— Расскажите мне о вашей матери, — наконец решилась она.

— Это не вопрос.

Ариэл закатила глаза и с расстановкой спросила:

— Не будете ли вы так добры рассказать мне о своей матери?

— Да. У вас остался еще один вопрос.

— Это несправедливо, — запротестовала Ариэл. — Да — это не ответ.

— Еще более несправедливо, что вы сидите здесь и развлекаетесь на мой счет.

— У меня и в мыслях этого не было. Я не хотела вас обижать. Мне кажется вполне естественным знать все о человеке, с которым…

— Пожалуйста, — сказал Леон, поднимая руку, чтобы остановить ее, — не надо никаких извинений. Я не сомневаюсь в вашей искренности. Просто я еще не привык к тому, чтобы кто-то интересовался мной, не преследуя никаких корыстных целей.

— И все равно мне очень жаль, что я вызвала у вас неприятные ассоциации.

Улыбка Леона стала более теплой.

— Не извиняйтесь. У меня нет никаких ассоциаций. У вас остался еще один вопрос. Постарайтесь правильно использовать его.

— Хорошо.

Любопытство разбирало Ариэл, но она решила быть осторожной, чтобы еще более не осложнять ситуацию и, однако, она не смогла удержаться:

— Как выглядела ваша мать?

В какой-то момент ей показалось, что он разозлился и вот-вот выскочит из комнаты. У нее возникло впечатление, что между ними встала стена льда, прозрачного и холодного, от которого и в комнате вдруг стало холодно. Настолько холодно, что ей даже почудилось, что изо рта повалил парок. По рассказам Каслтона Ариэл знала, что его мать умерла от какой-то загадочной болезни, когда Сейдж был совсем маленьким. Она подумала, что он, никогда не знавший отца, будет вспоминать о матери с теплотой и нежностью. Однако его мрачный вид говорил об обратном.

Наконец, оторвав взгляд от какой-то невидимой точки за ее спиной, Леон посмотрел ей в глаза.

— Она была очень красивой, — сказал он, — и никогда не смеялась. Не то чтобы никогда, но не так, как вы. Когда вы смеетесь, я вспоминаю нежный шум водопада, под струями которого я так любил стоять маленьким мальчиком. Теплая вода ласкала меня, и я хотел, чтобы это никогда не кончалось.

Ариэл грустно покачала головой.

— Не считайте мой смех чем-то особенным, что отличает меня от вашей матери, — сказала она, стараясь хоть немного развеселить Леона. — Некоторые находят, что я смеюсь слишком много.

— Они ошибаются, — последовал ответ. Леон отвернулся и стал смотреть в окно. В комнате повисла напряженная тишина. — Вы когда-нибудь смотрели на ночное летнее небо, когда звезды так низко, что кажется, будто вы можете дотянуться до них рукой? — спросил Леон, не глядя на Ариэл.

— Очень часто, — ответила она, отлично понимая, какое небо он имеет в виду.

— Моя мать была похожа на эти звезды: всегда близкая и всегда далекая. Когда ее убили, я…

Не отрывая взгляда от окна, Леон резко оборвал себя.

К горлу Ариэл подступил комок, слезы душили ее. Ее собственная семья всегда была рядом, но она легко могла вообразить, что значит для маленького мальчика находиться вдали от матери и рано ее потерять, если даже сейчас, будучи взрослым мужчиной, он не может говорить о ней без горечи. Ей захотелось найти правильные слова, чтобы утешить его, если такие слова вообще существуют.

— Леон, — позвала Ариэл.

Он вздрогнул и посмотрел на нее невидящим взглядом. Похоже, он совершенно забыл о ее существовании. По его плотно сжатому рту и холодным глазам Ариэл поняла: он жалеет, что открылся ей.

Ей захотелось утешить его, сказать что-нибудь приятное, но прежде чем она нашла нужные слова, Леон быстро вскочил со своего места.

— Ну что, начнем? — спросил он, стараясь казаться веселым, несмотря на мрачное выражение лица. Невидимая завеса встала между ними, и Ариэл не решилась ее нарушить. — Вчера вечером я обещал вам полную поддержку в вашем деле и считаю своим долгом сдержать обещание.

— В моем деле? — рассмеялась Ариэл. — Вы выражаетесь слишком благородно.

— Вы правы, благородство ни при чем, когда речь идет об обольщении мистера Пенроуза.

Ариэл вскочила со стула и с удивлением посмотрела на Леона:

— Обольщении?!

— Обольщение, флирт. Какое это имеет значение? Слова здесь не играют роли. Важен результат. Неужели вы думаете, что вам удастся избежать неизбежного!

Ариэл в своих мечтах покорить мистера Пенроуза старалась не думать об этом неизбежном. Она понимала, что после замужества, если такое случится, ей придется делить с ним постель, но зачем сейчас думать об этом. Мосты будут сожжены, когда она одолеет переправу. Если думать о неприятностях заранее, то можно надолго испортить себе настроение.

— Вы понимаете, что в браке у вас возникнут некоторые обязанности по отношению к мужчине? — настаивал Леон.

— Я все прекрасно понимаю, — ответила Ариэл с возмущением. — Я не маленькая девочка, которая держится за мамину юбку.

— Рад это слышать, — сказал насмешливо Леон. — Это значительно облегчает нашу задачу.

— Но я совершенно не согласна с тем, что моя попытка завоевать расположение мужчины может быть названа обольщением.

— А как же иначе, ведь ваша конечная цель — добиться того, чтобы он надел на ваш палец обручальное кольцо и в дальнейшем обеспечил материальное положение вашей семье.

И нечего краснеть. Я говорю правду. Ведь вы хотите стать миссис Пенроуз, разве нет?

— Хочу, — подтвердила, еще больше смутившись, Ариэл.

— Тогда вы должны посмотреть правде в глаза и твердо идти к намеченной цели. Ведь вы не ставите себе целью стать его другом, служанкой или адвокатом?

Ариэл покачала головой.

— Тогда перестаньте настаивать на этих позициях.

— Но…

— Ваша цель — стать его женой, наперсницей, любовницей, не так ли?

Ариэл сглотнула и снова кивнула.

— Тогда так и скажите, — приказал Леон. — Скажите мне, что вы хотите на самом деле. Скажите мне правду, Ариэл.

— Я хочу стать его женой. — И?

— И наперсницей. — У Ариэл закружилась голова, и она ухватилась за край стола. — И… о, неужели обязательно об этом говорить?

— Да. Если вы найдете в себе мужество признать это, то вам станет легче идти к намеченной цели, в противном случае вы никогда ее не достигнете.

— Но я думала…

— Что вы думали? — насмешливо спросил Леон. — Что если будете содержать в порядке его бухгалтерию, то это возбудит его? Что вы распалите его страсть, тщательно готовясь к урокам? Что, став половой тряпкой, сможете пробудить в мужчине пылкую любовь?

— Господи, нет. Поверьте! — воскликнула Ариэл, окончательно смущенная неожиданным поворотом беседы. — Мне и в голову не приходило вызывать в Филипе Пенроузе какую-то страсть.

— Поверьте мне, — передразнил ее Леон. — Она, видите ли, никогда об этом не думала. А стоило подумать, если вы хотите, чтобы он продел вам в нос — о, прошу прощения! — надел на палец кольцо.

— Может, для другого мужчины это и важно, но мне кажется, мистеру Пенроузу нужна честная, разумная, заботливая жена.

— Напрасно надеетесь. Если вы хотите заполучить его, вам придется распалить его страсть. Неужели вы этого не понимаете? Это же ясно как день. Я ставлю вопрос ребром: или вы признаете это, или я умываю руки. Мне кажется, я напрасно теряю время.

Ариэл не знала, что ответить. Ладони ее внезапно вспотели, и она незаметно вытерла их о платье. Ее так и подмывало сказать ему: да, он напрасно теряет время, как свое, так и ее собственное, ей совсем не нужна его помощь ни в этом вопросе, ни в каком другом. Однако, несмотря на смущение и все возрастающее возмущение от того, что он осмелился завести с ней такой разговор, практичность в ее характере подсказала, что в его доводах есть определенная логика.

Если бы они сейчас обсуждали карту звездного неба, она могла бы с ним поспорить со знанием дела, даже несмотря на его уверенную самонадеянность, но, к сожалению, о небесных делах она знала больше, чем о земных. А он, кажется, в этом вопросе очень хорошо подкован или, во всяком случае, все тщательно обдумал. Если она действительно хочет достичь желаемой цели, глупо отказываться от помощи, от кого бы она ни исходила.