— Спасибо.

— Что с вами случилось?

Она покачала головой.

— Ничего.

Он пристально смотрел на нее.

— Я вам не верю.

Она сухо рассмеялась.

— Значит, мы квиты.

Он оставался серьезным.

— Вы мне не доверяете, — тихо сказал он. — И это вас пугает. Ваш взгляд… — Он наклонился и накрыл ей ладонью руку. — Вы меня боитесь.

— Не боюсь.

Он молча посмотрел на нее.

— Вы не верите, что я хочу отказаться от трона. — Он сделал выразительный жест. — Вы думаете, что я хочу… как это говорится… избавиться от соперника?

Она подняла подбородок, надеясь, что он не услышит, как ее сердце бьется от волнения.

— Интересное предположение.

Он еле слышно рассмеялся.

— Американцы слишком много смотрят телевизор. — Он встретился с ней взглядом. — Нет, Аме, я не хочу вас устранить. Я хочу, чтобы вы заняли трон, ваше законное место. Но скажу вам правду: дело не только в том, что я не считаю себя законным наследником.

Наконец он стал с ней честным.

— В чем же дело?

— Еще рано об этом рассказывать. — Он встал и направился к охлажденному шампанскому. — Но при данных обстоятельствах, наверное, придется. — Он наполнил бокал и повернулся к Эми. — Когда-то Люфтхания была одной из самых богатых стран Европы. Теперь некоторые ее жители голодают и им негде жить.

— Почему? — изумленно спросила Эми. — Что произошло?

— Законы, регулирующие импорт и, следовательно, экспорт, стали более суровыми. Люди больше не могут зарабатывать на жизнь выпуском самого знаменитого изделия Люфтхании.

— Что это такое?

— Шоколад.

Шоколад! Ей предстоит править страной, самая знаменитая продукция которой — шоколад! Эми пришла в восторг. Пожалуй, Люфтхания ей нравится.

— И его производство прекратилось?

Он мрачно покачал головой.

— В Люфтхании демократия, но правят там диктаторы. — Он еле заметно пожал плечами. — То есть нынешний режим во многом противодействует прогрессу, передовым технологиям. В Люфтхании отсутствует импорт электроники, а это сильно сокращает объем экспорта и мешает людям зарабатывать на жизнь.

Эми с трудом верила его словам.

— Ваше правительство предпочитает, чтобы население Люфтхании голодало? Лишь бы не внедрять достижения двадцать первого века?

— Именно так.

Эми поверила ему.

— И при чем здесь поиски пропавшей принцессы? Как это поможет?

— Это может помочь, — сказал он, — потому что, когда в Люфтханию приедет красивая принцесса-американка, современная женщина из современного мира, которую нельзя удалить с людских глаз ни голосованием, ни другими средствами, страна может двинуться вперед.

— Но как? Что, если они попросту меня возненавидят? Или того, кто займет трон? — быстро поправилась она.

Он улыбнулся и сделал глоток шампанского.

— Нечто подобное происходило неоднократно. Но вы будете для них интереснее, чем я.

Эми подумала о статье и о его прекрасных фотографиях. Вероятно, при мысли о нем у многих женщин Люфтхании учащалось сердцебиение.

— Вряд ли средства массовой информации стали бы интересоваться кем-то больше, чем вами.

Он наклонил бокал в сторону Эми.

— Вы слишком добры.

Но она не позволила себя отвлечь.

— Хорошо, я понимаю ваш замысел, хотя и не уверена, что вы ведете себя правильно: ищете женщину, чтобы она притворилась принцессой…

— Вы и есть принцесса.

Эми подняла руку.

— Хорошо, допустим, я принцесса. Что вы будете делать, когда я взойду на трон?

— Я хочу работать в правительстве. Изменить положение вещей можно только изнутри, не оставаясь на позолоченном высоком месте, предназначенном лишь для развлечения.

— Но ведь вы кронпринц! Разве вы не можете издать законы и заставить правительство их утвердить?

— Нет, я уже говорил. Принц или принцесса — просто номинальный глава, у трона нет власти.

— И член королевской семьи не может баллотироваться.

— Нет.

