Ван писал ей время от времени; на Рождество он позвонил, рассказав, что проводит праздники с Кейт и ее мужем. У них все хорошо, Кейт ждет ребенка.

Одно утешение, грустно думала Энни. Когда она спросила, где встречает Рождество Эмили, Ван ответил: «с Джеймсом и Саммер, как всегда».

Когда короткий — слишком короткий, увы, разговор закончился, Энни поразмыслила и решила, что Вана с Эмили все же не связывает ничего, кроме дружбы. Иначе они постарались бы провести праздник вместе.

После Рождества Барт уехал, и все пошло по-старому. Погода стояла отвратительная, и Энни подхватила простуду. Несколько дней она просидела дома, чихая, кашляя и с тоской вспоминая о солнечном юге.

Едва Энни оправилась от болезни, как на нее обрушилось горе: умер один из ее маленьких подопечных. Доктора говорили, что этого следовало ожидать. Болезнь семилетнего Паскаля была неизлечима, и все, что они могли сделать, — это облегчить его страдания обезболивающими. Еще в младенчестве Паскаль потерял родителей; родственники, которые его воспитывали, ни разу даже не пришли к нему в больницу. Похоже, они были только рады избавиться от такой обузы. Во всем мире у малыша не было ни единой близкой души, кроме Энни. Она сидела у его кровати, сжимая исхудавшие ручки; в ее объятиях он испустил последний вздох.

В больнице Энни еще держалась; но, стоило переступить порог дома, слезы хлынули у нее из глаз. Она рухнула на кровать и разрыдалась, сама не зная, по Паскалю плачет или по себе.

Наконец слезы иссякли, и Энни уже решила встать и заняться чем-нибудь полезным, как вдруг послышался звонок в дверь. Энни промокнула глаза салфеткой и пошла открывать. Наверное, это приятель Френ, подумала она.

Но, взглянув в глазок, Энни замерла: это был Ван.

Она рванулась было в ванную умыться, но Ван зазвонил снова. Несколько секунд Энни металась по коридору, разрываясь между противоречивыми желаниями. Впустить его? Но, Боже, в каком она виде! С другой стороны, если не открывать, он подумает, что никого нет дома, и уйдет!

Наконец она откинула цепочку и распахнула дверь. Какая разница, как она выглядит? Ван здесь, все остальное неважно.

— Ты не предупредил, что приедешь, — хриплым от недавних рыданий голосом произнесла она.

Ван широко улыбнулся.

— Конечно. Это сюрприз! — Тут он заметил, что глаза у нее покраснели и опухли, а на щеках блестят дорожки слез. — Что случилось, Энни? Барт... что-то с ним?

— Нет, нет... у Барта все в порядке. По крайней мере было в порядке, когда мы расстались. Просто умер один мальчик... ты его не знаешь...

— Расскажи мне. — Поставив чемодан и портативный компьютер, с которым никогда не расставался, Ван обнял ее за плечи. В прикосновении его было столько нежности и заботы, что чувства вновь взяли верх над Энни.

— Как я рада, что ты приехал! — дрожащим голосом пробормотала она и, уткнувшись ему в грудь, зарыдала с новой силой.

А дальше... дальше случилось такое, чего Энни и представить себе не могла. Поначалу все шло как обычно. Ван утешал ее, дружески гладя по плечу, своим носовым платком утирал ей слезы, по-братски поцеловал в лоб, а потом... потом вдруг застонал и впился губами в ее губы точь-в-точь как в прошлый раз.

Все было прекрасно — в тысячу раз прекраснее, чем в ее самых дерзких мечтах. Она ответила на поцелуй. Его поцелуи становились все более страстными. Он прижимал ее к себе, и Энни таяла в его объятиях, по доброй воле подчиняясь ему. Затем он подхватил ее на руки и понес в гостиную, к дивану. Мгновение спустя они сидели в обнимку на диване и целовались с такой отчаянной страстью, словно одного дыхания для поддержания жизни стало недостаточно и выживание их теперь зависело только от поцелуев.

В какой-то момент Ван отпустил ее, но только затем, чтобы скинуть плащ. Потом снял и свитер: в квартире работало центральное отопление и было довольно жарко.

