Линия фронта давно пройдена, до цели — полтора десятка километров. Спереди–слева появились быстро увеличивавшиеся в размерах черные точки. Вот и теплая встреча нарисовалась! Наперерез противнику бросилась специально выделенная группа истребителей — теперь, когда полк вылетал на прикрытие в полном составе, можно было позволить себе разделиться на группы с узкой «специализацией». Засверкали вспышки выстрелов, еле различимые силуэты истребителей — тонкие «Мессеров» и более «пухлые» По–седьмых, завертелись в смертельной схватке. Но, независимо от ее исхода, главную задачу группа прикрытия уже выполнила — «Мессершмитты» полностью отвлеклись на бой с ними, оставшись позади строя бомбардировщиков, и более опасности для них не представляют. Противник ожидал этого, но рассчитывал, что все истребительное прикрытие русских будет занято боем с довольно мощной группой стодевятых и оставит бомберы на растерзание тут же появившейся еще одной группе перехватчиков. Судя по «тучности» приближающихся силуэтов, на этот раз встретились тяжелые двухмоторные истребители Ме–110. Хоть и не такие маневренные, как их одномоторные братья стодевятые, но зато с целой орудийной батареей в свободном от двигателя носу, короткой очереди которой вполне хватит, чтобы развалить на куски такой далеко не маленький самолет, как Ту–2. «Их с ПВО промышленных районов Рейха сняли, что ли? Тут и без них целый зоопарк собрался: стодевятые всех модификаций, «Фокке–Вульфы» и даже итальянские «Макки». И это только истребители!» — невесело подумал Воронов.

 Благодаря новой тактике, расчет противника не оправдался — большая часть нашего истребительного прикрытия осталась возле своих «подшефных» бомберов. Одно звено, во главе с Андреем, торчало на высоте для управления и на всякий случай, а остальные, спрятавшись внутри строя пикировщиков, ожидали команды. Получив ее, ринулись к заходившим в атаку по плавной дуге двухмоторникам. Те, не ожидавшие такого подвоха, на несколько мгновений растерялись, и этого советским пилотам хватило, чтобы сходу сбить парочку самых зазевавшихся. Остальные опомнились и завертелись в попытке выйти из–под неожиданной атаки. Но неповоротливые, по сравнению с «семерками», туши стодесятых от метких очередей своих оппонентов уйти не могли. И, тем более, не могли атаковать пикировщиков, резво шедших по направлению к цели. Андрей, как командир, с удовольствием понаблюдал за избиением немецких перехватчиков. А как летчик–истребитель с неудовольствием отметил, что лично ему работы не осталось. Со слабой надеждой еще раз оглядел воздушное пространство, пытаясь обнаружить какой–либо «потерявшийся» истребитель противника, но таковых не нашлось. Пикировщики тем временем уже подошли к переправе и, растянув строй, чтобы не облегчать работы немецким зенитчикам, встали на боевой курс. С него их теперь не вынудить свернуть никому, а вот истребителям лезть в пекло объектовой противовоздушной обороны ни к чему — помочь бомберам они там все равно ничем не могут, а огрести веер осколков от близкого разрыва зенитного снаряда — запросто. Поэтому Воронов собрал своих «орлов», прикрикнув по связи на особо увлекшихся преследованием противника, в ожидаемой точке выхода пикировщиков из атаки. Немецких истребителей в воздухе уже не было. И после встречи с выполнившими задание бомбардировщиками, и во время пути домой те так больше и не появились…

 За почти две недели тяжелейших ежедневных боев полк потерял около трети от первоначального состава. У пикировщиков потери были еще выше. Но, тем не менее, переправы продолжали регулярно уничтожаться. Впрочем, как и восстанавливаться. На первый взгляд могло показаться, что пилотам особой авиадивизии поручен сизифов труд, но при взгляде на общую картину результаты были очень даже заметны: обеим наступающим группировкам противника встретиться, замкнув кольцо окружения, все еще не удалось. И вряд ли уже удастся — подтянувшиеся советские резервы начали вступать в бой. В этом была и некоторая толика заслуг летчиков особой авиадивизии.