Теперь ей все стало ясно. Он искал себе замену не из-за лени и не из желания избавиться от другого наследника. Он действовал, заботясь о своей стране.

О своем народе.

Ей захотелось помочь ему любой ценой. Неважно, какой именно.

— Понимаю, — сказала она. — И восхищаюсь вами.

Он улыбнулся знакомой ей ослепительной улыбкой.

— Значит, вы мне поможете?

— Я…

— Ваше высочество… — перебил их чей-то голос.

Они обернулись. В дверях стоял высокий человек в форме капитана или помощника капитана, по мнению Эми.

— Да, Макс?

Мужчина заговорил по-немецки, на языке, которого Эми не понимала. Вилли ответил ему на том же языке, после чего повернулся к ней.

— Мы приземлимся через десять минут, — сказал он. — Пристегните ремень и посмотрите в иллюминатор, сейчас вы увидите свою страну.

Вилли ждал посадки самолета долгие десять минут. Но сейчас время тянулось медленно — и вовсе не потому, что он тревожился из-за полета.

На этот раз причиной была женщина, сидевшая напротив.

Принцесса Амелия.

Неужели он ее поцеловал? В его планы вовсе не входила личная привязанность — напротив, он решил всеми силами избегать такой привязанности новой принцессе. Это могло сорвать все его планы.

Отречься от престола любимой страны оказалось для Вилли нелегким делом. Ему будет тяжело покинуть даже дворец, стоявший на вершине горы. Из окон открывался прекрасный вид на долину Люфтхании — такую зеленую летом. А зимой она блестела от снега и льда, подобно сверкающему драгоценному камню. Ему будет не хватать теней, окутывавших холмы, которые он привык видеть каждое утро при пробуждении, и огней деревни, сиявших вдали звездным блеском, когда он ночью ложился спать.

И меньше всего Вилли жалел о почестях, по его мнению незаслуженных, которые полагались ему как принцу.

Поэтому он принял твердое решение вернуть трон Амелии. Но если он совершит ошибку и позволит себе личную привязанность — даже дружескую, — ему придется еще тяжелее при расставании с дворцовой жизнью.

Амелия выглянула в иллюминатор, и Вилли увидел ее профиль. Прямой нос, достаточно длинный, чтобы не считаться вздернутым. Решительный, но изящный подбородок, а глаза напоминают прозрачное синее стекло. Он не мог определить выражение, появившееся на ее лице, когда перед ними оказалась Люфтхания, но почувствовал ее благоговение.

Кто бы не восхищался, впервые увидев эту прекрасную страну! Вилли до сих пор испытывал гордость, возвращаясь из заграничной поездки. Но сегодня он испытал и другое чувство. Сегодня он всей душой ощущал, что возвращается домой.

Странно. Когда он представлял, на что будет похоже возвращение Амелии, то думал, что его чувства окажутся сродни тем, которые испытывают при утрате или при вторжении. Но вышло наоборот.

Если на то пошло, именно благодаря Амелии — как ни трудно было этому поверить — сейчас он к тому же испытал чувство возвращения в родной дом. Как будто нашел последний недостающий кусочек головоломки и картинка стала полной.

— О чем вы думаете? — спросил он.

— Думаю, что вижу сон.

Его губы тронула еле заметная улыбка.

— Если это так, мне лестно, что я тоже вам снюсь.

Она засмеялась и покачала головой.

— Я хочу сказать, что, по-моему, мне снится то, что снаружи, а не вы.

— Не все сразу.

Она взглянула на него.

— Я говорю о Люфтхании, — сказал он. — Со временем вы увидите, что все это существует на самом деле. И все принадлежит вам.

— Вам никогда не приходило в голову торговать подержанными машинами? — спросила Эми. Самолет приземлился и помчался по взлетно-посадочной полосе, но девушка, казалось, не обратила на это внимания. — Тогда вы наверняка разбогатели бы.

— Буду иметь в виду.

Самолет остановился, и Вилли отстегнул ремень.

Аннабелл открыла дверь и сказала:

— Ваш автомобиль подан, сэр.

Он посмотрел на Эми.

— Вы готовы?