Австрии и Германии в дни праздников, когда люди надевают национальные костюмы.) Чулки расходились из городка в сопредельные области, где на них был постоянный спрос. Так что нет ничего удивительного в том, что в 1716 году из сукновального цеха выделился особый цех чулочников. Его признали городские власти, и он получил все права самостоятельного цеха: цеховой совет, цеховую печать и цеховую хоругвь. Уже к середине XVIII века цех чулочников стал самым процветающим и самым многочисленным в городе. Однако к концу того же столетия чулочный промысел стал перед проблемой: спрос на красный шерстяной чулок заметно уменьшился. Виною тому был хлопок. Чулки из него были куда дешевле, а потому беднота отдавала им явное предпочтение. Богатые же люди могли позволить себе сапоги.

Каждый мастер — член цеха держал свою мастерскую, в которой работали его помощники — «товарищи мастера», ученики и подсобные рабочие. Готовую продукцию скупали у мастера перекупщики-форманы, которые перепродавали чулки в местах, зачастую от Страконице весьма удаленных.

Форманы, как правило, были людьми ушлыми, много чего видавшими, много где бывавшими. Один из них, некий Браун, постоянно проживавший в австрийском городе Линце, по торговым делам исколесил добрый кусок Европы — от Венеции до Вены. Он-то и заказал впервые мастерам-чулочникам Шустру и Петрашу первую в истории Страконице партию фесок.

Было это в 1807 году, и с этого года ведут свое начало страконицкие фески. До того здесь феску никто и в глаза не видел. Ведь не носили их и не носят не только во всей Чехии или Моравии, но и ни в одной из соседних стран.

Зато их носили в весьма обширной в те времена Оттоманской империи, куда кроме собственно Турции включались почти вся Северная Африка, Аравийский полуостров и значительная часть Балкан. Верующие мусульмане стараются не обнажать голову, во время же молитвы головной убор просто обязателен, и в нем надо совершить предписанное количество поклонов.

Попробуйте-ка несколько раз низко поклониться в европейской шляпе на голове! Бьюсь об заклад — она у вас слетит. Попытайтесь обернуть шляпу тюрбаном — у вас опять ничего не получится. Кроме того, даже сама мягкая из шляп все-таки жестковата, и ходить в ней все время — дело обременительное.

По всем этим причинам в исламских странах распространение получила конусообразная мягкая шапочка, известная как тарбуш, шашия или феска. Этим последним названием она обязана марокканскому городу Фес, где ее впервые начали делать.

Но в Фесе делали фесок слишком мало в сравнении с потребностями огромной империи, ведь феска стала обязательным головным убором, по крайней мере для военных, чиновников, а также всех тех, что хотел подчеркнуть свою лояльность к султану.

Это заметили венецианские купцы. И через некоторое время Венеция стала производить фесок куда больше, чем Фес.

У турок, правда, были некоторые предрассудки: на голове можно было носить шапку, изготовленную лишь в мусульманской стране. Но бакшиш делал султанских чиновников сговорчивыми, и они смотрели на венецианскую коммерцию сквозь пальцы. Торговля фесками стала прибыльной, и вскоре такое же производство открылось в других итальянских городах — Пизе и Ливорно, а оттуда перекинулось на юг Франции: в Марсель, Тулон, Авиньон и Орлеан.