 Но эта самая глобальная картина наблюдалась пока только с высоты штаба фронта или еще выше, а на аэродроме истребители полка готовились уйти в следующий рядовой боевой вылет. Задание стандартное — штурм очередной переправы. Координаты целей исправно поставляла разведывательная авиация, вооруженная специальной модификацией бомбардировщика Ту–2, и Андрей не раз похвалил себя за то, что настоял в свое время на как можно более быстрой ее разработке. Машины одна за одной уходили в небо. Последним сегодня взлетел сам командир полка — техники еле успели закончить профилактическую переборку движка. А то тот стал что–то плохо тянуть в последние дни. Обычного мандража перед боем сегодня почему–то не было — то ли сказывалась накопившаяся за две недели непрерывных вылетов усталость, то ли подсознание так отреагировало на резко снизившуюся за вчерашний и позавчерашний день активность немецких перехватчиков. Они тоже понесли потери, и немаленькие.

 Однако на подходе к цели вдруг обнаружилась группа истребителей противника. Не успела охранявшая левый фланг построения эскадрилья По–седьмых парировать угрозу, как справа появилась еще одна. Воронов, паривший в километре над общей группой в компании своего ведомого (целое звено в резерв из–за потерь выделить уже не получалось), вовремя направил к ней вторую эскадрилью. Такое отклонение от стандартной немецкой тактики казалось подозрительным, и он внимательно осмотрелся вокруг. Интуиция не подвела: справа–сверху стремительно подходила не замеченная никем четверка двухмоторных истребителей. Они уверенно направились в сторону ведущего наших пикировщиков. Если его собьют, то строй потеряет управление и рассеется, сбившись с боевого курса. Этого допустить нельзя!

 Андрей «нырнул» вниз, разгоняясь, потом выровнялся, забирая вправо и выходя в лоб стодесятым. За счет большей скорости он вырвался далеко вперед от пикировщиков и вполне мог успеть помешать атаке противника. Еще на снижении он заметил, что четверка тяжелых перехватчиков разделилась — вторая пара сильно отстала от передней, километра на два. Что осложняло задачу, но думать об этом было уже некогда…

 Вот они несутся лоб в лоб. Враг и не думает сворачивать — видимо, и для него выполнение поставленной задачи превыше всего. Не очень характерное поведение для немцев, но тем не менее… Краем глаза Воронов успевает заметить, что ведомый противника змейкой пытается встать на немного пересекающийся курс, чтобы попасть в Андрея. В это время ведущий немцев все–таки не выдерживает и рвет свою тяжелую машину вверх. Его ведомый и Воронов открывают огонь одновременно. И оба попадают! Советский пилот удачнее — немец сразу взрывается. Но и у самого вся кабина в дыму и заклинил руль высоты. Однако мотор продолжал работать. Андрей попытался было открыть фонарь, чтобы проветрить кабину — не получилось. Тогда он рванул за ручку аварийного сброса — и кусок плексигласа улетел в пространство. Воздух в кабине сразу очистился. Ничего, даже в таком состоянии до линии фронта дотянуть можно. Прыгать же над территорией, занятой противником, Воронову крайне не хотелось, по понятным причинам.

 И тут, прямо перед носом, он заметил вторую пару стодесятых, про которую уже успел подзабыть. Она неслась прежним курсом, явно собираясь закончить дело своего, уже несколько секунд как покойного, командира. Педалями чуть качнув прицельную линию влево, Андрей нажал на гашетку, не особо надеясь попасть. Но как будто кто–то сегодня направлял его руку — с расстояния метров в шестьсот было ясно видно, как очередь двадцатимиллиметровых пушек «семерки» уперлась точно в кабину вражеского истребителя. За оставшиеся секунды полторы Воронов успел отчетливо понять, что самолеты несутся в одну и ту же точку, что вражеский летчик наверняка убит и отвернуть не сможет и что, наконец, у него самого руль высоты заклинен…

 Последним, что увидел пилот, был дымящийся силуэт стодесятого, стремительно заполнивший собой всю переднюю полусферу…