Гизельхар на встрече с лангобардом не присутствовал, ибо был занят тем, что строил планы военных кампаний, позволивших бы ему захватить хоть какое-нибудь королевство. Увы, но подходящих королевств поблизости почему-то не было, да и с дружиной приходилось повременить… Словом, новые земли Гизельхар завоёвывал и бросал к ногам Сибиллы лишь в своём воображении.

Тем временем Альбоин продолжил:

– Король Агинмульд наслышан о госпоже Кримхильде. Певцы, что достигли лангобардского королевства, восхваляли её несравненную красоту… Я даже записал на латыни одну песнь…

Посланник, словно фокусник, извлёк из длинного рукава нарядной туники свиток. Развернул его, откашлялся и прочитал с выражением:

– Мне причиняет боль то, что я расстался с прекрасной Кримхильдой, не посмев сказать ей, как я люблю ее. Я не сделал это из-за завистников, от которых я никогда не получали признака привязанности. Тот, кто разгромил Ад, пусть заставит их кричать и страдать.

Они хотят стеречь меня, хотя это делать им не к лицу, так они показывают свою зависть. Но это им мало поможет. Они скорее направят Рейнпо направлению к По, прежде чем я оставлю ту, будь что будет, которой я служил[18].

Альбоин умолк. Гунтар, Петроний и Гернот ещё какое-то время пребывали под впечатлением стихотворения. Посланник не торопился, понимая, что кичливые бургунды не ожидали услышать такого из уст дикого лангобарда.

– Песнь прекрасна… – наконец вымолвил Гунтар.

Лангобард, не сомневаясь в этом, поклонился.

– Так каков будет ваш ответ, повелитель Бургундии? – лукаво прищурившись, поинтересовался Альбоин.

– Я должен всесторонне обдумать предложение короля Агинмульда. Вы как посланник понимаете всю ответственность, внезапно возложенную на мои плечи. Поэтому я предлагаю вам воспользоваться моим гостеприимством, погостив в резиденции… А затем сообщить о моём ответе своему королю. Я же тем временем соберу государственный совет, потому как рассматриваю предстоящий союз не только как брачный, но и как стратегический…

Альбоин просиял, не ожидая услышать столь мудрого и в какой-то мере витиеватого ответа. В целом он был доволен: по всему было видно, король бургундов настроен весьма серьёзно.

– Благодарю вас, повелитель Бургундии. Однако у меня есть одна просьба…

– Слушаю вас, досточтимый Альбоин.

– Я так много слышал о красоте вашей сестры, что хотел бы увидеть Кримхильду воочию, дабы поделиться впечатлениями со своим королём.

Гунтар замешкался с ответом. Он устремил взор на Петрония: тот же отрицательно покачал головой. Гунтару не понравилась реакция советника, и он наконец ответил:

– Разумеется, Альбоин. Но лучше увидеть мою сестру так, чтобы она ни о чём пока не догадывалась. Ни к чему тревожить девичье воображение раньше времени. Я сообщу вам о такой возможности отдельно…

Лангобард, преисполненный надежды, откланялся и в сопровождении своих людей покинул приёмный зал.

Петроний хранил глубокомысленное молчание. Гернота же, напротив, прямо-таки распирало высказаться:

– Гунтар! Насколько я понял, король диких лангобардов намерен жениться на нашей сестрице!

– Да, ты всё правильно понял… – подтвердил король, вставая наконец с трона. – Однако лангобарды не такие уж дикие… Посмотри, какие камни и украшения прислал их король.

Гернот стремглав бросился к открытым ларцам. Он опустился на мозаичный пол перед одним из них, наполненным драгоценными камнями и, не удержавшись, зачерпнул пригоршню гранатов, лежавших сверху.

– Словно запёкшиеся капли крови… – зачарованно произнёс он.

Петроний многозначительно откашлялся. Гунтар обернулся и пристально воззрился на советника.

– Ты хочешь что-то сказать, Петроний?

– Да, мой король… По поводу прозвучавшего предложения.

– Советую тебе повременить и всё как следует обдумать. Завтра я соберу совет, на котором мы обсудим предложение короля Агинмульда.

– Как вам угодно, повелитель… Могу ли я удалиться?

