– Каким образом? – поинтересовался Онигеро.

И услышал холодный ответ:

– Единственным.

– То есть?

– Да, Винчер, конкретизируй.

– У тебя есть план?

Нешуточная проблема – а дело пахло то ли войной, то ли распадом Конфедерации – выбила сенаторов из колеи. И вот уже две недели они никак не могли решить, что делать. Бесконечные совещания, согласования, прения и обсуждения – разговоры, разговоры, разговоры… Сенаторы растерялись, но сегодня консул собирался склонить их к принятию окончательного решения.

– Спокойно, спокойно, у меня есть план! – Дагомаро выставил перед собой руки. – И только он поможет нам избежать поражения.

– Война еще не началась, – уточнил Фраскетти.

– Война идет давно, Фил, с тех самых пор, как Компания решила наложить лапу на наш мир. А точнее – на Ушер, поскольку на Приоте ничего интересного нет. – Консул выдержал паузу, позволяя сенаторам согласиться с высказыванием, и продолжил: – Им не удалось нас купить, им не удалось посадить нас на кредиты, и потому они решили нас завоевать. Или же создать угрозу завоевания.

– Весьма реальную угрозу.

– Мы должны понимать, что попытка развязать войну – последний козырь Компании, – повысил голос Дагомаро. – Если мы отобьемся, нас оставят в покое.

– С чего такая уверенность? – осведомился Дзинга.

– Это логично, – поддержал консула Онигеро. – Винчер прав: все остальное Компания уже пробовала, а больше ничего не придумано.

– Спасибо, Питер.

– Так что ты предлагаешь? – поинтересовался Фраскетти.

– Будем лавировать между Компанией и адигенами, – твердо ответил консул. – Стоять на своем, обещать, врать и слегка поддаваться. Полагаю, мы сумеем выйти из ситуации с минимальными потерями.

– Ляжем под адигенов?

– Попытаемся столкнуть их с Компанией, – улыбнулся Дагомаро. – Мы станем призом, за который они начнут драку. Призом, который не достанется никому.

– Как это? – не понял Фраскетти.

– Они упрутся, но в какой-то момент поймут, что проще отступить, – сообразил Онигеро.

– А мы останемся при своих, – закончил консул.

В зале повисла тишина. Примерно полминуты сенаторы взвешивали услышанное, после чего Фраскетти кивнул:

– В целом мне нравится.

– А что с Приотой? – кисло спросил Дзинга. – Будем воевать с землеройками?

– Приотская армия – сброд, – уверенно произнес адмирал Даркадо. – Им нечего нам противопоставить, кроме численности. У нас полное превосходство в технике и боевом опыте. Воздух – наш, море – наше, если же мы соберемся оккупировать континент…

– Пока не собираемся, – поспешно перебил военного консул. И вежливо ответил сенатору: – С Приотой постараемся договориться.

– А если не получится?

Пылкая речь адмирала Дзингу не впечатлила, и Дагомаро пришлось поддержать старого вояку:

– Если мы готовы сдаться после первой серьезной угрозы. Подчеркиваю: не после удара или тычка, а только после угрозы, то нам не следовало ссориться с Компанией. Нужно было допустить в Ушер их банки и позволить скупить акции наших предприятий. Мы получили бы деньги и ушли со сцены. Тихо и мирно.

– Ты выгнал отсюда банки Компании, – напомнил Дзинга.

– Потому что наши предки создали Ушер! – прогрохотал консул. – Наши отцы и наши деды! Их труд, ум, деньги, их упорство создали Ушер, а значит – Кардонию! Это наша планета! И я ее не отдам!

Яростные возгласы, яростно вспыхнувшие глаза – Винчер изменился в мгновение. Только что перед сенаторами сидел настаивающий на своем консул, а через секунду – лучший оратор Кардонии, прирожденный боец, патриот. И эта вспышка показала, что не зря, ох не зря именно на груди Винчера Дагомаро сверкал крылатый жлун – золотой значок консула.

– Но…

– Пойми, наконец, что нет никакого «но»! Нет! – Дагомаро вскочил на ноги. – Или Кардония принадлежит нам, или Компании. Или мы хозяева, или никто! Вы хотите оставить предприятия детям? Вы хотите, чтобы они владели Кардонией? Фил?

– Ты знаешь, что да, – пробурчал сенатор Фраскетти.

– Питер?

– Мог бы не спрашивать.

– Дзинга? Роджер?

Против никто не выступил. Сенаторы поджимали губы, неохотно качали головами, вздыхали, но было видно, что пламенная речь консула задела их за живое. Они привыкли чувствовать себя хозяевами и не собирались уходить со сцены.

