Отрывочные воспоминания, которые Ариэл удавалось выудить из Леона, его упорное нежелание рассказывать о своем прошлом делали его фигуру еще более загадочной. Кто он, Леон Николас Дюванн? Лорд-дикарь или лордСейдж? Джентльмен или простолюдин? Благородный человек, который честно помогает ей завоевать расположение мистера Пенроуза, или развлекающийся авантюрист?
Думая об этом, Ариэл невольно сжимала кулаки, и по ее телу ползли мурашки. Возможно, он пользуется ее безвыходным положением, преследуя какие-то свои гнусные цели…
Может ли она доверять ему? Всякий раз, когда сердце говорило — да, рассудок твердил — нет. Однажды он уже одурачил ее, дьявольски преуспев в своем обмане. Она чувствовала, что в нем сокрыто что-то темное, глубинное, покрытое тайной. Это Ариэл понимала. Но в конце концов, доверившись ему и согласившись принять от него помощь, она целиком отдала свою судьбу в руки Сейджа.
Сердце Ариэл болело. Оно научилось противостоять разочарованиям, и девушку уже не пугало ни холодное высокомерие Леона, ни его нежелание говорить о себе. Сердце понимало то, чего отказывался понять рассудок. Оно приняло Леона полностью и навсегда, несмотря на его ауру тайны и опасности, и теперь уже не примет никакого другого человека.
Ариэл часто напоминала себе, что надо быть разумнее. Ей казалось, ошибки прошлого ее чему-то научили. Эта постоянная борьба между сердцем и рассудком заставила ее совершить необдуманный поступок, доверившись сыну их дальних знакомых, о чем она будет жалеть всю оставшуюся жизнь. А ведь ей тогда исполнилось уже восемнадцать, и она могла быть менее доверчивой.
Вторая ошибка состояла в том, что она исповедовалась в своем «грехе» джентльмену, которому бесконечно доверяла. Непростительная наивность, думала Ариэл, вспоминая, как этот джентльмен, сославшись надела, немедленно уехал, чтобы уже никогда не появляться на пороге ее дома.
Именно тогда Ариэл поклялась себе никогда не питать никаких чувств к мужчинам, не быть от них эмоционально зависимой. Сказав Леону, что хочет иметь любовников, которых никогда не будет любить, она, конечно, погорячилась и поступила необдуманно, скорее из чистой бравады. Тогда она слушала свой рассудок, а не сердце и поэтому была уверена, что сумеет жить по заранее намеченному плану. И правильно, что Леон отказывался ей верить и просил ее не быть столь категоричной.
Прошла еще неделя. Их пребывание в доме мистера Пенроуза близилось к концу. Оставалась последняя неделя. И вот однажды, войдя в гостиную, Ариэл обнаружила, что ковер свернут, а за пианино сидит их новая учительница музыки, мисс Эрнхард, и, разминая пальцы, играет гаммы. Увидев Ариэл, нерешительно остановившуюся в дверях, музыкантша, несмотря на их мимолетное знакомство, послала ей ободряющую улыбку.
Свернутый ковер, музыка, улыбка на лице учительницы — во всем этом чувствовалось что-то неладное.
Ариэл подозрительно оглядела комнату и увидела, что Леон стоит у окна и, поставив ногу в высоком черном ботинке на плинтус, любуется солнечной погодой, установившейся в последние дни.
Внезапно оборвавшаяся музыка и наступившая в комнате тишина заставили его оторвать взгляд от окна и оглянуться.
— Не топчитесь в дверях, — сказал он, не меняя задумчивого выражения лица. — Сдается мне, что у нас осталось мало времени.
Ничего не понимая, но стараясь не выдавать своего волнения, Ариэл уперла руки в бока и сказала:
— Насколько я понимаю, вы решили заняться весенней уборкой дома. Как мило с вашей стороны подумать о музыкальном сопровождении. С музыкой и работать веселее.
— Не будьте занудой. У меня нет сегодня настроения с вами спорить. Идите сюда.
Ариэл пожала плечами и осталась на месте.
— У меня нет привычки спорить, если я для этого не вижу причины.
— Ну хорошо. Однажды вы мне сказали, что вам трудно делать то, что требует координации движений.
Леон замолчал и задумчиво оглядел Ариэл с ног до головы. Этот взгляд буквально прожег ее. Ариэл почувствовала, что под его непроницаемой внешностью все кипит от злости. Странно только, что злится он, а не она. Она, которую он против ее же воли заманил в ловушку. Никогда не поймешь, что на уме у этого человека. Только она подумает, что начинает понимать его, как между ними снова возникает недоразумение и он превращается в холодного, неприступного человека.