Гунтар милостиво кивнул. Петроний покинул приёмный зал, Гернот по-прежнему созерцал драгоценные камни. Они притягивали и манили его…

Гунтар удалился в свой кабинет, дабы собраться с мыслями. Гернот же поспешил в покои матушки. Она и её компаньонки занимались вышиванием. Утта оторвалась от своего кропотливого занятия и воззрилась на вошедшего сына.

– Матушка, могу ли я поговорить с вами?

Утта удивилась: в голосе сына послышались взволнованные нотки. Она встала с мягкого, обшитого бархатом табурета.

– Нам лучше отойти… – произнесла она, заметив уже любопытное взоры компаньонок. И увлекла сына в дальний угол комнаты, где стоял низкий столик, вокруг которого были разбросаны цветные подушки. Компаньонки, сыновья и дочь, часто посещавшие покои королевы-матери, любили понежиться на них. Однако Утта предпочитала сидеть на стуле, стоявшем тут же подле подушек.

Она села на стул и жестом пригласила сына расположиться на подушках у её ног. Но почему-то Гернот не спешил этого сделать. Он присел на подушки поодаль от матери, обдумывая всё то, что намеревался сказать ей. На столе стояли серебряные и византийские керамические чаши, наполненные различными фруктами. Гернот с задумчивым видом потянулся за крепкой золотистой виноградинкой, положил её в рот и начал сосредоточенно жевать.

Утта была окончательно заинтригована. Она наконец не выдержала затянувшегося молчания и первой нарушила его:

– Говори, Гернот, не томи меня…

Гернот встрепенулся, выйдя-таки из задумчивости. Он перебрался на подушки подле матушки и начал говорить тихо, стараясь не привлекать внимания компаньонок.

– Гунтар встречался с послом лангобардов…

Утта кивнула.

– Я знаю о его прибытии в Ворбетамагус. Надеюсь, его хорошо разместили?.. Хотя не стоило! Ещё недавно эти дикари топтали нашу землю.

– Да, их разместили хорошо, посол остался доволен оказанными почестями и гостеприимством сенешаля… – подтвердил Гернот. – Король Агинмульд прислал щедрые дары…

– М-да… И чего же он хочет? – насторожилась Утта.

– Мира, взаимопонимания… – неопределённо ответил Гернот.

Утта удивлённо вскинула чёрные выразительные брови.

– Можно подумать, мы были против мира! Это лангобарды напали на нас! И теперь взаимопонимание им подавай! Странно… Что за всем этим кроется, Гернот? Ты можешь объяснить мне?

Гернот пребывал в смятении: разумеется, он был сражён дарами лангобардов, однако считал короля Агинмульда отнюдь не подходящей партией для Кримхильды. Повелителю лангобардов было уже сорок пять лет, он похоронил двух жён. И теперь решил жениться на юной девице! Кримхильде едва исполнилось пятнадцать! Всё в Герноте протестовало против этого брака. И он боялся, что Гунтар согласится…

– Король лангобардов просит руки Кримхильды! – выпалил Гернот.

Утта побледнела, однако старалась сдерживать захлестнувшие её эмоции.

– И что король, мой сын? Что он ответил посланнику? – с тревогой в голосе поинтересовалась королева-мать.

– Гунтар сказал, что должен обдумать предложение… Вопрос серьёзный… – понимая состояние матери, ответил Гернот.

– И как долго Гунтар намерен обдумывать предложение лангобардов? – допытывалась Утта.

– Завтра он собирает совет… – признался Гернот и тут же порывисто добавил: – Матушка, я не хочу, чтобы моя сестра отправилась в дикие земли и стала женой стареющего сластолюбца!

Утта с благодарностью воззрилась на сына.

– Ничего не говори Гунтару о нашем разговоре… И тем более Кримхильде… Не престало попусту беспокоить её.

– Обещаю, матушка… Однако наш король обещал, что посланник-лангобард увидит Кримхильду.

Утта нагнулась и поцеловала сына в лоб.

– Иди… Мне надо подумать… – произнесла она.

Гернот поднялся с подушек и покинул покои матушки. Казалось, Утта пребывала в оцепенении. Компаньонки исподволь наблюдали за своей госпожой. Наконец она из девушек оставила вышивание и отважилась приблизиться к королеве-матери.