- Абалдеть! — выдохнул в эфир Гроховский, только сейчас заметивший, что они здесь были не одни.

 - И так бывает, — прокомментировал пролет вниз горящего противника Андрей и после небольшой паузы добавил: — Пятнадцатый, однако!

 Окончательно проблему немецких транспортников решили резко улучшившаяся к концу недели погода и установка подвезенного, наконец, из тыла резервного радара. Потерявшие невидимость в ясном до горизонта небе и в проникающих и за непреодолимую для глаза легкую дымку лучах радиолокатора, прежде почти неуловимые Ю–52 посыпались на землю пачками. Ввиду неприемлемого уровня потерь Люфтваффе был вынужден свернуть операцию и теперь штурмовка вновь стала основным занятием истребителей.

 И опять под крылом самолета узкая лесная дорога, утрамбованный снег на которой исполосован многочисленными следами колес, гусениц и полозьев. И снова в перекрестье прицела хвост черной змеи — колонны пытающихся выйти из окружения немецких войск. Грузовики, сани, бронетранспортеры. Иногда, совсем редко — танки и штабные машины. А еще — люди. В серой форме, голодные, обмороженные, устало бредущие на запад. Но жалости нет — сюда их никто не приглашал.

 Палец привычно выжал гашетку, и с подкрыльевых пилонов сорвались две стрелы с огненными хвостами, через пару секунд ткнувшиеся в судорожно пытающийся вывернуть на обочину «Опель». Двойной взрыв, и объятый огнем грузовик заваливается набок. Андрей тянет ручку на себя и входит в очередной разворот. Ну и что, что ракеты закончились? Есть еще пушки, не везти же боезапас назад на аэродром? Теперь в прицеле сани, груженные какими–то коробками. Фонтанчики разрывов пляшут вокруг них. Вот и попадание! Коробки и куски саней летят в одну сторону, неестественно выгнувшийся конь, опутанный остатками упряжи — в другую. Кого таки жалко — так это лошадей. Они–то уж точно ни в чем не виноваты!

 Но военная фортуна — вещь переменчивая. На выходе из атаки Воронов краем глаза заметил тянущуюся с земли к его машине разноцветную ленту трассеров. Грохот, треск разрываемой снарядами обшивки и резкая боль в ноге. Треснувший в нескольких местах плексиглас фонаря кабины весь забрызган вырвавшимся из разбитого двигателя маслом. Так, что с трудом можно что–либо различить снаружи. Через пару секунд оправившийся от первоначального шока пилот попытался оценить полученный ущерб. Левая нога болела, но пока действовала. На рули самолет реагировал нормально. И двигатель пока работал, хоть и с непривычным грохотом. Видимо, пробиты один или два цилиндра. Само по себе это не страшно — мотор воздушного охлаждения мог работать и в таком состоянии, но в дополнение еще явно перебит и маслопровод. А вот без масла движок схватит клина уже через несколько минут.

 - Командир, за тобой черный шлейф! — донесся из наушников взволнованный голос ведомого.

 - Знаю! Я ранен, тяну к аэродрому!

 - Буду сопровождать! — самолет Гроховского пристроился рядом.

 Насчет аэродрома Андрей сказал только для успокоения ведомого. С такими повреждениями шансов долететь до него — ни малейших. Дотянуть бы пять–семь километров до линии фронта… Мотор начал сбоить. Воронов выжал тангетку рации:

 - Паша, где мы? Не вижу ни хрена, и движок, кажется, подыхает!

 - Уже почти долетели до линии фронта. Еще с километр, вон за той речкой. Тяни, командир!

 И тут мотор издал жуткий скрежет и заглох. Наступившую тишину нарушал лишь свист встречного потока. Андрей перевел машину в пологое планирование и перекрыл кран бензопровода. Двигателю бензин уже не нужен, а при вынужденной может и вспыхнуть. От прыжка с парашютом Воронов отказался сразу — высоты маловато, да и силы потихоньку его оставляли. Наверное, сказывалась сильная кровопотеря. На секунду мозг пронзила паническая мысль — все, сейчас он потеряет сознание и… Усилием воли прогнав страх, Андрей начал готовиться к посадке. Проверил ремни, попытался заранее открыть фонарь… А вот и хрен — колпак фонаря заклинило! Рычаг аварийного сброса тоже не подействовал. Но разбираться с этим было уже некогда — земля, вот она!

 Быстро, пользуясь помощью кружившего рядом Гроховского, выбрал более–менее ровную площадку. Закрылки выпустить, а вот шасси — не надо. Попадет колесо в какую–то случайно подвернувшуюся и не видную сверху ямку — самолет скапотирует и привет… Так, плавно выравниваем… Удар! Еще один! В глазах потемнело, об днище машины заскрежетали какие–то камни. Самолет почти остановился, когда внизу что–то противно хрустнуло, истребитель дернулся и левое крыло отвалилось. Машину развернуло, и она, наконец, замерла.

