– Я не могу пока оставить работу. Есть одно дело, которое я не имею права бросить. Убили нашу сотрудницу.

         Она кивает. Может, не хочет ничего слышать ни о моей работе, ни обо всех этих делах, но кивает.

– Лара...

– Что?

– Что ты скажешь?

– А что тут можно сказать? Я не хотела, чтобы мне было больно. И вот каждый день я переживаю за тебя.

– А ты можешь не переживать?

– Нет. Не могу.

         Я сажусь. Откидываюсь и падаю на диван.

– Но у меня все нормально.

– Просто убили сотрудницу.

         Моя девочка засовывает руки в карманы и смотрит на меня хмуро.

– Иди ко мне! – говорю я. – Я соскучился.

         Я снова чувствую себя в деле. И я вернул себе свою девочку. Ее насупленные брови только подзадоривают меня.

– Давай же...

         Я расстегиваю рубашку и ремень брюк. Она смотрит несколько удивленно. Пожалуй, я не был с ней таким. Мы целовались в темноте и занимались любовью под одеялом. Но те времена давно прошли. Я ловлю дикий кайф от того, что она не узнает меня.

         Снимаю рубаху и подхожу к ней. Она опускает глаза.

– У тебя шрамы.

– Может, ты все-таки окажешь мне первую помощь?

         Я притискиваю ее к себе, но ее безволие уже начинает озадачивать. Стягиваю ее футболку и бросаю на пол. Расстегиваю тугой лифчик. Она продолжает бездействовать.

– Ало, Лара? Вы есть?

– Я беременна, – говорит она вдруг.

– Ну и что?

         То есть не «ну и что?»... Я хотел сказать что-то другое. Я имел в виду, что пока еще можно заниматься сексом, и что я рад, и что это не проблема, а наоборот, здорово. Но за «ну и что?» она не угадывает этого. Она закрывает лицо руками и плачет.

– Ну, прекрати, – бормочу я. – Я рад... я очень рад. Мы вместе. И ребенок... Я рад...

– Хочешь, я сделаю аборт? – спрашивает вдруг она.

– Ты с ума сошла! Ни в коем случае! Я хочу ребенка.

         Честно говоря, ни одна из моих прежних девушек никогда не преподносила мне таких сюрпризов. Конечно, я умышленно сделал ее беременной, но все это как-то... как-то странно. Неужели и в тридцать восемь лет я не готов стать отцом?

– Но мне можно, наверное, – говорит она о сексе.

– Я тоже так думаю.

         Мой драйв затихает – переходит в спокойное течение прозрачной воды – без шальных брызг и мутных водопадов. Мы пьем чай на кухне, потом ложимся в постель, и я понимаю, что с ней я дома, что мне уютно и легко. И что она – именно тот человек, который мне нужен... Я не ошибся...

         И в то же время я начинаю бояться, что не смогу быть ей верным. Не знаю, поймут ли меня женщины. Но именно в тот момент, когда я осознаю, что люблю ее, и что рад ее беременности, и что она – мой дом, я начинаю беспокоиться о том, чтобы никакой ветер не унес меня из этого дома.

         Я пялюсь в темный потолок ее комнаты и чувствую себя не очень здорово. Кажется, до нашей разлуки я легче относился к нашей связи. А с ее беременностью эта связь стала заметно тяжелее. Ощутимее. И еще я думаю о том, что, по большому счету, не достоин доверия этой девушки.

12. БУДНИ

– Ты меня не оставишь? – спрашиваю у нее утром.

         Ее любовь ведь тоже теперь другая. Ее любовь – больше к малышу, который еще не родился, чем к его отцу.

– Нет, – говорит она, глядя мне в глаза.

         Я кладу руку на ее плоский, впалый живот. 

– Пока ничего не понятно.

– Я знаю. Только два месяца.

– Тошнит?

– Уже нет. Но поначалу немного тошнило.

– Ты испугалась?

         Она приподнимается на локте.

– Вчера ты ни о чем не спрашивал.

– Мне хочется знать, что ты чувствуешь.

