— Я видел, как камень удаляли на улице, — сказал Даниель.

— И Гук проделывал здесь вещи куда более странные, — заверил Сатурна Исаак.

— Чем больше мы читаем его бумаги, тем больше я в этом убеждаюсь, — пробормотал Сатурн.

— Читайте дальше, Даниель!

— Операция прошла успешно. Однако больной… больной умер, — перевёл Даниель. Он почувствовал головокружение и вынужден был сесть на пыльный сундук, чтобы не рухнуть через балюстраду в здешний «колодец душ». — Прошу прощения. Больной умер, как это часто случается, от шока. Пульс отсутствовал. Тогда упомянутый мною учёный собрат покинул укрытие, из которого наблюдал за операцией…

— Как кстати! — фыркнул Сатурн. — Мы должны поверить, что алхимики прячутся по тёмным углам Бедлама, ожидая, когда кто-нибудь испустит дух во время импровизированной литотомии?

— На самом деле всё гораздо проще. Алхимик присутствовал раньше, на дружеской пирушке, и остался посмотреть операцию, — пояснил Даниель. Он не читал по бумаге, а вспоминал то, что происходило с ним.

— Пирушка… быть может, те самые заблаговременные проводы, которые здесь столько раз поминали! — воскликнул Сатурн. Исаак с Даниелем не рассмеялись.

— У Гука была отражательная печь, уже разогретая для другого эксперимента. Алхимик спешно взялся за работу, позаимствовав некоторые химикалии из Гуковой лаборатории — прекрасно оснащённой, я сам свидетель. В частности, он взял нечто, называемое здесь кость-куб-чаша…

— Гук мог иметь в виду пробирную купель.

— Блестяще, Исаак. Купель и что-то, бывшее у него при себе в деревянном ящичке. Рецепт не так легко перевести — мне тоже придётся заглянуть в книгу Уилкинса. — Даниель пропустил страницу, затем другую. — Итог: небольшое количество светящегося вещества. Будучи помещено в рот умершего, оно вызвало сердцебиение и вывело больного из шока. Через несколько мгновений тот пришёл в себя и сообщил, что не помнит ничего из происшедшего. Алхимик удалился, забрав остатки вещества с собой. Гук записал рецепт по памяти.

— Это многое объясняет, — проговорил сэр Исаак Ньютон, очень странно глядя на Даниеля. Тому было всё равно: он обессиленно привалился к стене, отрешенно глядя в серебряное око света посреди купола и чувствуя себя не живее каменной Меланхолии.

— О да! — подхватил Сатурн. — Теперь мы знаем, что искал Имярек!

Тут он прикусил язык и тяжело сглотнул, почувствовав странное, безмолвное напряжение между Исааком и Даниелем.

— Или вы о чём-то другом?

В Бостоне было немало рабов, родившихся на Барбадосе от негров, завезённых поколение назад Королевской Африканской компанией герцога Йоркского. Никого суевернее Даниель в жизни не встречал. Создавалось впечатление, что путешествие через океан выдержали самые эфемерные элементы африканской культуры, в то время как весь багаж истории и мудрости остался за бортом. Они сходили на берег Массачусетского залива, бренча вудуистскими амулетами и бормоча несусветные слова и фразы, как будто жили в постоянном бреду. Когда они попадали в дома мнительных пуритан, склонных повсюду видеть чертей и бесов, возникала гремучая смесь, в чём пришлось убедиться некоторым жителям Салема.

Особенно часто эти рабы поминали «ходячих мертвецов» — эндемичное карибское поверье, будто колдуны умеют оживлять трупы, превращая их в бездумные орудия.

Даниелю некоторое время не удавалось отогнать мысль о живых покойниках. Он был беспомощен, как человек, помещенный в аппарат для усмирения буйнопомешанных, — если не ходячий мертвец, то мертвец, просидевший кулём по меньшей мере четверть часа, пока Сатурн и его помощники упаковывали наследие Гука.

Затем область рассудка, в которой обитают добродетели Просвещения, взяла верх над тёмными углами, в которых затаились дикие суеверия, ожидая случая выпрыгнуть с криком: «Бу!»

