Он посмотрел на нее, такую взъерошенную, с расширенными от возбуждения глазами, с распухшими влажными губами, и остатки здравого смысла покинули его. Его самообладание лопнуло, как растянутая пружина. Ничего не соображая, горя лишь одним желанием почувствовать ее тело, Леон просунул руку за корсаж ее платья, и она наполнилась нежной округлостью ее груди.

Ариэл рванулась назад и уперлась ладонями в его вздымавшуюся грудь:

— Пожалуйста, милорд, вы не должны…

— Нет, — резко возразил он, притягивая ее за плечи к себе. — Это вы не должны. Вы не должны говорить нет маркизу. Таков закон, не так ли?

Щеки Ариэл горели, она покачала головой.

— Нет, — ответила она.

— Тогда какой смысл быть маркизом? — прошептал он, почесывая большим пальцем у нее за ухом и глядя голодным взглядом на ее рот.

— Я уверена, вы найдете достойную женщину среди людей своего круга, — ответила Ариэл.

— Я уже нашел женщину, которая меня интересует, — последовал ответ. — Иди ко мне ближе, Ариэл.

Ариэл продолжала упираться ему в грудь.

— Право, сэр…

— Леон, — перебил он ее. — Я не привык, чтобы женщина называла меня сэром, когда я с ней занимаюсь любовью.

— Мы не занимаемся любовью, — ответила Ариэл, стараясь увернуться от его пальцев, которыми он нежно водил по ее шее.

— Но я добиваюсь этого, — возразил Леон.

— Возможно, — ответила Ариэл, — но продолжения не последует.

— Последует, — настаивал он, водя губами по ее шее и с восторгом сознавая, что она вздрагивает от его прикосновений. — Вы забыли, что в моих жилах течет благородная кровь? Насколько я понимаю, здесь, в Англии, это дает мне право делать все, что я захочу. А я хочу заниматься с тобой любовью всю ночь напролет, милая Ариэл.

Крепким поцелуем Леон снова прижался к ее губам, и на какую-то долю секунды ему показалось, что она застонала и стала мягкой как воск. Но внезапно, отвернув лицо, она стала твердой, как металл. Ее голос прозвучал громко и внятно:

— Прекратите. Прекратите немедленно. Леон с удивлением посмотрел на нее.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я не хочу.

Ее слова подействовали отрезвляюще. На миг ему показалось, что она просто дразнит его, он внимательно посмотрел ей в лицо. Ее глаза были холодными, лицо таким же серьезным, как в тот день, когда она требовала вернуть ей ножницы. Она была полна решимости, бесстрашия и необыкновенной гордости.

Леон улыбнулся.

— Я хочу… — начал он.

— Я не хочу, — прервала его Ариэл.

Леон выпрямился во весь рост и сверху вниз посмотрел на нее. Ни один мускул не дрогнул на лице Ариэл. Леон мог предположить десяток причин, по которым она могла заставить его прекратить ласки: мораль, неподходящая обстановка, мнение общества да все, что угодно, и ему на все это глубоко наплевать. Но она сказала совсем другое, и это больно задело его. Будь проклята ее откровенность.

Потому что я не хочу.

Его совершенно не интересовало, что скажут в обществе или что подумают слуги, застав их вместе, как расценит его поведение священник из соседнего прихода, но, оказывается, его волновало, что подумает о нем эта женщина.

Женщина, которая проявила к нему столько тепла и заботы, как больше никто на этой грешной земле. Гораздо больше, чем он заслуживает. Женщина, которая терпела все его выходки, его грубость, которая обладала необыкновенной способностью и злить, и утешать.

Леон попытался напомнить себе, что Ариэл в сговоре с его врагами. И не только в сговоре, но даже мечтает выйти замуж за одного из них, поэтому его не должно волновать, что она подумает, скажет или почувствует. Однако волновало. До настоящего момента он даже не знал, как сильно терзается из-за всего этого.

Не надо брать ее силой, думал Леон, не надо прибегать к таким уловкам, как наматывание пояса на руку, чтобы привлечь ее к себе, не надо искушать ее поцелуями и лаской.

Он не должен был этого делать, пусть даже его тело требовало удовлетворения страсти, охватившей его так сильно, что он потерял рассудок. Он должен признать поражение и возложить всю вину только на себя. Его тело стало его собственным врагом.

Но чем больше Леон думал, обвиняя себя, тем сильнее вскипали в нем злость и раздражение. Он резко оттолкнул Ариэл. Глаза его стали темными и недобрыми.

— Насколько я понимаю, вы готовы вовсю целоваться, а дальше ни-ни. Что это — эмоциональная закрепощенность?

Слова Леона так же холодны, как воздух в комнате, куда не доходило тепло камина.

— Я не давала повода думать обо мне иначе, милорд.

— Правильно, не давали, — ответил Леон с насмешливой улыбкой, четко чеканя каждое слово. — Уверяю вас, впредь я буду сдерживать свою любовь.

— Вы, наверное, шутите, милорд.

— Отнюдь. Никогда в жизни я еще не был так серьезен. Спокойной ночи, Ариэл. Вам надо хорошо выспаться.

Поднявшись наверх, Леон обнаружил у дверей своей комнаты Фаррела с ключами.

— Сегодня вы меня не запрете, мой жирный дружок, — сказал он твердо. — Отныне вам не придется сторожить мою клетку. — Протянув Фаррелу раскрытую ладонь, Леон потребовал: — Ключ.

Фаррел спрятал связку ключей за спину:

— Мисс Холлидей не приказывала мне давать вам ключ.

— Разве? Должно быть, она забыла. Как вам известно, у нее сегодня был очень напряженный день.

Фаррел недовольно засопел. Его маленькие глазки на жирном лице забегали.

— Мне все равно… — начал он.

— И мне все равно, — прервал его Леон. — Если вы сейчас же не отдадите мне ключ, я выбью из вас его силой. Может, вы в этом сомневаетесь? Кажется, у вас нет с собой ремня, чтобы проучить меня?

Толстяк нерешительно переминался с ноги на ногу.

— Я только делаю свою работу, — захныкал он. — Вы не можете упрекать за это бедного парня.

— Не могу? Еще как могу. Вы будете удивлены, если узнаете, что я о вас думаю.

Фаррел стал беспокойно оглядываться назад.

— Я ничего не могу поделать, — сказал он. — Мне приказано запирать вас на ночь.

— Этот приказ был отдан до моего чудесного преображения. Тебе ведь приказали запирать лорда-дикаря, не так ли?

Фаррел нерешительно кивнул.

— Как тебе известно, — продолжал Леон, — ситуация резко изменилась. Теперь я Леон Дюванн, маркиз Сейдж. — Выговаривая свой титул, он удивился, как не подавился этими словами. — Ты и теперь будешь настаивать на том, чтобы запирать меня? Так ты дашь мне ключ или нет?

— Да, сэр, — ответил Фаррел, тряся от страха головой. — Я хотел сказать: да, милорд. Да, лорд Сейдж. Вот ключ. Возьмите его.

Ключ упал в протянутую ладонь Леона, и он с удивлением подумал, какое магическое действие оказал на Фаррела его титул. Неудивительно, что титулы так высоко ценятся в Британии, если даже этот жирный дурак при одном упоминании его имени задрожал от страха. Хотя для Леона титул Сейджа и все связанное с ним не больше, чем грязь под ногами, он решил, что в будущем будет прибегать к этой магической силе.

— Вам еще что-нибудь понадобится сегодня, милорд? — спросил все еще дрожавший Фаррел.

— Само собой разумеется, — ответил Леон. — Ты сделаешь мне большое одолжение…

— Готов служить, милорд.

— …если с этого момента раз и навсегда исчезнешь с моих глаз. Катись отсюда ко всем чертям.

Леон вошел в комнату и запер за собой дверь. Бросив ключ на серебряный поднос, стоявший на прикроватной тумбочке, он сорвал с шеи платок и бросился на кровать. Ему надо хорошо надо всем поразмыслить, что нелегко, так как все его мысли занимала Ариэл. Он все еще чувствовал запах ее волос, вкус губ и еще сильнее желал ее. Но к сожалению, приходилось признать, что он ничуть не взволновал ее.

Как смеет она говорить, что ни один мужчина не вызовет у нее ответного чувства? Ни один — это слабое для него утешение. Сколько бредовых мыслей в голове этой маленькой кокетки! Ни один. Так не бывает, и это ему хорошо известно. Разве он сам не думал, что обладает иммунитетом против любви? А ведь он мужчина. Сколько самых прекрасных, самых известных в мире прелестниц прошло через его руки, и ни одна не взволновала его. И надо же было такому случиться, чтобы упрямая школьная учительница с глазами, как безоблачное летнее небо, закралась в его сердце.