— Чего это с тобой, Лизавета? Такое ощущение, что тебя одетую заперли в сауне, а потом выгнали оттуда веником. Ты чего там час делала?

— Отстань! Без тебя тошно. Ух, Волков! Ну, Волков…

Она сердито покачала головой и на подкашивающихся ногах зашагала к выходу. На пороге споткнулась, и Жора машинально ее поддержал под локоток. Эффект вышел потрясающий. Лиза дернулась, как от ожога, выдернула руку и с размаху въехала в косяк. Садясь в машину, Волков хмуро поинтересовался:

— В спа теперь наливают, что ли?

— Дурак!

— Ладно, замнем. Куда теперь? В ресторан?

— Домой! Я в душ хочу.

— Ты же из сауны?

— Слушай, Волков, какое тебе дело? Поцелуй меня, а?

Он ошалело уставился на нее, а Лиза вдруг тяжело, с подвыванием вздохнула — и полезла ему на руки. Через секунду девушка сидела на нем верхом, жадно целуя его открытый в изумлении рот, а ее руки сноровисто освобождали Волкова от рубашки, норовя залезть по пути и в джинсы. Только тут он опомнился и перехватил инициативу в свои руки, для чего пришлось не слишком ласково завалить Лизу на соседнее сиденье и слегка придавить сверху. Самое интересное, что в результате она издала блаженный стон и замерла под ним — ни дать ни взять законная молодая жена после ночи любви.

Смущенный и раздосадованный Волков прорычал:

— Лизка! Кончай свои фокусы!

— Жора. Вы идиот. Я только что как раз и кончила…

Волков отпрянул от нее, как ошпаренный.

— Ты чего?

Она села, поправила волосы, перезастегнула кофточку и одарила Волкова благожелательной улыбкой.

— Вот что, Волков. Я понимаю, что очами души своей ты все еще видишь во мне златовласое дитя, которое ты выносишь из пожара, но я, видишь ли, за это время выросла. Согласна, мне еще далеко до взрослой женщины, но восемнадцать мне исполнилось год с лишним назад. Я выросла, Жора. И я тебя хочу.

— Лизка…

— Помолчи. Ты, Жора, тоже меня хочешь, только в отличие от меня старательно надуваешь щеки и демонстрируешь замечательное умение владеть лицом. Но ведь кроме лица, Жора, есть и другие части тела. И с ними ты совладать не можешь!

С этими словами она положила свою бестрепетную руку ему на ширинку, и бравый капитан Волков едва не газанул со всей дури в каменную стену. Лиза улыбнулась спокойной и мудрой улыбкой старой гейши.

— Что и требовалось доказать. Жора, мы не переживем сегодняшней ночи, не говоря уже обо всех остальных. Можно, конечно, в ресторан, можно продолжить играть в вопросы и ответы, потом ты заночуешь под холодным душем, а я куплю себе огурцов и морковки и запрусь в спальне — но все это как-то отдает извращением. Поехали домой, а? И попробуем быть нормальными людьми.

Он смотрел на ее нежное, милое личико, он тонул в ее изумрудных глазах, он ласкал ее точеную фигурку глазами — и не мог ответить ни слова. Маленький смелый котенок, она оказалась куда смелее капитана спецназа. Она не стеснялась признаться в своих чувствах и не боялась того, что может услышать в ответ.

Капитан Волков аккуратно убрал ногу с педали газа. Повернулся к Лизе. Притянул ее к себе и поцеловал в губы коротким поцелуем, в котором уместилась целая вечность. Потом отвернулся от нее и спокойно выехал со стоянки.

Они набросились друг на друга в лифте, и слава богам, что на лестничной площадке никого не окапалось, потому что поздороваться с соседями им бы не удалось, а это вышло бы невежливо.

В прихожей они задержались, потому что Лиза никак не могла справиться с пряжкой ремня, а Жора никак не мог нормально запереть дверь. Потом все наладилось, и они прошли по квартире могучим ураганом, оставляя за собой перевернутые стулья и разбросанную одежду.

Больше всего это напоминало стремительную высадку десанта — полное разрушение мирового порядка и страшная схватка в конце.

Он все время держал в голове, что может ей что-нибудь сломать, но неожиданно выяснилось, что она себя прекрасно чувствует под тяжестью его тела. Во всяком случае, никаких признаков начинающегося удушья она не демонстрировала. Даже наоборот.