– Я испугалась... Потому что я хотела все распланировать – до дня, до часа. Хотела родить ребенка, когда у меня будет свой дом, немного денег. Но это же твой ребенок... Он будет напоминать мне тебя, даже если мы никогда больше не увидимся. Ты как бы будешь со мной, – она улыбается, а на глазах выступают слезы. – И я стала ждать каждого дня, чтобы чувствовать, что ты со мной...

– Значит, любишь?

– Не знаю. Не знаю, что это за чувство, но так я ни к кому никогда не относилась. С того дня, как увидела тебя в «Амуре», не могу видеть других мужчин – они все хуже тебя.

         Ого! Такой подход к теме меня очень радует.  

– У тебя есть душа, – продолжает Лара. – Только на всех ее не хватает. От этого – хаос.

– Хаос?

– В твоей жизни.

– В моей жизни хаос? Это в молдавских учебниках по психологии хаос, а не в моей жизни!

Я поднимаюсь.

– На работу? – спрашивает она.

– Конечно. Можем где-то позавтракать.

– Я уже не успею.

– Деньги нужны?

– Нет.

         Оставляю двести евро.

– Нет, так нет. Мелочь – на витамины.

         Да уж. Есть о чем подумать на досуге. Моя девочка считает мою жизнь хаотичной и не очень-то мне доверяет. Но все равно я уверен, что теперь мы не расстанемся и не потеряемся в хаосе.

         Досуга – нет. Разве что за рулем в пробках. Я приезжаю в «шикарный» ресторан, где мы с Ириной когда-то слушали «Мурку», провожая Еременко в дальний рейс, и действую по старой схеме.

– Кто помнит девушку в красном платье?

         Кто-то помнит. Помнят, что был скандал. Что она что-то украла у клиента. Что бежала с другом через кухню. Что перевернула кастрюлю. Что за ними гнались. Что ее преследовал любовник. Что она была проституткой, которая зашла на чужую территорию, и конкурентки с ней разобрались. Много всего помнят...

         Тест усложняется. В моей руке появляются долларовые купюры как безотказный стимулятор способностей человеческой памяти.

– А кто еще, кроме меня, спрашивал о девушке в красном?

         На лице обслуги – отупение. Наконец, одна девчонка мотает головой.

– Не, не о девушке в красном. Он спрашивал, был ли здесь господин Еременко и как получилось, что он не успел на свой самолет. Тогда кто-то и рассказал о девушке в красном.

         Оно! Я даю ей купюру. Продолжаем наш тест.

– Что за господин? Как он выглядел?

         На лице – страдание.

– Я не помню. Обычный такой... В костюме.

– Он был похож на охранника?

– Нет.

– На милиционера?

– Нет.

– А он никак не представился?

– Сказал, что он друг Еременко.

– Ясно. Думай еще. Как он выглядел?

– Не очень высокий. Лысоватый. Плотный. В костюме, с галстуком.

         Ясно, что не голышом.

         Убивать Ирину было глупо. Если он понял, что она частный детектив, то не стал бы этого делать, как не стал этого делать Еременко. Если он не понял, то мог решить, что какая-то шлюха просто сорвала ему сделку. Но убивать? Зачем?

         Я отдаю девчонке купюру. Она заслужила, хотя и не очень мне помогла. Найти этого господина по таким приметам – абсолютно нереально.

         Еду в офис и снова сажусь за бумаги. Наконец, зову Игорька...

– Слушай, такой вопрос к тебе, как к специалисту. Нужно узнать, кто представляет одну уральскую компанию в Москве – что за ребята, есть ли у них офис. А если представительства нет, то кто из сотрудников летал недавно в Москву и по каким делам?

– Пробью, – обещает он. – А ты как? Освоился в ёфисе?

         И только теперь я обвожу глазами Генкин кабинет.

– Тут же все по-старому.

         Игорь переминается с ноги на ногу.

– А ты совещание собрал бы что ли...

– Совещание? Пока не разберусь с делом Ирины – никаких совещаний!

– Тебе виднее.

         И мне ясно, что Игорь еще хочет что-то спросить.

– Ну? – я вскидываю глаза.

– Не уходишь уже?

– Пока нет...

         Наконец, он покидает кабинет, а я снова и снова пролистываю материалы Еременко.

         Входит Юля.

– Илья Дмитриевич... может, чаю?

– Нет, спасибо.

– Может, переставить тут что-нибудь, чтобы вам было удобно?