Антуан де Шабанн, казалось, не понимал, какую ужасную ошибку он совершил. Он поморгал глазами, как сова, и заявил свидетелю:

– Я что-то ничего не понимаю. В любом случае, господин доктор, вам было известно, что в чаше находится яд?

Гуффье погрозил свидетелю, запрещая ему отвечать. Глядя искоса на старого вояку, он сказал:

– Сударь, должен вам сказать, что на этот вопрос он не может дать нормального ответа. Нам неизвестно, проверял ли он содержимое чаши. Я уверен, что наши коллеги согласятся со мной. Вам не стоит продолжать задавать вопросы. Сядьте на место. Помолчите!

Но свидетель уже отвечал на вопрос де Шабанна:

– Я проверил содержимое чаши!

Робер де Пуатеван прекрасно понимал, что подобным заявлением он рискует навлечь на себя гнев королевских министров и, возможно, самого короля. Но он ни секунды не колебался и продолжал давать показания. Де Пуатеван выпрямился, его круглый животик гордо и вызывающе торчал, глаза горели от возмущения и азарта.

В зале суда поднялся страшный шум. Все заговорили в полный голос. Некоторые вскочили со своих мест. Гуффье громко колотил молотком по столу и возмущенно объявил:

– Слушание дела закончено, охране приказано сразу очистить зал суда.

Народ за перегородкой начал негодовать. Послышались крики:

– Пусть он говорит! Наконец правда выходит наружу! Браво, Робер де Пуатеван! Хотим знать правду! Кер не убийца!

Охранники начали стучать пиками по каменному полу. Де Пуатеван воспользовался тишиной и громко крикнул:

– Я проверил, что было в чаше! Там было вино, разведенное водой!

Гуффье поднял вверх молоток и тихо положил его рядом с собой на стол. Жестом он показал служащим и охране, чтобы те восстановили тишину в зале суда. Когда все успокоились, Гуффье неохотно заговорил:

– В связи с заявлением врача, который лечил госпожу Сорель во время ее болезни, нам представляется необходимым продолжить слушание дела. Было сказано много, но, видимо… этого недостаточно. Возможно, де Вандом давала ложные показания или Робер де Пуатеван виновен в небрежном лечении известной пациентки и пытался помешать следствию. – Он мрачно уставился на свидетеля. – Сейчас мы должны выяснить, в чем тут дело.

Жак Кер наблюдал за этой сценой с чувством глубокого облегчения. Произошел перелом. Был задан единственный из запрещенных вопросов – и на него был получен честный ответ. Весь сценарий затрещал по швам. Теперь каждый вопрос мог вызвать сотни новых. Ситуация могла выйти из-под контроля Гуффье и его компании.

Кер посмотрел на судей – они сидели с багровыми от злости лицами. Де Шабанн, казалось, не очень понимал, в чем он провинился, однако чувствовал, что все пошло не так.

«Каковы теперь твои шансы любоваться виноградниками и лесами моего прекрасного поместья? – подумал Кер. – Твоя глупость мне здорово помогла, спасибо тебе, отставной вояка!»

Лицо Гуффье все еще излучало ярость. Он снова потребовал тишины. На сей раз ему сразу повиновались.

– Замечания этого человека вызвали необходимость вновь начать допрос свидетеля.

Он обратился к Дювэ:

– Мне не нравится оборот, который приняли события. Предоставляю вам возможность допросить свидетеля.

Дювэ поднялся, чтобы начать допрос. Казалось, он боится де Пуатевана, поэтому заговорил весьма осторожно:

– Почему вы сказали, что у обвиняемого не было возможности пройти в комнату за решеткой после того, как вы ее покинули?

– Я сразу послал туда слугу, чтобы он привел в порядок комнату. Жак Кер покинул дом до того, как уборка была закончена.

– Вы сами не видели, как все происходило. Следует вызвать этого слугу, потом мы посмотрим. – Дювэ с неприязнью взглянул на свидетеля. – Может, вы только предполагаете, что так все случилось.

– Вы убедитесь, что я был прав.

– Нам известна правда: Жак Кер и эта девица принесли в дом яд. После этого Агнес Сорель умерла быстро и неожиданно, а позже де Вандом нашла бутылочку с ядом в комнате, где находилась мадам Сорель. Мы сможем позже устранить несоответствия в деталях.