Не много времени прошло, прежде чем Ван начал расстегивать пуговки на шерстяной кофточке Энни. Теплая ладонь его легла ей на грудь, и Энни с радостным облегчением поняла: назад пути нет. Они перешли невидимую грань, и теперь Ван не остановится до тех пор, пока не исполнится ее заветное желание.

Эту ночь они провели в ее постели. Почти без сна.

В какой-то блаженный миг, когда голова Энни устало покоилась у него на плече, Ван сказал тихо:

— Я хотел подождать, пока ты станешь взрослее. Хотя бы до будущего года. Но ты плакала, я обнял тебя, чтобы утешить, а когда ощутил тебя в своих объятиях, когда поцеловал... просто не мог удержаться. Если бы ты знала, как трудно мне было притворяться «старшим братом»! А с того вечера... ну, ты помнишь, на свадьбе... стало совсем невыносимо. Я не забывал о тебе ни на миг. Это была какая-то пытка.

— Но теперь все кончено, и мы вместе, — сонно пробормотала Энни и крепче прижалась к нему.

— Как жаль, что ты так молода! — помолчав, заметил Ван.

— Дядя Барт говорит: «Молодость — это недостаток, который быстро проходит». Да и какая разница, сколько мне лет? Для меня важно только одно: теперь я могу не скрывать, что люблю тебя!

Утром Энни проснулась первой. Приподнявшись на локте, она с нежностью вглядывалась в лицо своего первого — и, как надеялась, единственного — возлюбленного. Все происшедшее ночью казалось ей чудом. Она ожидала боли, но Ван был так нежен, что едва ощутимая боль сразу же сменилась наслаждением. Как не похоже, думала она, на страшные истории о «первом разе», что рассказывали ей Джули и Френ! Только Ван, думала она, способен превратить девушку в женщину так, что для нее это переживание станет лучшим на свете.

В одном французском журнальчике Энни недавно прочла игривую заметку под названием «Как разбудить любимого». Пожалуй, сейчас самое время применить описанный метод на деле!

Ван проснулся не сразу. Сперва он улыбнулся во сне и тело его напряглось в ответ на нежные прикосновения Энни. Она дотронулась до него смелее — и Ван открыл глаза.

— Господи, я думал, что все это сон! Но нет, ты и вправду здесь, рядом со мной...

Он протянул к ней руки. Мгновение спустя Энни опрокинулась на кровать, а Ван прижал ее, целуя с такой страстью, словно ждал этого момента всю жизнь.

Новый год они отпраздновали вместе. Когда вернулись Джули и Френ, Ван не стал прятаться от них. Через несколько дней он сказал Энни, что нашел в Марэ недорогую квартирку на верхнем этаже.

— А как же Америка? — спросила Энни. — И твоя работа?

— А Интернет на что? — улыбнулся Ван.

Весь январь Энни ходила, улыбаясь, словно Чеширский кот. Коллеги подмигивали ей и понимающе кивали головами. Энни жила словно в раю — она знала, что после трудного рабочего дня дома ждет Ван, всегда готовый дарить ей любовь.

После страстных объятий они вместе готовили ужин или отправлялись в соседний ресторанчик; потом работали — каждый за своим компьютером, а потом снова отправлялись в постель...

Впрочем, Энни работала только для виду. Большую часть времени она сидела перед чистым экраном и думала о Ване, сидящем в соседней комнате. Вспоминала о прошлом, строила планы на будущее или просто предавалась необузданным фантазиям. И неизменно удивлялась собственному счастью.

Работа над книгой застопорилась, но Энни не признавалась в этом Вану — вдруг он решит, что на нее дурно влияет совместная жизнь!

Пока что Ван не заговаривал о женитьбе, но Энни это не беспокоило. Брак, думала она, необходим только ради детей, а детей она заводить не собиралась лет до тридцати. Сначала нужно разобраться с карьерой. А свадьбу можно отложить и на потом, когда оба они добьются всего, чего хотят, и смогут с чистой совестью заняться семьей.

На Энни не было ничего, если не считать узкого золотого браслета на правом запястье. Этот браслет подарил ей Ван на двадцатилетие: на внутренней стороне его были выгравированы инициалы влюбленных и дата их первой ночи. День рождения был в апреле, а сейчас на дворе стоял конец мая, и Энни с Ваном нежились в бледно-зеленом овальном джакузи, где хватило бы места на четверых или пятерых.