Аш отложил в сторону письмо Уолли, а письмо Зарина разорвал и тоже бросил в мусорную корзину, после чего вышел из палатки и обменялся любезностями с местным торговцем, который согласился продать запасы сахарного тростника для слонов.
Они находились в пути меньше недели, когда Аш решительно отказался от паланкина и заявил, что в состоянии ехать верхом и горит желанием проверить в деле горячего арабского скакуна по имени Бадж Радж («Королевский конь»), которого от лица панчаята подарил ему Малдео Рай вместо погибшего чалого, Кардинала.
Тем, что он вообще оказался способен сидеть на коне, Аш был обязан искусству Гобинда и заботливому уходу дай Гиты, и, хотя первый день, проведенный в седле, оказался для него более утомительным, чем он хотел бы признать, на второй день он почувствовал себя лучше, на третий – еще лучше, и к следующей неделе Аш полностью восстановил силы и стал здоровым и бодрым, как прежде. Но радость избавления от боли и бинтов, радость возвращения к нормальной жизни была омрачена одним обстоятельством: он больше не нуждался в услугах дай, а когда она перестала приходить, для Джули стало слишком рискованно наведываться к нему одной.
Пока ничего другого не оставалось, кроме как видеться с ней только в дурбарной палатке. Такое положение вещей Аша совершенно не устраивало: все равно что стоять в глубоком снегу и смотреть сквозь оконное стекло в теплую комнату с ярко горящим камином. Кроме того, вечерние встречи по-прежнему зависели от настроения Шушилы, и теперь, когда сахиб утратил статус инвалида, Кака-джи предпочел бы покончить с этими встречами, хотя он их не запрещал и, судя по всему, не меньше всех остальных получал от них удовольствие всякий раз, когда они устраивались по воле Шушилы. Но Аш слишком привык видеться с Джули наедине и свободно беседовать с ней, и он не собирался отказываться от таких свиданий. Наверняка есть какой-нибудь другой способ тайно встречаться.
Он снова лежал ночами без сна, составляя и отметая планы, оценивая степень риска. Но он мог бы и не тратить ночные часы на напряженные раздумья. Джхоти невольно решил проблему за него, пожаловавшись Кака-джи, что сестры становятся скучными и занудными и что даже Каири, которая никогда не хворала, уже дважды отказалась играть с ним в шахматы, сославшись на головную боль. Оно и понятно, презрительно заявил Джхоти, чего еще ожидать? Она же целыми днями напролет торчит в душном жарком рутхе или сидит взаперти в своей палатке и не дышит свежим воздухом, не гуляет и в день проходит не более десяти шагов. Коли так пойдет дальше, то ко времени прибытия в Бхитхор она будет так же плоха, как вечно больная и никчемная Шу-шу.
А кстати, если Шу-шу не возьмется за ум, то вообще не доедет до Бхитхора. Вдобавок ко всем прочим своим недомоганиям она теперь еще и ест плохо и если будет продолжать в том же духе, то скоро усохнет и умрет, и тогда для раны останется одна Каири, а он от нее наверняка откажется. И тогда, добавил Джхоти, чье воображение разыгралось не на шутку, им всем придется вернуться в Каридкот ни с чем и Нанду, увидев, что все хлопоты и траты оказались напрасными, впадет в страшную ярость и казнит их всех – или посадит в тюрьму. А возможно, с ним приключится удар и он умрет на месте.
Этот заключительный полет фантазии привел Джхоти в самое приятное расположение духа. Но в предыдущих его высказываниях содержалось достаточно правды, чтобы Кака-джи забеспокоился. При следующей встрече с племянницами он присмотрелся к ним повнимательнее и решил, что Джхоти прав. Каири-Баи казалась усталой и сонной, и в ней чувствовалось апатичное безразличие, чего он прежде не замечал. Старик сильно встревожился: если она занедужит, то что будет с Шу-шу? Ни одна из женщин не в состоянии заменить Каири, и даже ей трудно терпеть капризы маленькой сестры. Младшая племянница тоже выглядела не самым лучшим образом, и Кака-джи, пристально глядя на нее, пришел к выводу, что в последнее время она заметно похудела и это ей не к лицу. Она начинала походить на костлявую мартышку: одни глазищи.
Кака-джи был глубоко потрясен, ибо до сего момента всегда считал Шушилу восхитительной красавицей. Он не опасался, что она умрет еще до прибытия в Бхитхор (как мрачно предсказал ее маленький брат), но, если она утратит привлекательность, это будет почти такой же катастрофой. В конце концов, бхитхорскому ране не только пообещали красивую невесту, но и навязали в придачу ее перезрелую сводную сестру. Кто знает, как он отреагирует, сочтя себя обманутым? Срочно требовалось что-то предпринять, и Кака-джи поспешил к Пелам-сахибу и провел полчаса за обсуждением возникшей проблемы с заинтересованным и сочувственным собеседником.
Аш решил воспользоваться ситуацией в своих интересах и, обеими руками ухватившись за такую возможность, высказал идею, что обеим девушкам нужно больше двигаться. Например, совершать ежедневные верховые прогулки, предпочтительно вечером, когда воздух свежий и бодрящий. Что-нибудь в таком роде непременно пойдет им на пользу, принесет блаженное облегчение затекшим членам после дня, проведенного в пыльном душном рутхе, и не только возбудит у девушек аппетит к ужину, но и послужит залогом здорового крепкого сна ночью. Для раджкумари Шушилы, он уверен, можно подобрать смирную лошадь, и нет необходимости приставлять к принцессам охрану, поскольку Кака-джи, Мулрадж и сам Аш вполне в состоянии присмотреть за ними. Вдобавок можно намекнуть Джхоти, что он мог бы поучить свою младшую сестру верховой езде, и, возможно даже, Шушила-Баи научится сидеть в седле достаточно хорошо, чтобы часть пути проехать верхом, а не трястись всю дорогу в рутхе.
Пустив в ход всю свою дипломатическую хитрость, Аш умудрился представить дело так, будто весь план с начала и до конца придуман Кака-джи, а он, Аш, только одобрил его, и все. В результате этим же вечером, после совещания с Гобиндом (который согласился, что умеренные физические нагрузки могут оказаться не менее полезными, чем стимулирующие и слабительные средства), старый господин представил сей план Мулраджу как свой собственный и поручил ему подобрать подходящих лошадей для невест и произвести все прочие необходимые приготовления.
Джхоти пришел в восторг от перспективы порисоваться перед Шушилой и загорелся желанием преподать ей уроки верховой езды. План начали осуществлять на следующий же день, и он сразу оправдал возложенные на него надежды, особенно с точки зрения Аша, ибо вечерние конные прогулки являлись огромным шагом вперед по сравнению со встречами в дурбарной палатке, предоставляя гораздо больше свободы для бесед наедине, в отсутствие бдительных служанок.
Обычно рутх останавливался в миле от места стоянки и Аш, Джхоти, Мулрадж и Кака-джи возвращались к нему с двумя лошадьми для девушек: медлительным, спокойным и благовоспитанным животным для Шушилы и более резвым для Анджули.
Иногда они брали с собой соколов, а иногда – дробовик, если существовала вероятность подстрелить крупную дичь. Но в основном эти прогулки были ради упражнения и для удовольствия. Шушила предпочитала ездить шагом или, в лучшем случае, легкой рысью, Джхоти в роли наставника держался рядом с ней, Мулрадж присматривал за ними обоими, а Кака-джи после проведенного в седле дня обычно так уставал, что еле тащился позади. Таким образом, Аш и Анджули-Баи совершенно спокойно уезжали вперед и вместе обследовали местность, не вызывая ничьего неодобрения. Они снова получили возможность свободно разговаривать друг с другом, причем без всякого страха, что кто-то подслушает, так как посреди открытой местности они находились в полной безопасности, и Аш мог смотреть в лицо Джули, а не только слушать в темноте приглушенный до шепота голос, доносящийся из-за волосяной сетки чадры.
Джхоти настоял на том, чтобы Шушила надевала мужскую одежду: никто, заявил он, никогда не научится сидеть в седле сносно, а тем более хорошо, будучи запеленатым в сари. Поначалу Кака-джи пытался возражать, но потом уступил, видя, что Шушила пришла в восторг от идеи переодевания, а Мулрадж, тоже считавший сари совершенно непригодным для верховой езды нарядом, указал, что таким образом они вызовут меньше любопытства у случайных встречных, ибо сойдут за компанию мужчин, выехавших на вечернюю прогулку.