Кто на самом деле Енох Роот, Даниель не знал, но вудуистским колдуном тот явно не был. Если после операции он каким-то образом вытащил Даниеля с того света, то, очевидно, не при помощи некромантии. Скорее всего Даниель не умер, а впал в кому, из которой Роот и вывел его сильнодействующим средством. Ничего особенного — примерно как дать нюхательную соль. Гук же, и впрямь падкий до шарлатанства, навоображал невесть чего.

Впрочем, забавно: всего лишь третьего дня Даниель в письме Рооту выражал сомнение, что проживет следующие несколько недель.

Из задумчивости его вывел голос Исаака, уже не в первый раз повторивший слова «Крейн-корт». Покуда Даниель пребывал в прострации, Исаак принялся командовать. Он распорядился ввезти сокровища Гука в штаб-квартиру Королевского общества — то есть именно туда, куда Гук не хотел их отдавать.

— Как человек, живущий на чердаке Королевского общества, — сказал Даниель, — могу засвидетельствовать, что места там нет. Нисколько.

— Место всегда можно освободить, выбросив часть жуков, — заметил Исаак.

— Но в данном случае не нужно, — твёрдо проговорил Даниель.

— Куда же вы намерены их отвезти? — спросил Исаак — и как пристален был его взгляд, устремлённый на листы в руках Даниеля!

Тот, чтобы не забыть, сложил их пополам и убрал в нагрудный карман.

— Предлагаю спрятать их в доме маркиза Равенскара, — сказал он. — Я нередко бываю у него по поводу долготы и по другим делам, а вы можете навещать свою племянницу так часто, как захотите.

— Тогда я не вижу разницы с Крейн-кортом.

— Сделайте милость, Исаак, идёмте со мной к Имяреку, я всё по пути объясню.

Даниель поднялся на ноги и обнаружил, что по-прежнему жив-живёхонек. Ходячий живчик.

— Я прежде не говорил, — сказал Даниель, пока они шли по галерее, — но я подозреваю, что в истории с первой адской машиной замешан Анри Арланк.

— Привратник?!

— Он самый.

— Он ведь член клуба, не так ли?

— Так. Я настоял, чтобы его приняли в клуб, под тем предлогом, что он чуть не погиб при взрыве, а значит, может считаться потерпевшим наравне с нами. Однако истинная причина в том, что я его подозревал.

— На каком основании?

— Во-первых, по приезде в Лондон я начал наводить справки о вещах Гука. Арланка я спросил первым. Довольно скоро мне стало известно, что весть о моих разысканиях с поразительной быстротой достигла воровского подполья. Я сразу подумал, что Арланк кому-то сболтнул. Во-вторых, допустим, что первый взрыв был покушением на вас, Исаак, — что Джек-Монетчик стремился уничтожить в вашем лице своего злейшего противника. От кого он узнал, что вы имеете обыкновение работать воскресными вечерами в Крейн-корте? Вы тщательно это скрывали, в частности, чтобы вас не осаждали просители. Кроме Арланка знать было почти некому.

— Коли так, у вас достаточно свидетельств, чтобы привлечь Арланка к суду.

— Я предпочёл бы использовать его в качестве наживки для Джека, — отвечал Даниель. — Не следует показывать Арланку, что мы его подозреваем. Однако чистое безумие — помещать найденное сегодня в дом, где живёт Арланк!

— Хорошо. Пусть вещи отправляются в храм Вулкана, а я напишу Катерине записку, чтобы она убрала их под замок. В подвале есть надёжное место…

— Прекрасно, — сказал Даниель.

— Надеюсь, теперь вы поняли, что мистер Тредер — негодяй, — продолжал Исаак. — Каковы бы ни были ваши догадки касательно Арланка, нет сомнений, что адская машина ехала в телеге мистера Тредера.

— Тогда внесите и меня в список подозреваемых, поскольку она лежала в моём сундуке, — сказал Даниель. — Впрочем, если серьёзно, Исаак, я согласен, что адскую машину нельзя было положить без пособничества — возможно, необдуманного или неумышленного, со стороны кого-то из слуг мистера Тредера.

— А среди них точно есть преступники. Джек хитёр и наверняка потрудился внедрить своих людей в окружение сообщников.

Они остановились перед дверью в камеру Имярека. Даниель сказал:

— Сообщников, да, но и врагов тоже. Потому что, как ни странно звучит, именно это он сделал, внедрив Арланка в Королевское общество.