Она ожидала, что Ван и Мэдди будут обмениваться страстными взглядами и целоваться при любом удобном случае, однако, к ее удивлению, парочка вела себя вполне прилично. Но это не мешало Энни сгорать от ревности. По ночам она прислушивалась, стараясь уловить тяжелые шаги Вана. Шагов не слышалось, но Энни представляла, как Ван бесшумно прокрадывается в каюту Мэдди, как ложится к ней на койку... и зарывалась пылающим лицом в подушку, не в силах додумать эту сцену до конца.

С предыдущими девушками Вана Энни как-то смирилась. В конце концов, не может же молодой парень жить монахом! Но Мэдди — совсем другое дело. Она из того же круга, что и Ван, они знакомы много лет, у них столько общего... Мало того, Мэдди красива, умна, талантлива, приятна в общении. Словом, совершенство во всех отношениях.

Но любит ли она Вана так, как любит его Энни?

Средиземное море порой бывает коварно. На полпути к Менорке на «Мечту морей» непонятно откуда налетел шторм.

Барт и Энни привыкли к таким капризам погоды, да и Ван в предыдущие свои плавания проявил себя мужественным и умелым моряком. А вот Мэдди не повезло. При первых же признаках приближения шторма Барт дал ей таблетки от морской болезни. Но таблетки не помогли. Когда сгустились тучи и началась сильная качка, Мэдди слегла. Бедняжку беспрерывно тошнило, и в довершение всего она была уверена, что яхта вот-вот пойдет ко дну.

Слишком жестоко было бы бросить ее в одиночестве. Энни спустилась в каюту и несколько часов просидела рядом, держа Мэдди за руку и уверяя, что яхте ничто не угрожает, что ей случалось видеть бури и посильнее и что с таким опытным капитаном, как Барт, и с таким отважным и умелым матросом, как Ван, беспокоиться вообще не о чем.

Наконец шторм утих, и измученная Мэдди забылась сном. Энни с радостью выскользнула из душной кабины, надела спасательный жилет, прицепила страховочный трос и вышла на палубу, с наслаждением вдыхая крепкий соленый воздух.

Ван с Бартом стояли на носу.

— Как Мэдди? — спросил Ван. Он совсем не выглядел усталым: казалось, шторм только придал ему сил.

— Спит. Думаю, тебе пока лучше не заходить ней.

— Когда мы пристанем к берегу, ее хворь как рукой снимет, — заверил Барт. — Говорят, морская болезнь — как роды: мучаешься страшно, но, едва все проходит, тут же об этом забываешь. — Он улыбнулся Энни. — Твоя мать немало натерпелась, когда рожала тебя, зато потом не уставала повторять, что дело того стоило. Едва мы бросим якорь, Мэдди обо всем забудет. Это прекрасный порт, мы все там славно повеселимся.

Однако Барт ошибся.

Первые два дня на Менорке прошли великолепно, но к вечеру второго, когда Барт объявил, что собирается обойти остров кругом и заглянуть в живописный городок Сьюдадела, Мэдди заявила, что не выдержит этого.

Разговор шел за ужином в портовом ресторанчике.

— Мне очень жаль, — со слезами на глазах говорила Мэдди. — Наверно, не стоило мне плыть с вами... Но я и не подозревала, что это будет так ужасно! Я не смогу пройти через это еще раз. Просто не выдержу.

— Едва ли мы снова попадем в шторм, — заверил ее Барт.

— Но я не готова рисковать. Лучше мне распрощаться с вами и улететь в Париж.

Энни ожидала, что Ван станет уговаривать ее, но тот спокойно ответил:

— Что ж, жаль, что так вышло.

И заговорил о другом.

— Не понимаю! — заметила Энни, когда Ван с Мэдди уехали в аэропорт. — Мне казалось, они любят друг друга!

— С чего ты взяла?

— Если нет, зачем он взял ее с собой?

— А мне откуда знать? У него спроси. — Как видно, Барт этим утром был не в духе. — Напрасно она уехала, если хочешь знать мое мнение. Море-то спокойное, словно мельничный пруд!

Быть может, страх Мэдди перед морем напомнил старику о былой возлюбленной, которая много лет назад отказалась разделить с ним кочевую жизнь и разбила ему сердце.

Когда Ван вернулся, Энни решила не ходить вокруг да около, а сразу задать интересующий ее вопрос.

