— А вот так? — я пытаюсь изобразить круговые движения, как у Мари-Лу.
— Вот так гораздо лучше. А теперь попробуй в воде.
Я прыгаю с мостков в воду. Она доходит мне до пояса.
Вода холоднее, чем я думал, и я некоторое время стою и привыкаю, и лишь потом бросаюсь вперед и ныряю. Делаю несколько быстрых гребков руками и снова встаю.
— Ты видела?
Мари-Лу хохочет:
— Тебе нужна надувная подушка!
— У меня ее нет.
— Тогда придумай что-нибудь.
— Доска?
— Может, с доской и получится.
Я выхожу на берег и иду к сараю. Помню, что там должны быть обрезки досок, а также несколько белых пластин пенопласта, оставшихся после того, как Бритт утепляла прихожую. Одна пластина была шириной почти двадцать сантиметров и больше метра в длину.
Возвращаюсь к Мари-Лу с куском пенопласта и захожу в воду. Осторожно ложусь животом на пенопласт. Пластина выдерживает мой вес, и я начинаю быстро грести руками.
— Помедленнее, Адам! — кричит Мари-Лу.
Я немного успокаиваюсь, снова делаю несколько гребков, затем встаю на ноги, потому что едва не ухожу с головой под воду.
— Молодец! Продолжай!
Я чувствую себя немного глупо, стою тут и играю в школу плавания. Несмотря ни на что, мне все-таки пятнадцать. Но еще унизительнее — не уметь плавать.
Я достаточно настрадался из-за этого, поэтому готов потерпеть. Снова ложусь на пенопласт и тренирую взмахи руками. Кажется, что это не я двигаюсь вперед, а пенопласт со мной медленно кружит по воде. Я набираюсь смелости и заплываю немного дальше, но вскоре опять чувствую головокружение.
— Прекрасно, Адам! — кричит Мари-Лу, когда я встаю на ноги. — Последние метры были особенно хороши. Ты просто ложись на пенопласт, плескайся или делай что хочешь. Так ты привыкнешь, и страх пройдет.
— Да я и не боюсь.
Я иду к мосткам, подкидывая пластину перед собой. Забрасываю пенопласт на мостки рядом с Мари-Лу.
— Как считаешь, я смогу научиться?
— Если тренироваться понемногу каждый день, ты скоро будешь плавать как рыба.
Ее слова заставляют меня вспомнить одну вещь, о которой я совсем забыл.
— Моя сеть! — вскрикиваю я так громко, что Мари-Лу вздрагивает. — Я совсем забыл про сеть! Она уже давно лежит в воде. Вот черт, в ней, наверное, полно дохлой рыбы.
— А где она?
— За мысом, немного южнее.
— Вода там ледяная, рыба долго остается в сети живой.
— Ты так считаешь?
Ни о чем другом я уже не могу думать. Хочу сразу же отправиться туда, где я оставил сеть, но Мари-Лу говорит, что можно не торопиться, теперь сеть никуда не денется. А она, Мари-Лу, тоже хочет купаться. Хотя, подумав еще немного, заявляет, что передумала.
— Поедешь со мной на лодке?
Мари-Лу качает головой:
— Нет. Но сегодня вечером должен быть неплохой улов. Может, и голец попадется.
* * *
Я плыву в лодке вдоль мыса и чувствую, как портится мое настроение. Мне стыдно, меня гложет чувство вины. Вспоминаю беспечную болтовню Мари-Лу о гольце. Ей так свойственно ни о чем не беспокоиться. Она всегда была такой. Или, скорее, она была такой раньше. Уж если в сети что-нибудь есть, так это не голец, а тухлец.
Думаю, я и правда склонен делать из мухи слона, поскольку через некоторое время в моей голове готов настоящий видеоролик. Это жуткая история о покалеченной рыбе, застрявшей в дырявой сети, которая неприкаянно дрейфует по озеру. Белые невидящие глаза рыб остекленело смотрят в никуда. Часть рыбешек растерзана нейлоновыми нитями, глубоко врезавшимися в красное мясо, другие уже гниют, и их плавники начинают отваливаться от тела. Сеть-призрак — так называют бесхозные сети. Я читал в «Дагенс Нюхетер», что тысячи брошенных сетей плавают по морю в самых рыбных местах. Кто-то забывает о них, либо их уносят волны во время шторма. Но это — моя сеть-призрак, это я, Адам О., виноват.
Первая проблема — найти сеть. Вряд ли она там, где я ее оставил, поскольку я не потрудился наметить себе ориентиры на берегу.