Свидетель заговорил ровным, громким голосом, который был прекрасно слышен всей аудитории:

– Агнес Сорель не умерла быстро и неожиданно. Она была на грани смерти уже много дней.

– Суд заслушал заявление ученого доктора из университета, он был абсолютно уверен, что она могла выздороветь. Это мнение поддерживают все его коллеги. – Дювэ оглядел зал, он хотел, чтобы все обратили внимание на его заявление.

Кер с трудом удержался, чтобы не крикнуть: «Оливье де Бусс – шарлатан и лжец!»

– Этот яд, – продолжал Дювэ, – был привезен с Востока, и, как нам стало известно, он действует медленно и не оставляет следов. Вы не станете спорить с подобным заявлением? – насмешливо спросил он.

– Я буду спорить с подобным заявлением, сударь!

– Вы посмеете выступить против коллективной мудрости медицинских специалистов университета?

Де Пуатеван не дал прямого ответа.

– Господин судья, я хорошо разбираюсь в ядах и долгое время ими занимался. Я читал о разных магических составах, но никогда их не видел. Их не видел никто из известных мне медиков. По моему мнению, такие яды являются мифом, подобно… подобно огнедышащему дракону и печи, которая металлы превращает в золото.

– Вы отрицаете, что де Кордюль привез этот яд с Востока? Яд, не оставляющий следов после смерти?

Свидетель отрицательно покачал головой.

– Я в этом сомневаюсь, но не могу точно это отрицать. – Внезапно Робер де Пуатеван заговорил с пылом настоящего оратора: – Но я отрицаю, господин судья, то, что Жак Кер принес бутылку с таким ядом.

Дювэ был настолько поражен, что в течение некоторого времени не мог произнести ни слова.

– Вы слышали, как совпали слова Оливье де Бусса и признание самого Кордюля, которое мы тут зачитали?

– Оливье де Бусс не разбирается в ядах. Причем совершенно ничего в них не смыслит. Если вы снова его вызовете и позволите задать ему несколько вопросов, то сами убедитесь в этом через пару минут. Я готов проэкзаменовать этого светилу медицины – и сделаю это в присутствии всех собравшихся с огромным удовольствием.

Де Пуатеван не на шутку разошелся. Он протянул к судейскому столику руку и взял бутылочку с ядом.

– Понюхайте ее, господин судья. Вам ничего не напоминает этот запах?

Дювэ быстро поднес бутылочку к носу, а потом отставил ее.

– Я не могу узнать этот запах.

– Но он вам что-то напоминает?

– Мне кажется, что это запах горького миндаля.

– Правильно! – радостно воскликнул свидетель. Он тоже понюхал бутылку, а потом огляделся. – Все находящиеся недалеко отсюда могли бы узнать этот запах. Господин судья, это могут подтвердить двадцать… нет, тридцать человек. А теперь позвольте мне сказать, что это за яд. Это не яд, привезенный с Востока. Это не редкий яд, извлеченный из морского зайца или из желчи леопарда. Об этом яде мы слышим постоянно, потому что в наших краях его употребляют слишком часто!

Де Пуатеван повернулся, чтобы взглянуть на зрителей, сидящих неподалеку.

– Я уверен, что те из вас, кто узнал этот запах, могут сказать суду, что это за яд.

Гуффье снова поднял молоток, но он не успел его опустить, как послышался хор голосов:

– Лавровое дерево!

Робер де Пуатеван воскликнул:

– Правильно, это лавровое дерево! – Он быстро повернулся к Дювэ. – Господин судья, это действительно лавровое дерево. Многим известно, что этот яд изготавливают из листьев лаврового дерева и он действует весьма быстро.

У Жака Кера сильно забилось сердце. «Они были настолько уверены в себе, что не удосужились даже наполнить бутылочку каким-нибудь ядом, привезенным с Востока. Они удовлетворились первым, что попал под руку».

Дювэ был вынужден сказать:

– Содержимое бутылки будет снова проверено. Вы очень в себе уверены, господин изготовитель пилюль. Но позвольте мне кое-что заметить. Оливье де Бусс заявил, что это яд с Востока, а вы ему противоречите. Не имеет значения, кто из вас прав. Яд из бутылки был дан Агнес Сорель и вызвал ее смерть. И это самое главное.