Но что больше всего привлекло внимание Ариэл и, можно сказать, сразило ее, так это шейный платок.
Квадрат блестящего белого шелка был завязан на шее в такой аккуратный, безупречный узел, что Ариэл от удивления открыла рот.
Кто помог ему завязать его?
Фаррел? Нет. Он был в таком же шоке, как и все остальные. Кто-нибудь из служанок? Нет. Ни одна из них никогда бы не осмелилась войти к нему в комнату.
Тогда кто?
Напрашивался только один ответ, настолько непостижимый, что Ариэл никогда бы не поверила, если бы не видела все своими глазами.
Сейдж. Он сделал это сам. Глядя на узел, завязанный по всем правилам моды, Ариэл пришла к заключению, что это не дело случая или удача начинающего.
Значит, все это время он прекрасно знал, как одеваться.
Значит, все это время она вела себя как последняя дура, объясняя и показывая ему, как носить одежду. Он сделал из нее шута. Сейдж сам прекрасно умел одеваться.
А это значит — Ариэл почувствовала, как сжимается ее сердце, — он притворялся и в остальном.
Ее догадка немедленно подтвердилась, как только она, оправившись от первого шока, стала прислушиваться к беседе, которую Сейдж непринужденно вел с графом на отличном английском языке. Без его обычного хрюканья и скрежета зубами, от чего она так долго и безуспешно пыталась отучить его.
Все от начала до конца — ложь. Она пока не знала, что заставило его расстаться со своей ролью, но то, что он дурачил их всех и ее в первую очередь, было совершенно ясно. Теперь с нее хватит: она больше не будет принимать участия в этой дурацкой игре.
Сейдж прошел в гостиную и остановился в нескольких шагах от Ариэл, продолжая с вежливой улыбкой беседовать с графом Каслтоном. Из-за спины графа выглядывал Пенроуз с тупым, застывшим выражением лица.
— Чудеса, скажу я вам, — в который раз восторженно повторял Каслтон. — Поистине чудеса. Хотя нет. Если хорошенько подумать, то чудеса — это Божественный промысел, а здесь…
Он протянул обе руки к Сейджу, приглашая всех полюбоваться шедевром великого мастера.
— Нет, это работа земного ангела, — продолжал он.
Граф повернулся к Ариэл и отвесил ей низкий поклон:
— Мисс Холлидей, вы просто гений.
— Я только то, что есть на самом деле, ваша светлость, — ответила Ариэл. — Боюсь, что вас ввели в заблуждение…
— Мисс Холлидей хочет сказать, — вмешался Сейдж, не давая ей возможности продолжать, — что вы несколько заблуждаетесь, приписывая ей одной мое чудесное перевоплощение. Здесь не последнюю роль сыграл и мистер Пенроуз. Именно он давал ей ценные указания во время своих частых визитов, и я уверен, что мисс Холлидей хочет, чтобы вы в первую очередь отметили его заслуги.
Граф посмотрел на Пенроуза.
— Это правда? — спросил он.
Пенроуз выглядел совершенно ошеломленным.
— Ну… я… естественно… приходил и… — Пенроуз выпятил грудь и перестал заикаться. — Это правда. Я давал советы. Я всегда говорил, чтобы она была потверже. — Пенроуз сжал кулак и потряс им в воздухе для лучшей убедительности своих слов. — Твердая дисциплина — залог успеха, — сказал он. — И ей-богу, вы сами видите результат.
— Да, вижу, — согласился Каслтон, сияя улыбкой. — Надо отдать вам должное, Пенроуз. Я всегда знал, что вы оборотистый малый, но не догадывался, что в вас скрыты такие таланты.
Пенроуз засопел и смахнул невидимую пушинку с лацкана своего пиджака.
— У каждого из нас есть талант, — сказал он.
— Конечно, конечно, — заверил его Каслтон. — Можете быть уверены, что я расскажу всем о вашем уникальном таланте.
Пенроуз гордо вскинул голову.
Ариэл поймала на себе взгляд Сейджа и сжала зубы. Свинья. Он загнал ее в угол. Сказать правду, что это было не чудесное превращение, а сплошной обман, означало вырвать славу из рук Пенроуза, в лучах которой он купался. Он почувствует себя оскорбленным, да и граф обидится, что его так легко обвели вокруг пальца.
