— Мне приятно взглянуть на белую женщину.

На самом деле индеец восхвалял красивую грудь Фелисите и ее стройные бедра. Она напоминала ему «молоденькую кобылицу с коричневой шкурой, которая, брыкаясь, скачет по полю»!

Фелисите под взглядом вождя опустила глаза. Тому это страшно понравилось, и он откровенными жестами стал объяснять девушке, что именно собирается с ней проделать. Его храбрые воины так и покатились со смеху.

Тогда вождь длинными изящными прыжками устремился к своему каноэ. Через несколько минут он возвратился в чем-то вроде шелковой мантии с пышными рукавами и на подкладке из черной тафты. Филиппу приходилось видеть подобные мантии на индейских вождях во Флориде, но такая одежда на индейце с юга? В руках он держал узел со старыми тряпками. Он насмешливо поклонился Фелисите, предлагая ей эти лохмотья, и его бравые воины захохотали.

Примеру вождя тут же последовал один из индейцев. Он подлетел к де Марье, сдернул с его головы атласный колпак, и, напялив красивую вещицу на бритую голову, начал горделиво прохаживаться взад-вперед. Вождь резко его одернул, и воин отдал колпак начальнику. Тот, конечно, не проглядел бы такое украшение, если бы не отвлекся на Фелисите.

Еще один индеец тотчас содрал с начальника полиции ночную рубаху. Под длинной рубахой у де Марьи были лишь прозрачные подштанники из тонкого шелка с расшитыми отворотами у колен. Воин же шутить не собирался и с ворчанием тотчас изорвал рубашку в клочья, изо всех сил стараясь показать, что таким же образом изничтожит ненавистных ему белых.

Де Марья еще пытался держать себя в руках, но после испытанного унижения у него больше не оставалось сомнений в том, что их ждет впереди. Никакой надежды на спасение. Он сильно побледнел и шепнул Филиппу.

— Ты сказал, что понимаешь их язык. Что они собираются с нами сделать?

Филипп с минуту помолчал, а потом ответил: Нам нужно надеяться только на скорую смерть.

— Я не боюсь смерти, — прошептал слабым голосом де Марья.

С тех пор как он оказался в колонии, ему не раз приходилось проявлять смелость… Он почему-то сильно побледнел.

— Все так ужасно! Я не могу переносить боль! Если они станут меня пытать, я… я…

Де Марья затрясся. Филипп взглянул на него и сказал:

— Мсье, держитесь.

Но начальник полиции уже ничего не соображал. Он посмотрел на небо, зная, что должен обратиться с мольбой к богу, крикнул: «Господь милостивый, спаси нас!», и в страшной панике бросился к густым зарослям на берегу. Он мчался, как сумасшедший, с такой скоростью, с которой мог бежать только обезумевший от страха человек.

— Бога ради, остановитесь! Они вас убьют! Они убьют нас всех! — закричал Филипп.

Де Марья ни на кого не обращал внимания. Казалось, он ничего не слышит, продолжая громким голосом умолять всех святых помочь ему избежать расправы и найти норку, куда бы он смог спрятаться и спастись, спастись, спастись!

Далее последовал кошмар, которые навеки останется в памяти тех, кто все это видел.

Увидев, что начальника полиции преследуют индейцы, Фелисите пронзительно вскрикнула, а Филипп лишь тихо пробормотал:

— Сумасшедший дурак!

Они оба опустились на колени и начали истово молиться. С гиганьем и свистом индейцы преследовали беглеца огромными прыжками, и было ясно, что вскоре его догонят. Де Марья не додумался скинуть башмаки на высоких каблуках, и поэтому постоянно спотыкался. Вскоре один из индейцев его догнал и с силой ударил де Марью томагавком по голове. Тот упал ничком на землю. Руки и ноги у него шевелились, он попытался подняться, но его уже окружили темнокожие преследователи. Он снова упал.

— Не гляди! — крикнул Филипп Фелисите.

Девушка только молилась, не поднимая головы, и не видела, как закончил жизнь Август де Марья. А на него обрушились ужасные удары. Воины били его с дикой яростью, били мертвого. Им давно не удавалось размяться, и они решили выместить на нем всю свою злость на белых, на проявление несправедливости и жестокости со стороны властей. И их страшная месть выпала на долю Августа де Марьи, который многим напакостил при жизни. Теперь никто не смог бы узнать модного молодого придворного в этом кровавом месиве на пропитавшейся кровью земле.

Филипп обнял Фелисите за плечи.

— Теперь они примутся за нас, — решил он.

