Прибывшие выпили по первой. Алкоголь попал на старые дрожжи, стало веселей. Главарю вовсе показалось, что он просто неотразим. Ах, как восхитительно от него пахнет чесноком, как умело, как виртуозно он умеет ругаться матом. Он уверен в себе и своей силе. Такие определенно нравятся бабам. А если не нравится – то его такие мелочи волнуют не сильно. Захотелось главарю любить и быть любимым. Надумал потребовать, чтобы хозяин трактира позвал свою жену, но заметил, что совершенно кстати в помещении уже имелась какая-то дама. Правда, как на его вкус, худая. Наверное, институтка, а может, даже графиня. Но разнообразия ради можно… Не очень смущал и посторонний мужчина у окна. Возможно, бывший офицер, выглядел он уж чересчур интеллигентно, чтобы быть опасным. Да что там, дабы произвести на барышню большее впечатление, этого хлыща можно и пристрелить. По залу главарь прошелся вальяжной походкой, задев по пути ни в чем не повинный стул.

– Нельзя ли пригласить мадемуазель к нашему столу? – спросил развязно у девушки.

– Нельзя, – ответила та и вернулась к своему супу с лапшой.

– Может, все же вы будете столь любезны и согласитесь…

– Не буду, уж простите…

Тяжелая рука легла на плечо Ольги и подняла ее со стула.

– Будешь, – прошептал бандит. – Тебе понравится с нами! Сама потом будешь проситься.

Девушка стояла перед главарем – такая маленькая, такая хрупкая рядом с ним. Сотоварищи отвлеклись от еды и наблюдали за действом, похохатывая.

…И тут произошло нечто странное, непонятное. Девушка крутанулась на месте, освобождаясь от руки на плече, выскользнула волчком из-под ладони. Бандит попытался ее схватить, но поймал лишь воздух. Потерял равновесие, но будто выровнялся и получил несильный удар по спине. Мгновением позже, когда он уже лежал, прижатый лицом к столешнице, промелькнула мысль, что надо бы набить хозяину морду, чтобы тщательней вытирал столы. Попытка распрямиться не удалась – тут же взорвалась болью рука, заломанная за спину. Его приятели вскочили на ноги, и положение тут же изменилось – руку отпустило. Главарь развернулся на каблуках, уверенный в том, что теперь-то он не попадет впросак. Но в нос ему тут же ткнулся ствол пистолета.

– Руки вверх, – произнесла девушка почти нежно.

Она не говорила, что будет стрелять. Это было понятно без слов. Скосив глаз, главарь смог рассмотреть оружие. Это был не дамский револьверчик, а вполне порядочный почищенный и смазанный немецкий Parabellum. Пистолет этой марки имел ту неприятную особенность, что его ствол не был заключен в ствольную коробку. Лишь на конце ствола имелось утолщение с мушкой. И теперь главарь чувствовал, как ствол вползает, вдавливается в его ноздрю. И прицел с утолщением совсем его не спасет, а скорей наоборот. Трое оставшихся сделали было несколько осторожных шагов, обходя место драки полукругом. Но из кармана дамской курточки появился еще один пистолет, маленький, жилетный. Из такого можно было сделать лишь пару выстрелов, а потом пришлось бы долго перезаряжать. Однако отчего-то нарваться на эти две пули не хотелось.

– Ни с места… И руки… Если вы будете держать руки так, чтоб я их видела, ваши шансы остаться живыми резко возрастут.

Огромные маузеры, где-то более похожие на винтовку, чем на пистолеты, оставались в своих огромных деревянных кобурах. Они выглядели устрашающе, били далеко и точно, да вот беда – выхватить и взвести такую махину быстро было невозможно.

– Ну давай, скажи что-то, чтобы у меня был повод разнести тебе голову вдребезги!

Вместо того чтобы разговаривать, главарь перестал дышать.

– А жаль… Твоя смерть была бы неоценимым уроком для твоих товарищей. Наверное, обойдемся без морализаторства. По той причине, что значения этого слова вы не знаете. Засим буду кратка. Если вам удастся выйти из этого помещения живыми – садитесь на своих лошадей и скачите, пока те не падут. А затем идите пешком. Потому что если я увижу ваши морды еще раз, то посчитаю, что вы меня преследуете. И перестреляю без разговоров. Я понятно излагаю?