Я бесцельно кружу вдоль мыса, иногда привстаю и вглядываюсь в зеркальную поверхность озера. Время идет, я уже готов сдаться. Может, какой-нибудь рыбак заметил, что сеть лежит уже давно, и достал ее? Существует неписаный закон, позволяющий так поступать. Я уже подумываю о возвращении, как вдалеке что-то мелькает. Подплыв ближе, я, к своему удивлению, понимаю, что это пластмассовый поплавок. Я почти уверен, что он оторвался и был унесен волнами, поскольку в этом месте я его точно не оставлял.
Я вытаскиваю красный поплавок и вижу, что веревка, которой он прикреплен к сети, цела. Дрожащими руками я начинаю вытаскивать сеть. Несколько раз для пробы дергаю ее, кажется, чувствую какую-то тяжесть. Сердце замирает. Представляю, как вытягиваю сеть, полную гниющей рыбы: сиги, щуки, хариусы и окуни… От такой мысли мне становится дурно.
Когда первые ячейки показываются над водой, я вижу, что они чистые. Ни следа дохлой или раненой рыбы. Я собираюсь с духом и начинаю вытаскивать сеть. Складываю ее в кучу посреди лодки, потому что, нервничая, забыл взять пластмассовый багор.
Метр за метром сеть поднимается из темной воды. Ячейки пусты, капельки воды на веревках блестят как жемчужины. Я не верю своему счастью. Когда папа возвращался домой с пустой сетью, а это случалось довольно часто, он всегда ворчал, что кто-то украл его улов. Ничего удивительного, ведь папа частенько отправлялся проверить сеть не раньше полудня.
Но в чем проблема с моей сетью? Ведь она плавала так долго. Я наклоняюсь и с надеждой вглядываюсь в воду. Ничего не видно, ни единой рыбешки не блеснуло внизу. Я продолжаю вытаскивать сеть и по мере того, как растет куча посреди лодки, улучшается мое настроение. Когда из воды появляется конец сети, я внутренне торжествую.
Я гребу веслами, не чуя усталости. Приближаясь к мосткам, все еще испытываю переполняющую меня радость. Поднимаюсь и кричу:
— Мари-Лу! Мари-Лу, сеть пустая! Ни единой рыбешки, вот повезло!
Отправляюсь в сарай и швыряю сеть в пластмассовый таз, где она прежде лежала. «Никогда больше не буду ею пользоваться», — думаю я.
* * *
Мари-Лу не испытывает ни удивления, ни радости. Говорит, что предвидела это.
— Нельзя забрасывать сеть куда угодно и рассчитывать на хороший улов. Озеро слишком большое, к тому же больше сотни метров глубиной.
— Но тебе известны рыбные места?
— Когда-то были известны. Если хочешь, можем как-нибудь проверить.
— Что-то уже не хочется.
— Но ведь не обязательно ловить сетью.
— Да, ты права.
Я стою у плиты и разогреваю на сковородке пряный картофель с укропом и рыбные биточки в перечном соусе. Вспомнив про сеть, я забыл, что хотел съездить в магазин. Вечно со мной так. Я вылавливаю ложкой рыбный биточек, а рядом кладу несколько пряных картофелин.
— Вот и голец, угощайся, — говорю я и ставлю тарелку перед Мари-Лу.
Она смеется. Я сливаю воду в кране, пока не начинает течь холодная. Мари-Лу пристально смотрит на меня. Я чувствую себя так, словно на меня показывают пальцем, и набираю воды в стеклянный графин.
— Завтра куплю лимоны, — говорю я. — Будем делать лимонную воду. Если только не забуду.
Наконец Мари-Лу прекращает разглядывать меня. Она перекатывает картофелину по тарелке и быстрым движением накалывает ее на вилку. Недоверчиво откусывает кусочек и едва заметно морщит нос. Проглатывает и говорит:
— Знаешь, Адам, ты не похож на других.
* * *
Я просыпаюсь рано утром. Солнце уже светит, и я тихо встаю с кровати, снимаю трусы и крадусь к кухне. Из комнаты Мари-Лу не слышно ни звука. Я осторожно открываю входную дверь, голый бегу к берегу и ныряю в воду.
Вода жутко холодная, но так как я еще не совсем проснулся, замечаю это уже в воде. И поскольку воздух все еще свеж и прохладен, отличие не такое большое, как днем. Я чувствую это, когда выныриваю и стою по пояс в воде.