Нужно отыскать другой путь.
Голоса сидящих поблизости сотрапезников затихли, их руки зависли над тарелками.
У Ашмиры по спине поползли мурашки; она ощутила, что позади нее кто-то стоит.
Серые пальцы коснулись ее рукава, в затылок ей дохнули винными парами.
– А что это ты делаешь здесь? – осведомился волшебник Хаба.
На нем была элегантная, черная с серым туника и короткий серый плащ. Лицо у него раскраснелось от вина. Когда Хаба протянул руку Ашмире, она заметила, какие у него длинные ногти.
Девушка заставила себя улыбнуться.
– Визирь Хирам сказал мне, чтобы я…
– Визирь глупец, его место на виселице! Я тебя уже полчаса жду за почетным столом! Вставай, Кирина, идем со мной. Нет-нет, чашу оставь, тебе дадут другую. Ты будешь пировать вместе с волшебниками, а не с этим сбродом!
Сидящие вокруг люди уставились на нее.
– Ах, так у кого-то водятся знакомые при дворе! – сказала одна из женщин.
Ашмира встала, помахала им на прощание и следом за волшебником направилась через ряды столов к возвышению в конце зала. Здесь, за мраморным столом, который ломился от редкостных яств и у которого прислуживали несколько парящих в воздухе джиннов, сидело множество богато разодетых мужчин и женщин. Все они непонимающе уставились на нее. Все держались с той небрежной уверенностью, что приходит с властью; кое у кого на плечах сидели маленькие зверушки. В дальнем конце стола сидел Хирам; он, как и Хаба, и большинство прочих волшебников, успел изрядно набраться.
– Это наши Семнадцать, – сказал ей Хаба. – Точнее, то, что от них осталось: Иезекииль-то мертв. Давай садись рядом со мной, побеседуем, познакомимся поближе…
Глаза Хирама, который как раз прихлебывал из кубка, изумленно расширились, а его зеленоглазая мышь с отвращением наморщила нос.
– В чем дело, Хаба? Что это такое?
Остролицая женщина с длинными волосами, заплетенными в косу, насупилась:
– Это место Рувима!
– Бедный Рувим болен болотной лихорадкой, – возразил Хаба. – Он сидит у себя в башне и клянется, что вот-вот умрет.
– Туда ему и дорога! – буркнул низенький круглолицый человек. – Вечно сваливает свою работу на других! Так кто эта девушка, Хаба?
– Ее зовут Кирина, – сказал Хаба, беря свой кубок с вином и наполняя второй, для Ашмиры. – Она жрица из… из… вот не помню, откуда именно. Я ее сегодня спас на дороге в пустыне.
– Ах да, слышал, слышал, – сказал другой волшебник. – Так ты, значит, вернул себе расположение Соломона? Быстро ты управился!
Хаба кивнул.
– Неужто ты, Септимус, сомневался во мне? Разбойники истреблены, все, как было велено. Я официально сообщу об этом царю во время очередной аудиенции.
– А не мог бы ты взять меня с собой к царю? – спросила Ашмира. – Меня так раздражают эти проволочки!
Некоторые волшебники фыркнули. Хаба с улыбкой окинул их взглядом.
– Да, как видите, юной Кирине не терпится. Знали бы вы, чего мне стоит ее удержать! Милая моя жрица, к Соломону не являются без приглашения. Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, чтобы ускорить дело, но тебе придется набраться терпения. Приходи завтра ко мне в башню, обсудим, что можно сделать.
Ашмира склонила голову.
– Благодарю…
– Хаба! – Маленький визирь, восседавший во главе стола, нахмурился и властно постучал пальцем по столу. – Ты так уверен, что Соломон снова будет рад тебя видеть? Да, конечно, ты, похоже, и впрямь уничтожил каких-то разбойников, это замечательно, однако твоя небрежность на Храмовой горе его глубоко расстроила, а он становится все раздражительнее с возрастом. Не будь так уж уверен, что у тебя все пойдет как по маслу!
Ашмира., смотревшая на Хабу, увидела, как что-то шевельнулось в глубине его бархатных глаз, что-то вынырнуло на поверхность, нечто такое, отчего ее душа невольно отшатнулась. Потом это исчезло, и Хаба рассмеялся:
– Хирам, Хирам, неужто ты в самом деле сомневаешься в моих суждениях?