— Мне казалось, Мэдди — твоя подружка!

— Я надеялся, что морской круиз ее отвлечет, — хмуро ответил Ван. — Но, как видно, ошибся. — Он сел на скамью и вытянул длинные ноги. — Мэдди пережила тяжелую драму. Со временем она утешится, но сейчас ей очень худо. Я хотел ее развлечь, но кто мог знать, что она не выносит моря?

— А... а что с ней случилось? — осторожно поинтересовалась Энни.

— Влюбилась в одного подонка, а тот забыл упомянуть, что женат. — Он задумчиво взглянул на собеседницу. — Не знаю, с чего ты взяла, что Мэдди — моя девушка. Судно таких размеров, как «Мечта морей», — не лучший вариант для романтической прогулки.

С этого дня все пошло по-старому. Барт подобрел и перестал ворчать. Теперь он целыми днями удил рыбу; молодые люди плескались в воде, а по вечерам все трое отправлялись ужинать в какой-нибудь портовый ресторанчик.

Так было и в последний вечер на Менорке. В этот раз Энни надела новую юбку: перед ужином они с Ваном решили прогуляться по городу. Барт предпочел подождать их у входа в ресторан.

— Не знаю, верно ли ты выбрала себе профессию, — заметил вдруг Ван.

— Что ты такое говоришь? Я всю жизнь мечтала быть журналисткой!

— Но, знаешь, со времен твоего отца и деда журналистика сильно изменилась, — серьезно продолжал Ван. — Ты не смотришь телевизор, почти не читаешь газет и не знаешь, во что превратилась нынешняя пресса. Серьезные издания публикуют материалы, которые в былые времена не печатали даже «желтые листки»! Понятия «журналистская этика» больше не существует. Любого мало-мальски известного человека осаждают папарацци с камерами наперевес. Репортеры, словно стервятники, кружат над местами трагедий и катастроф, оскорбляют память умерших, не дают покоя спасенным...

— Да я не буду репортером! Мое пристрастие — интервью и очерки.

— Не многим лучше, — мрачно покачал головой Ван. — Что за интервью без хамских комментариев? Что за очерк без скандальных «разоблачений»? Едва ли ты сможешь пробиться в первые ряды, не поступившись своими принципами. Может быть, тебе стоит подумать о писательской карьере? Мне кажется, журналистика не для тебя.

— Как ты можешь так говорить? Ты же не знаешь, на что я способна!

— Не знаю, но могу представить. Мы с тобой знакомы много лет.

— Ты все еще считаешь меня ребенком! — сердито сказала Энни. — Но я уже взрослая женщина!

— Взрослая, конечно, — улыбнулся Ван, — но неопытная. Ты не трусишь и не теряешься в привычных ситуациях — как во время того шторма. Но не знаю, сможешь ли ты выжить в современном деловом мире.

— Не сомневайся, выживу! — уверенно ответила Энни, затем тревожно добавила: — Только не вздумай выложить свои опасения Барту! Этого я никогда тебе не прощу. Ты должен быть на моей стороне! Ты же видел мой портфель. Мне всего восемнадцать, а я уже постоянный автор нескольких журналов!

— Энни, таких «постоянных авторов» тысячи, и не все из них зарабатывают даже себе на жизнь. Тебе предстоит пройти через жестокую конкуренцию...

— Знаю! — сердито отозвалась Энни.

Ван заказал пиво для себя, красное вино для Барта, а для Энни — фруктовый сок. Но девушка обратилась к официанту по-испански:

— Сока не надо. Мне, пожалуйста, белого вина.

— И давно ты начала пить вино? — удивился Ван.

— Довольно давно, — небрежно ответила Энни.

Если честно, это случилось прошлой зимой. Первый и единственный раз. На Рождество графиня пригласила Барта и Энни к себе в палаццо и угощала шампанским.

В ожидании заказа Энни украдкой разглядывала Вана, небрежно развалившегося на стуле. Дядя Барт, сидевший рядом с ним, за последние годы порядком обрюзг; по сравнению с ним Ван выглядел удивительно стройным и мускулистым. Сейчас он казался настоящим испанцем, и даже синие глаза не нарушали общего впечатления — ведь на Менорке немало голубоглазых.

А вот Энни никогда не удалось бы сойти за испанку — белокурые, выгоревшие на солнце прямые волосы выдавали ее.