Да к тому же все могут подумать, что она была с ним в сговоре, и тогда ее непременно уволят. Она не может рисковать своей работой. В данный момент у нее просто нет выбора и она вынуждена продолжать предложенную ей игру. Одно неприятно: сейчас она в руках Сейджа, и он может манипулировать ею, как хочет.
Тем временем непринужденная беседа продолжалась. Граф, перейдя к светским сплетням, рассказал о последнем скандале на Флит-стрит. Сейдж улыбался и, когда нужно, громко смеялся. Какая же у него черствая душа!
Невероятно! Неужели такое возможно? Как он мог знать, где нужно засмеяться, где кивнуть головой? Как ему удается вести себя так непринужденно и такое долгое время?
Злость охватила Ариэл. Не важно, как он это делает, — главное, что он делает это без труда. Все чувства в ней обострились, и она до малейшей детали подмечала все происходящее вокруг. Сейчас она была похожа на дикую кошку, выслеживающую добычу и готовую к прыжку. Взгляд Ариэл остановился на Сейдже. Она готовилась перейти в атаку.
Вся прислуга собралась в дверях гостиной. Многие вытягивали головы, чтобы получше рассмотреть, что там происходит. Все это напоминало зоопарк. Ариэл извинилась перед гостями и направилась к двери.
— Здесь вам не балаган, — сказала она слугам. — Буду вам благодарна, если вы все вернетесь к своим обязанностям.
Послышались возгласы «Да, мэм», и слуги исчезли. Все, кроме миссис Фаррел. Ее глазки впились в Сейджа. На круглом потном лице виднелись следы ее стряпни.
— Чтоб мне провалиться, — прошептала она, не в силах отвести от Сейджа глаз.
— Вы хотите мне что-то сказать, миссис Фаррел? — резко спросила Ариэл.
Миссис Фаррел посмотрела на Ариэл невидящим взглядом:
— Что? Я… Ах, да… Дело в том, мисс Холлидей, что обед на столе.
— Хорошо. — Ариэл с застывшей на лице вежливой улыбкой посмотрела на собравшихся в гостиной: — Джентльмены, обед готов. Прошу вас в столовую.
Ариэл направилась к двери, но на ее пути внезапно возник Сейдж:
— Так, так, мисс Холлидей. Не кажется ли вам, что вы кое-что забыли?
К своему удивлению, Ариэл улыбнулась и кокетливо спросила:
— Неужели?
— Дама всегда позволяет джентльмену предложить ей руку, когда они вместе выходят или входят в комнату.
— Да, да, конечно.
— Чудесно! Чудесно! — воскликнул Каслтон, довольно потирая руки.
Ариэл с отвращением взяла Сейджа под руку.
Приготовленный миссис Фаррел обед был даже хуже, чем в обычные дни: подгоревший язык с соусом из смородины, пересоленное фрикасе из цыплят, отварная баранья нога, твердая как камень. Однако никто, кроме Ариэл, казалось, не замечал этого. Все внимательно слушали непринужденную болтовню Сейджа. И что хуже всего, он имел наглость восхвалять саму Ариэл и ее таланты.
Ложь, все ложь. Стараясь сохранять на лице вежливое выражение, Ариэл смотрела в тарелку и делала вид, что ничего не слышит. Однако терпение ее было на пределе, и она чувствовала, что, если он еще раз повторит «благодаря мисс Холлидей» или «как учила меня моя уважаемая учительница», она не выдержит и запустит в него бараньей ногой.
Сейдж высказал свое мнение на самые различные вещи: начиная от святынь Иерусалима и кончая влиянием итальянцев на искусство Тернера. Он даже осмелился прокомментировать, насколько разумно делать инвестиции в американские рынки сбыта. Тысячи ученых с мировым именем не смогли бы вложить все эти знания в его голову за коротких полтора месяца.
Но похоже, такая мысль не приходила в голову ни Каслтона, ни Пенроуза. Они жадно ловили каждое изреченное им слово. Они все принимали за чистую монету, так ошарашенные свершившимся чудом, что начисто лишились здравого смысла. Им было не до Ариэл, и они не замечали ее упорного молчания.
И это было ей на руку, так как все возрастающее чувство обиды внесло сумятицу в ее мысли. Если бы сейчас кто-либо из них попытался о чем-нибудь ее спросить, она не нашла бы слов.
Из всей путаницы в ее голове одна мысль промелькнула особенно ярко — сейчас, когда лорд-дикарь так чудесно натаскан, никто больше не нуждается в ее услугах. Теперь она свободна. Оскорблена, выпотрошена, унижена, но свободна.