Краснокожие тем временем окружили вождя и стали громко обсуждать судьбу оставшихся пленников. Некоторые предлагали разделаться с ними побыстрее, другие считали, что их стоит сохранить для дальнейших мучений и показательной казни. Вождь, похоже, решил не спешить с расправой и не сводил взгляд с белой девушки.

— Погибло столько братьев, — тихо проговорила Фелисите, — если мы умираем за правое дело…

Филипп ничего не ответил: он внимательно наблюдал за индейцами. «Почему мы их так боимся? — подумал он. — Они напоминают детей. Злых и жестоких детей. Наверное, существует какой-то способ уговорить их?»

Его внезапно осенило, что судьба Фелисите целиком и полностью в его руках, и только он может спасти ее.

«Возможно, тут проявляется воля божья, — продолжал рассуждать он, — иначе зачем мсье Жан-Батист послал старого индейца в Монреаль? Почему я начал учить их язык? А может, на небесах все заранее было спланировано, чтобы я смог с ними объясниться и спасти наши жизни?»

Он поднялся на ноги и взглянул на Фелисите сверху вниз. Какая же она маленькая и беззащитная!

— Я собираюсь поговорить с вождем, — сказал он. — Помнишь, как старик мсье Шарль запугал ирокезов, и те его отпустили? Надеюсь, с божьей помощью я смогу сделать то же самое.

Девушка взволнованно посмотрела на него.

— Конечно, ты сможешь, Филипп. Я уверена.

Юноша все еще внимательно разглядывал индейцев, толпившихся вокруг вождя.

— Боюсь, они его уговорят побыстрее расправиться с нами. Ладно, если мне не удастся договориться, мы все равно ничего не теряем. Осталась хоть призрачная, но надежда. Молись за меня, Фелисите!

Девушка глаз с него не сводила, когда он двинулся к вождю. Филипп как-то вмиг переменился. Теперь он уже был не тем тихим, несчастным и забитым пареньком, каким оставался в течение многих лет. Он словно бы вырос, выпрямился и шагал весьма решительно. Впрочем, он и сам чувствовал, что обрел уверенность. Ему непременно удастся уговорить вождя! Плотник приблизился к нему и, улыбаясь, заглянул в глаза.

— Великий Вождь земель, омываемых не менее великой рекой, я пришел, чтобы предупредить тебя! — заявил Филипп.

Вождь тотчас недоуменно нахмурился.

— Разве белый человек может говорить на языке чикасо? — возмутился он.

Молодой человек многозначительно поднял руку.

— Великий Бог белых людей научил их строить огромные корабли и делать черные ружья, которые умеют грохотать, как сильный гром, и поражать врагов яркими молниями. Сейчас наш Бог говорит с тобой через меня, его верного слугу.

Вождь заметно обеспокоился. Он посмотрел на медные лица своих воинов и увидел изумление и испуг в их глазах. Белые люди никогда не разговариавли с ними на их собственном языке и, наверное, так оно и есть: с ними говорит могущественный Бог белых людей!»

— Что хочет сказать нам твой Бог? — спросил вождь. Филипп собирался припугнуть индейцев наказанием, если их не отпустят, но не успел и рта раскрыть, как почувствовал чье-то прикосновение. Фелисите! На ее лице также не было страха, и она словно бы говорила: «Мы тут очутились вместе и должны вместе разделить опасность». Взяв его за руку, девушка прошептала:

— Расскажи им о Жан Сен Пере.

Филипп заколебался, не будучи уверенным, что его рассказ убедит краснокожих лучше, чем подготовленные им аргументы, а потом решил: «Начну с этого, а к угрозам прибегнуть всегда успею».

— О Вождь великой реки, — произнес юноша, — Бог белых людей повелел мне поведать тебе о проклятии, выпавшем на долю воинов другого племени много лет назад. Был такой город, Билль Мари де Монреаль, основанный французами, где я появился на свет. Город был так хорошо укреплен, что ирокезы никогда на него не нападали. Но вот жестокие члены племени Долгого Дома решили убить мирного и спокойного человека, Жан Сен Пера, который никогда и никого не обижал. В том, что они его убили, нет ничего удивительного, ирокезы убивали великое множество хороших людей просто за то, что те были белыми. Но на сей раз они совершили огромную ошибку. Они отрезали ему голову и забрали ее с собой. О, Великий Вождь, это была ужасная ошибка! Бог белых людей решил наказать их за их деяние. Ведь он является единственным Богом на земле и создал и сушу, и море, и обладает властью покарать тех, кто убивает его чад. Слушайте теперь внимательно, что случилось с жестокими воинами, унесшими с собой голову Жан Сен Пера.