– А раз мы этого хотим, – громко произнес Дагомаро, возвращаясь в кресло, – то придется перегрызть пару глоток. – И улыбнулся: – Впрочем, мы это умеем.

– Ты говорил об угрозе, но захват Валеманской группы – это уже не угроза, а тычок, – медленно произнес Фраскетти. – Болезненный тычок.

– Землеройки проверяют нас на прочность, – сипло произнес Онигеро и откашлялся. – Если поддадимся – на переговорах они не отступят ни на шаг.

– Согласен, – кивнул Дагомаро. – Мы обязаны вернуть Валеманскую группу до начала переговоров.

– Которые в этом случае могут не начаться, – бросил Дзинга.

– Аргументирую: мы не можем садиться за стол слабаками, нужны козыри.

– Звучит логично.

– И еще нам следует укрепить армию, – продолжил консул. – Землеройки покупают у галанитов оружие? Отлично! Продемонстрируем силу. Адмирал?

– Генеральный штаб предлагает сформировать две дополнительные бригады и одну эскадру в западном секторе архипелага. Кроме того, необходимо срочно доукомплектовать существующие подразделения техникой.

– Теперь я понял смысл сегодняшнего совещания, – язвительно заметил Дзинга. – Две новые бригады и техника!

– И что?

– То, Винчер, что ты – главный производитель – оружия.

– Но не единственный.

– Но ведь армии потребуется самое лучшее, а твой холдинг опередил всех.

– Кажется, я не забываю делиться открытиями Гатова, – с трудом сдерживая злость, ответил консул. – И вы все неплохо зарабатываете на инвестиции, которую я сделал много лет назад.

– Мы говорим об оружии, – напомнил Дзинга. – На войне ты разбогатеешь.

– Потребуется много металла с твоих шахт, энергии с твоих электростанций и грузовых судов с твоих верфей. Война – это не только патроны и пулеметы, дружище. Война жрет все.

– И тут мы подходим к действительно важной теме, – громко произнес Фраскетти. – Винчер, ты забываешь об одной мелочи: казна Ушера большая, но не бездонная.

– И я хочу, чтобы именно мы, ушерцы, продолжали ею распоряжаться. Если для этого нужно драться, мы должны драться. Но не голыми руками.

– Хватит лозунгов, – поморщился Фраскетти. – Мы уже решили, что будем драться.

– О чем, в таком случае, мы говорим?

– О казне, которая не бездонная, – твердо произнес сенатор. – Ты готов поставлять технику в кредит?

– А ты?

– Я?

– Нам потребуется еще одна эскадра, – улыбнулся Дагомаро. – С твоих верфей, Фил, с твоих. И я задаю тебе тот же вопрос: будешь вооружать страну в кредит? То есть за собственный счет? Будешь вкладывать свои средства в наше общее будущее? Я – буду. Не один, разумеется, а только в том случае, если каждый из вас согласится на эти условия. Если мы сожмемся в кулак, о который Компания разобьет физиономию. Мы готовы к этому? Мы все еще жлуны в этом Банире?

– Мы – жлуны, – подал голос Фраскетти. – Лично я кредит предоставлю, потому что кардониец. Потому что ушерец. Потому что я здесь главный и мои дети станут главными после меня!

Семейным, или, если можно так выразиться, наследным, увлечением анданийских даров Лиронг было коллекционирование оловянных миниатюр, именуемых в простонародье «солдатиками». Но не тех примитивных фигурок, что продают на ярмарках по пятьдесят грошей за коробку, а маленьких, с любовью воссозданных и аккуратно раскрашенных скульптур, в точности копирующих обмундирование и вооружение реальных воинов. Рыцари, ландскнехты, первые артиллеристы, первые мушкетеры – по коллекции Лиронгов можно было изучать историю военного дела Герметикона от Эпохи Ожерелья до наших дней. Именно Герметикона, поскольку увлеченные дары не ограничивались родной Анданой. В коллекции были представлены лингийские егеря и офицеры Астрологического флота, верзийские гренадеры и каатианские стрелки, летчики и моряки, механики из броневойск и кавалеристы. Тысячи фигурок и тысячи мундиров: пышных, с аксельбантами, золотыми погонами и широкими поясами и простых, рациональных, которые стали шить в последнее время; офицерских и солдатских, парадных и повседневных. Коллекция даров Лиронг охватывала все армии и рода войск, каждая миниатюра была уникальной, однако объединяло их то, что все они изображали мужчин.