 Андрей дрожащими руками расстегнул привязные ремни. В кабине резко завоняло бензином, а из разбитого двигателя явственно несло гарью. «Бли–ин! Сгорю же заживо!» — опять навалился панический страх. Воронов нервно задергал рычаг сброса фонаря. Потом изо всех сил ткнул в него кулаком. Без толку! «Спокойно, безвыходных ситуаций не бывает», — с трудом взял он себя в руки и достал пистолет, теперь всегда с полной обоймой после известных событий. Выстрел — и долбаный замок фонаря разблокировался! Летчик из последних сил выбрался из кабины и отполз по замаранному черными брызгами масла снегу на десяток метров в сторону. Сзади раздался несильный хлопок, и из самолета показались первые, невысокие пока языки пламени. Воронов перевернулся на спину и уставился в ясное синее небо. Идиллию нарушала какая–то мечущаяся по нему и противно жужжащая точка. «Да это же Гроховский!» — промелькнула вялая мысль.

 - Эй, летун, ты это, жив–то вообще? — донесся откуда–то сбоку хриплый голос.

 - А хрен его знает! Я еще не решил, — сообщил неведомому собеседнику Андрей и потерял сознание.

 - Здравствуйте, товарищ Сталин!

 - Разве так советский офицер должен приветствовать Верховного Главнокомандующего? — в устах Вождя свежевведенный в оборот термин «офицер» звучал почти как оскорбление. Все же два десятка лет только в таком смысле и употреблялся.

 - Э.., так вы же без формы! — после секундной заминки нашелся Воронов. За несколько месяцев, проведенных на фронте он несколько отвык от специфического сталинского юмора.

 Хозяин кабинета улыбнулся в усы и гостеприимно указал рукой на стул:

 - Ну, садись Андрей, рассказывай! Как самочувствие?

 - Прекрасное! За месяц в госпитале можно было бы вылечить и гораздо более тяжелое ранение. Так что чувствую себя вполне готовым вернуться на фронт. Но товарищ Рычагов заставляет взять месяц отпуска! — пожаловался гость на своего непосредственного начальника.

 - И правильно делает! Вы все время куда–то спешите, товарищ Воронов! Вам что, скучно в Москве? У вас дома, между прочим, жена беременная! — по хитрому выражению лица Вождя можно было догадаться откуда у главкома ВВС появилась идея отправить Андрея в длительный отпуск.

 - Ну так война же! А жена меня в госпитале и так каждый день навещала!

 Действительно, сначала раненого летчика доставили в фронтовой госпиталь, но уже на следующий день, к удивлению врачей и прибывшего навестить своего подчиненного командира дивизии Савицкого, специально за ним пришел самолет из Москвы. Так что большая часть лечения протекала в столице и Аня проводила в палате с мужем почти весь день.

 - Вам товарищ Воронов, не хватало фронтового опыта — теперь он у вас имеется. Поэтому мы подумаем, где вас сейчас лучше использовать. А пока отдыхайте. Неужели вам нечем заняться в Москве? — По тону своего собеседника Андрей понял, что спорить не надо.

 - Найдется, конечно! — пробурчал он.

 - Вот и хорошо! А теперь я все–таки хочу услышать о ваших фронтовых впечатлениях…

 Первые дни отпуска Андрей проводил исключительно с Аней. Соскучившаяся, после четырех месяцев тревожной разлуки жена не отпускала его от себя ни на минуту. Они вместе гуляли по весенней столице, тем более, что Аня действительно была на пятом месяце и ежедневные прогулки ей рекомендовал врач. Будущая мать уже в мыслях вся была в мире пеленок, распашонок и прочих сосок и, попривыкнув к присутствию мужа рядом, болтала почти исключительно об этом. Андрей, чтобы не нервировать понапрасну беременную жену, не рассказывал трагических подробностей о фронтовой действительности, ограничиваясь лишь смешными историями, происходившими в полку. Тем более, что обстановка на улицах Москвы почти ничем не напоминала о продолжающейся войне. Разве что более часто встречающимися военными патрулями и заколоченными аттракционами в парке. А так — магазины, кинотеатры и другие учреждения работали как обычно, люди деловито сновали по тротуарам, автобусы неторопливо ходили по привычным маршрутам. Как будто в менее чем тысяче километров отсюда не гибнут каждую минуту сотни людей! Значит — армия справилась со своей задачей, если в не так уж и сильно удаленной от западной границы столице страны тишь и благодать!