Трое кивнули. Четвертый по-прежнему не дышал. Девушка кивнула:

– Будем считать, что молчание – знак согласия. А теперь быстренько, тихонько – вон отсюда, чтоб не было мучительно больно за руки, которые я вам сейчас поотрываю!

Ствол Parabellum’a вышел из ноздри хлопком, будто выдернули хорошо притертую пробку из небольшой бутылки. И тут же все четверо сделали шаг назад, отступили, словно какой-то станцованный кордебалет.

– Стоять! – одумалась Ольга. – За обед расплатитесь!

Из чьего-то кармана появилась серебряная монета, большая, как чайное блюдце.

– Достаточно ли? – спросила девушка.

Трактирщик только кивнул. Горло пересохло, в нем застревало дыхание, не то что звуки.

– Вон пошли! – распорядилась девушка.

Четверо были рады стараться. Еще через две минуты за окнами простучала дробь копыт четырех лошадей. В трактире стало мучительно тихо. Так тихо, что можно было различить, как под половицей скребется мышь. И тут Ольга услышала, что за ее спиной кто-то хлопает в ладоши. Она обернулась. Ей неспешно рукоплескал второй посетитель этого забытого богами трактира. Еще он давился беззвучным смехом:

– Браво, мадемуазель, ей-богу, браво! Снимаю перед вами шляпу, и между прочим – лишь немногие удостаивались такой чести. Вы мне определенно симпатичны!

Шляпа по-прежнему лежала на столе, но мужчину это не смутило. Незнакомец поднял ее со стола, надел только для того, чтобы тут же поднять, словно в знак почтения.

– Рихард Геллер, – представился он. – К вашим услугам.

– Ваши услуги мне не были лишними минут пять назад.

Новоявленного собеседника это не смутило:

– Да бросьте вы! Вас прикрывали двое.

– Двое?

– Двое… Я и мой «Шошет».

Геллер немного поправил макинтош. Под ним был ручной пулемет. Отчего-то именно так и назвал Геллер свое оружие, на какой-то непонятно-щегольской манер: «Шошет». Все остальные обычно звали оружие более экономичными тремя буквами.

– «Шош», – узнала Ольга пулемет, – хорошая машинка, сравнительно легкая. Только последние три патрона хронически заклинивает.

– И снова браво! Обожаю дам, которые разбираются в оружии… Не пересядете ли ко мне? Здесь так неуютно и тоскливо.

– Спасибо, – ответила Ольга, впрочем убирая пистолеты. – Но, если одиноко и тоскливо вам, зачем пересаживаться мне? И предыдущий случай вас ни на какие мысли не наводит?

– Хорошо, – согласился Геллер. – А если я к вам пересяду, вы меня убьете сразу? Или дадите немного насладиться вашим обществом.

– Смотрю, от вас так просто не отвяжешься. Ладно, чего уж тут, присаживайтесь. Но если чего пойдет не так, как вы себе надумали, – уж не обессудьте.

Рихард кивнул и стал переносить свои вещи. Сделал это в два захода – сначала перетащил свой пулемет, потом все остальное. Наконец, набросил макинтош поверх пулемета.

– К слову, – сказал Геллер, хотя последнее слово было произнесено минуты три назад, – к слову, а как вас зовут?

– Ольга.

– Очень приятно, Ольга! А чем в данный исторический момент вы занимаетесь?

– Приблизительно ничем.

– Ну надо же! Мы с вами, оказывается, коллеги!

Вокруг стола суетился трактирщик: запоздало вытирал пыль, переставлял приборы. Всем своим видом пытался показать свою услужливость.

– Да не дрожите вы так – этой банде каюк, – попытался успокоить его Геллер. – На следующем привале они друг друга порешат. Ну не допустят те трое, чтоб ими командовал кто-то проигравший ба… pardon, очаровательной даме. Ну а тому будут колоть глаза, что его опозорили…

– Не изволите чего-то заказать еще? – не унимался хозяин заведения.

– Когда изволим, брат, мы тебя пренепременно позовем. А пока – ступай, не мельтеши…

Трактирщик действительно удалился. Геллер посмотрел в окно, вздрогнул. Отвел взгляд.

– Простите за вопрос, – Рихард с деланым наслаждением втянул воздух. – Ваши духи… Это, кажется, цветы померанца? Возможно, «Цветок невинности», фабрикации братьев Ферье?..