Взять хотя бы вчерашний случай, когда к ней пришел мистер Пенроуз поговорить о школьных делах. Она наплевала на свою гордость и под внимательным взглядом Леона проделала с Пенроузом все, чему учил ее Сейдж. По ее мнению, все прошло великолепно. Она просто превзошла себя, легко и ласково касаясь руки школьного директора — именно так, как они много раз репетировали. И что же, Леон остался доволен ею? Ничего подобного. Когда она позже спросила его мнение, он насупился, обругал ее и ушел.
И вот опять.
— Да, у меня плохо с координацией, — сказала Ариэл, — поэтому, если вы припасли для меня что-то с ней связанное, вам лучше сразу забыть об этом.
— Ни за что на свете, — последовал ответ. — Я припас для вас танцы.
У Ариэл все внутри похолодело. Танцы! Как же она сразу не догадалась? Вот для чего свернутый ковер и учительница музыки.
— Тогда вам придется найти более подходящую партнершу, — сказала Ариэл. — Для меня нет ничего хуже танцев. Мама предупреждала, что мой отказ учиться танцевать когда-нибудь обернется настоящей бедой, и вот, кажется, этот день настал.
— Вы все сказали?
Ариэл кивнула, серьезно подумывая над тем, чтобы убежать или упасть в обморок.
— Я хочу сам убедиться, насколько вы не умеете танцевать, — сказал Леон.
Ариэл вздохнула, отлично понимая, что если она убежит, то Леон непременно поймает ее и приведет обратно, а если упадет в обморок, то быстренько приведет ее в чувство.
— Вы только зря потеряете время, — сказала Ариэл. — Все мои партнеры приходили в ужас от моего умения танцевать. Папа придерживался того же мнения. Откровенно говоря, я вообще едва танцую.
— Что же вы делали на балах?
— Не знала, как убить время. Меня совершенно не интересуют всякие женские увертки, сплетни и тому подобное — короче, все то, что происходит на балах. Я не получаю от них никакого удовольствия.
— Тогда что же вас интересует?
— Моя семья и все, что с ней связано, школа с ее проблемами и…
— Ясно, ясно, — нетерпеливо прервал ее Леон. — Мне хотелось бы знать, что доставляет вам удовольствие, Ариэл?
— Ах, это. Опять начну с семьи. До болезни отца я с удовольствием проводила время дома с родителями. Затем работа, чтение и…
— Вы имеете в виду вашу работу здесь? — снова прервал ее Леон. — Господи, женщина, неужели вы не видите разницы между настоящей работой и всем этим спектаклем?
— Я в состоянии отличить серьезную работу от пустого времяпрепровождения. И если бы вы, ваша милость, не прерывали меня во второй раз, то давно бы поняли, что я дорожу работой в школе, особенно когда изучаю астрономию.
Ариэл с наслаждением отметила, как удивился Леон. Пусть не думает, что она несчастная, скучная рабочая лошадка. У нее тоже есть тайны.
— Астрономию, — как эхо повторил Леон. Он стоял, скрестив на груди руки и прислонясь плечом к панельной обивке стен. Новость настолько удивила его, что он едва устоял на ногах. — Довольно странное занятие для молодой леди.
— Так как мы уже с вами выяснили, что я не так уж и молода, мне непонятно ваше замечание.
Удивлению Леона не было предела, он даже не пытался скрыть его.
— Потрясающе, — вырвалось у него. — Скажите, Ариэл, чем вызван ваш интерес к этой сложной науке?
— Мое увлечение астрономией началось еще с детства, когда мне исполнилось десять или одиннадцать лет. По соседству с нами жил сэр Гилберт, известный астроном. Он является автором многих научных трудов и одним из основателей Королевского астрономического общества. Он был очень дружен с моим отцом, и всякий раз, когда приходил к нам в гости, мне разрешали оставаться в гостиной и слушать их разговоры о планетах и звездах. Сэр Гилберт всячески поощрял мой интерес к этой науке, несмотря на то что я всего лишь жалкое существо женского пола, — подчеркнуто сухо добавила Ариэл. — Он давал мне читать книги по астрономии и разрешал посещать его обсерваторию, разместившуюся в одной из городских башен. Короче говоря, именно ему я обязана интересом к этой науке.