Волшебники внезапно притихли. Хирам встретился глазами с Хабой. Он выплюнул на стол оливковую косточку.
– Да, сомневаюсь.
– Дело в том, – продолжал Хаба, – что я знаю царя не хуже тебя. Он ведь любит всякие безделушки? Ну так вот, я заглажу свою провинность маленьким подарком, новой диковинкой для его коллекции. Вот она. Славная вещица?
И он поставил на стол круглую бутылочку из прозрачного хрусталя, украшенную цветочками. Горлышко было опечатано свинцовой пробкой; за хрустальными гранями мелькали разноцветные огоньки и полосы.
Один из сидевших поблизости волшебников взял бутылочку в руки, внимательно рассмотрел и передал дальше.
– Я вижу, оно утратило всякий облик. Это нормально?
– Возможно, оно до сих пор без сознания. Оно сопротивлялось Заточению.
Длинноволосая женщина крутила и вертела бутылочку в руках.
– Что это, жидкость? Пар? Какие все-таки гнусные, противоестественные твари! Только подумать, что все, что от них остается, – вот это!
Когда бутылочку взял в руки визирь, зеленоглазая мышь шарахнулась прочь и закрыла мордочку лапками.
– Да, милая безделушка, – нехотя сказал Хирам. – Ишь, как огоньки мигают – ни разу не повторились!
Бутылочка обошла вокруг стола и вернулась к Хабе, который поставил ее рядом с собой. Ашмира была зачарована. Она коснулась хрусталя – к ее изумлению, оказалось, что холодные стенки слегка вибрируют.
– А что это? – спросила она.
– Это, моя дорогая, – рассмеялся Хаба, – джинн четвертого уровня, загнанный в бутылку. Он просидит там до тех пор, пока это будет угодно Соломону.
– А точнее? – спросила длинноволосая женщина. – Который это джинн?
– Бартимеус Урукский.
Ашмира вздрогнула, открыла было рот, но тут же сообразила, что Хаба не знает, что ей известно имя джинна. А возможно, он настолько пьян, что ему все равно.
Другие волшебники, очевидно, тоже узнали это имя. Они одобрительно загомонили.
– Отлично! То-то дух Иезекииля порадуется!
– Гиппопотам? Да, Хаба, ты прав: Соломон будет доволен таким подарком.
Ашмира уставилась на Хабу.
– Ты заточил здесь духа? Но ведь это довольно жестоко, разве нет?
Волшебники, сидевшие за столом – молодые и старые, мужчины и женщины, – разразились раскатистым хохотом. Хаба ржал громче всех. Когда он вновь взглянул на Ашмиру, взгляд у него был снисходительный, глаза покраснели и затуманились от вина.
– Жестоко? По отношению к демону? Это противоречие в терминах! Не забивай этим свою хорошенькую головку. Это был гадкий, вредоносный дух, о нем никто жалеть не станет. Кроме того, рано или поздно он обретет свободу – через несколько сотен лет!
Разговор перешел на другие темы: болезнь волшебника Рувима, приборка в башне Иезекииля, нарастающая склонность царя Соломона к затворничеству.
Судя по всему, в последнее время он все реже и реже показывался во дворце, если не считать регулярных советов в садовом чертоге. Даже Хирам, его визирь, имел к нему доступ лишь в определенные часы. Похоже, теперь он интересовался в основном строительством храма; а помимо этого, держался в стороне от дел. На своих волшебников он тоже почти не обращал внимания, если не считать частых приказов во время советов, которым волшебники нехотя повиновались.
– Твой поход в пустыню, Хаба, – это сущая безделица! Вот мне завтра придется отправиться в Дамаск и велеть своим джиннам отстроить его разрушенные стены.
– А я еду в Петру, строить зернохранилище…
– А мне придется заниматься орошением какой-то дрянной ханаанской деревушки…
– Ох уж это Кольцо! Соломон думает, что с нами можно обращаться точно с рабами! Если бы только…
Ашмира почти не прислушивалась к их жалобам. Она взяла в руки бутылочку и медленно поворачивала ее в пальцах. Какая легонькая! Что за удивительное вещество находится внутри? За хрустальными стенками кружились и вспыхивали крошечные цветные пятнышки, точно увядающие лепестки, опускающиеся на озерную гладь. Она вспомнила джинна, молчаливого, с серьезными глазами, вспомнила, как они стояли рядом в заваленном трупами ущелье…