Он боялся смотреть на нее — такая хрупкая она была, так светилась ее кожа, и таким огромным, волосатым чудовищем выглядел рядом с ней он сам. Поэтому Жора норовил перекатиться на спину, чтобы она оказалась сверху, а она не давалась, прижималась к нему, оплетала руками и ногами, стонала все громче, выгибалась в его руках, и он уже не понимал, кто из них сверху, кто снизу.

Его ладонь накрыла ее напряженную грудь, Лиза вскрикнула, изогнулась и укусила его в плечо. Он подхватил ее за бедра, вскинул повыше, нашел смеющийся и что-то шепчущий рот, припал к нему жадным, почти жестоким поцелуем.

Потом они почему-то оказались в ванной, и холодная вода кипятком хлестала по их пылающим телам, и Жора больше всего на свете боялся ее уронить, поскользнуться, выпустить из рук хоть на минуту…

Когда ее пальчики скользили по его изнемогающей от возбуждения плоти, он рычал — и целовал ее шею и плечи, но она вывернулась, ушла серебристой рыбкой вниз, обхватила его за бедра — и ее горячее дыхание опалило его тело.

Он боялся смотреть на ритмично двигающуюся головку своей коленопреклоненной богини, потому что все еще не верил, что это происходит. И за миг до взрыва успел подхватить ее, вскинуть наверх, яростно и нежно прижать к себе — и даже не почувствовать сопротивления, когда их тела стали едины.

А потом не стало стен и потолка, не стало времени и пространства, ничего вообще не стало, остались только он и она, дрожащие, опустошенные — и полные жизни. Они не могли разорвать объятий, боялись прервать поцелуй, потому что обоим казалось — тогда все, конец. Оборвется дыхание, сердце выскочит из груди, ноги подломятся — и рухнут одинокие голые тельца в пустоту, черноту и одиночество.

А сейчас было не страшно, потому что их возносило все выше и выше, куда-то к небесам, которых еще не существовало, и золотые шары, крутившиеся под стиснутыми веками, вполне могли оказаться новыми галактиками, которым только предстоит взорваться, чтобы дать новой жизни место в этом мире…

Жорка Волков со стоном сполз по мокрой стене спиной, бережно прижимая к себе мокрую и обессилевшую Лизу. Она с трудом разлепила глаза и с изумлением уставилась на необъятную грудь своего мужчины, на глазах расцветавшую алыми цветами классических засосов.

— Жор… Это все я?

— Ага. Ты того… футболку пару дней не надевай… Я тоже погорячился…

А потом он вдруг вспомнил какую-то странность, зацепившуюся на краю сознания и так и не сорвавшуюся в пропасть прекрасного безумия.

— Лиз…

— Мм?

— А ты это… я часом тебе… больно не сделал?

Она прижалась щекой к мокрым завиткам волос на его груди и счастливо рассмеялась.

— Дурак ты, Волков…

Час спустя они сидели на кухне, присмиревшие и тихие, словно ожидавшие своей участи в учительской школьники. Свет не зажигали, и лиловые сумерки постепенно заливали тихие и разгромленные комнаты.

Звонок в дверь прогремел так неожиданно, что Жора подскочил и ойкнул. Лиза засмеялась и бросила на ходу:

— Посиди тут, это Эдик. Не надо его травмировать.

— А я его бить и не собирался…

— Жора, если мы оба выйдем к нему, мокрые, скудно одетые и пришибленно-счастливые, то только душевная чистота Эдика может не дать ему понять, чем мы тут занимались.

— Лиз…

— Жор, помолчи, пожалуйста. А то я завизжу. У меня сейчас внутри — сто воздушных шариков с гелием. Если я еще немножко поговорю с тобой — то улечу.

И она отправилась открывать дверь, а Жора некоторое время блаженно пялился ей вслед, а потом неожиданно нахмурился.

Что здесь надо Эдику? И как он узнал, что она здесь? И откуда сама Лиза знает, что это Эдик?..

С диким воплем «Не открывай!» капитан Волков в великолепном прыжке обогнал Лизу и распахнул дверь с таким выражением лица, что бедный Эдик охнул и стал заваливаться набок. Волков немедленно устыдился и хмуро бросил: