— Амбициозен? — Макаллистер выглядел еще более растерянным.

— Человек, никогда не праздновавший Рождество, — принялась она терпеливо объяснять, — не может просто, без подготовки, начать его праздновать. Твое счастье, что декабрь в конце года и еще достаточно времени на подготовку. Так что есть надежда, что ты… успеешь к следующему Рождеству. — Стефани увидела, как вздрогнул его кадык, и ее пронзило сочувствие. Даже слова о Рождестве пугали его — ведь все его воспоминания были такими страшными. Но плохие воспоминания, без сомнения, сотрутся и исчезнут, если новые события… радостные воспоминания о новых событиях… лягут поверх старых.

Он был в растерянности, и поэтому она продолжила тоном терпеливой учительницы:

— При обычных обстоятельствах я бы начала заниматься с тобой на Новый год и уроки проходили бы в Валентинов день, в День святого Патрика, на Пасху, но в твоем случае я хочу изменить правила и начать занятия в День матери. Четырнадцатого мая этого года. Мы выедем из города на рассвете, доберемся до Рокфидда и проведем день с моей семьей. То есть… — в ее взгляде был вызов, хотя вся она трепетала, — если ты готов, конечно.

Она сама не понимала, как глубоко его любит, пока не представила себе следующее Рождество. И чуть с ума не сошла. Тогда-то она и осознала, что без Макаллистера счастья в ее жизни нет и не будет. Это было как шаг с твердой дороги на зыбучий песок. Шаг от известного к неизвестному. О, конечно, она безумно любит свою семью, но где бы ни был Макаллистер — она хотела быть там с ним. Ей это было просто необходимо! Пришло время сделать шаг в сторону, отойти от того, что знакомо с детства. Она готова рискнуть. Она знала, кое-что придется потерять, принести в жертву, но она с радостью пойдет на это. Стефани теперь была согласна принять Макаллистера на его условиях. И если в этих условиях содержались какие-то ограничения, она переживет…

Теперь она была согласна довольствоваться меньшим.

Но просила она большего. Не ради себя. Ради него.

Он должен отринуть от себя свое прошлое прежде, чем станет полноценным человеком, способным жить и наслаждаться праздником жизни. Спросила, готов ли он к этому. Она не была уверена, что готов. Но молилась, чтобы он был готов.

Макаллистер шагнул к ней, в его глазах горел огонь.

— Я не уверен, — начал он мягко, — что готов провести День матери с твоими. — Он нежно обнял Стефани обеими руками, и ее сердце заколотилось. — Они кажутся мне такими непогрешимыми, семейство Редфордов… — Он крепко прижал ее к себе. — Это нелегко, — пробормотал он, — быть все время с людьми, которые так безупречны.

— Ну, они не так уж безупречны. — Стефани обнаружила, что ей трудно дышать: она была прижата к его груди, он целовал ее макушку, а его руки скользили вверх-вниз по ее спине. — Моя тетушка Пру имеет обыкновение немного перебирать за столом и становится чересчур кокетливой на вечеринках. Мой дядя Херб ужасный зануда, и как начнет говорить — его не остановишь. У папы совершенно нет чувства времени, и поэтому он везде опаздывает. Мама безбожно балует всех внуков. Две мои бабушки воюют с незапамятных времен из-за какой-то ерунды, а что это — обе уже сами не помнят.

— Как я и говорил, — губы Макаллистера приблизились к ее губам, — идеальная семья. — Прикосновение его губ было просто убийственным, каждая клеточка ее тела взмолилась о настоящем горячем поцелуе. И как только она открыла рот, чтобы попросить его, он исполнил ее немую просьбу. О, Стефани никогда и не подозревала, что язык предназначен для таких восхитительных целей. Но она отдалась его умелому соблазнению.

Когда наконец он позволил ей вздохнуть, она прошептала:

— О, Макаллистер…

Он улыбнулся в ответ и ехидно произнес:

— Мне кажется, тебе пора начать называть меня по имени.

Она пригладила его волосы, любуясь их густотой и гладкостью. Глядела на него как во сне.

— Деймиан. Красивое имя. Хорошее имя. Что оно значит?

— Оно значит «Тот, кто усмиряет». Хотя в твоем случае, — он поцеловал ее в носик, — у меня это не очень-то получилось, правда?

Положив ладони ему на грудь, она пробормотала:

— Знаешь, ты ошибался кое в чем.

— И что же это? — Он прикоснулся губами к последней не растаявшей снежинке в ее волосах.

— Ты сказал, что люди делятся секретами, но это ничего не меняет. Но когда ты рассказал мне о… своем детстве… это помогло мне понять, почему ты такой, какой есть.

Он слегка напрягся.

— И какой же я? — В его тоне была настороженность.

— Ты вырос без любви. Возможно, твоя мать любила тебя… наверняка любила, но она умерла так рано, что памяти об этом у тебя не осталось. От отца, — ее голос стал мрачным, — ты видел только ненависть. Ребенком ты наверняка очень хотел любви… хотел не только получать ее, но и дарить. Я уверена, ты пытался дарить ее, по крайней мере, сначала, но твой отец отвергал ее. Ты так и вырос с этой любовью, запертой внутри. — Стефани заколебалась на мгновение, но решилась и торопливо продолжила: — И вот теперь, я думаю, ты боишься предложить свою любовь, в страхе, что ее снова отвергнут.

Он зажмурился, как от резкой боли, и снова открыл глаза.

— И если бы я предложил тебе мою любовь… — он побледнел, — что тогда?

— Если бы ты предложил мне свою любовь, — дрожащим пальцем она обвела контур его губ, — я бы дала тебе ответ. Ты не можешь получить ответ, не задавая вопрос. Ну… ты предлагаешь? — Она с трудом сглотнула комок в горле. — Собираешься предложить мне свою любовь?

Она могла только догадываться о том, каких трудов ему все это стоило. Отдавать любовь, принимать любовь — для нее это было жизнью. Стефани с этим выросла, она всегда была окружена любовью. Любить для нее было как дышать. Но для Макаллистера… этот простой обмен был за пределами понимания и опыта. Через минуту, которая показалась дольше вечности, он обхватил ее одной рукой.

— Иди сюда. — Он провел ее к высокому табурету около чертежной доски, поднял и посадил на него. А сам отошел на шаг и стал на одно колено. Стефани ухватилась обеими руками за сиденье, чтобы не свалиться. — Стефани Редфорд. — Их глаза встретились, и его взгляд был таким напряженным, что ей захотелось плакать. — Я люблю тебя всем сердцем. Ты выйдешь за меня замуж и будешь жить со мной вечно?

Слезы наполнили ее глаза, одна слеза выкатилась и поползла вниз по щеке. Стефани улыбалась ему сверху, не в силах говорить из-за спазма в горле. Он встал и подхватил ее на руки, когда она сделала попытку слезть с табурета. Их тела соприкоснулись каждым дюймом, пока она медленно вставала на ноги.

— Стефани, — его голос был хриплым, глаза блестели, — ты должна сказать «да». Я умру, если ты этого не сделаешь!

Она взяла его лицо в свои ладони и улыбнулась сквозь слезы.

— Да. Я выйду за тебя замуж, мой дорогой Деймиан!

Он прерывисто выдохнул, будто все его нервы были натянуты до предела и эти слова спасли их от разрыва. Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

— Когда?

Он горячо ответил на поцелуй и заглянул ей в лицо.

— Требовательная молодая особа! — пробурчал Деймиан в ответ. — Когда бы ты ни…

— В июне! Это единственное, о чем я мечтала с тех пор, как была маленькой девочкой, — июньская свадьба! О, пожалуйста, Деймиан, можно это будет июнь?

— Ммм… — Он нахмурился. — Собственно, август тоже кажется довольно подходящим…

Стефани хихикнула и в шутку схватила его за грудки.

— Ах, ты…

Он снова поцеловал ее — так страстно, что она даже пальцы на ногах поджала.

— Если июньская свадьба — это то, чего ты хочешь, моя сладкая, тогда ты выйдешь замуж в июне.

— Мы можем все спланировать, когда поедем в Рокфилд в мае! Господи, да у нас почти совсем нет времени! Но раз мой дядя Пит — священник в Рокфилде, то с венчанием проблем не будет. И так как моя тетя Пру — хозяйка магазина свадебных нарядов, то я получу платье по сходной цене. Джейсон — барабанщик в местной рок-группе, значит, мы сможем их пригласить поиграть на свадебном обеде. А если думать насчет угощения, то почему бы…