– Я подожду вас в приемной, – резко сказал он, словно это по ее вине не мог избавиться от мысли – каково было бы сжать в объятиях юную красотку… Каково было бы купить ее для себя, не для сына?

– Сделайте одолжение, – холодно отозвалась она.

Он развернулся и вышел из комнаты так резко, что едва не столкнулся с принцем Артуром, который неуверенно топтался в дверях.

– Осел, – буркнул король.

Принц, бледный от волнения, нервно откинул упавшую на лоб светлую прядь и промолчал.

– Чертову дуэнью отошлю прочь, едва появится случай, – сказал король. – И всех остальных тоже. Нечего мне тут Испанию разводить! Народ этого не потерпит, да и я, черт побери, тоже!

– Народ вроде не против. Похоже, простому люду принцесса нравится, – вяло возразил Артур. – Люди из эскорта говорят…

– Это потому, что она носит эту дурацкую шляпу. Потому что зрелище непривычное. Как же, испанка! Потому что молоденькая и… – он запнулся, – и хорошенькая!

– Правда? – оживился принц. – Хорошенькая?

– Разве я только что не вошел туда, чтобы это проверить? Однако ни один англичанин, сын мой, не потерпит этих испанских глупостей, едва они потеряют свою новизну. И я, понятно, не потерплю. Цель этого брака – закрепить союз между нашими странами, а потому, нравится испанка кому-нибудь или нет, ты на ней женишься. И лучше бы ей уже выйти, не то она мне не понравится, а это единственное, что может иметь значение!

Да, придется выйти. Я выиграла только краткую передышку и знаю, что он ждет за дверью в мою опочивальню, только что показав всем, и с большим апломбом, что, если я не выйду к нему, гора пойдет к Магомету, и тогда я снова окажусь в ужасном положении.

Я отстраняю донью Эльвиру, дуэнья мне больше не защита, и иду к двери. Слуги мои остолбенели, окаменели, словно рабы в арабской сказке. Они изумлены неслыханными манерами английского короля. Сердце мое стучит так, что отдается в ушах, и я в этот миг не только девица, страшащаяся выйти на люди, но и солдат, рвущийся в бой, сгорающий от жгучего зова опасности, желающий не бежать от нее, а оказаться перед ней лицом к лицу.

Генрих Английский желает, чтобы я встретилась с его сыном в присутствии его дорожного конвоя, без церемоний, не соблюдая приличий, словно мы горстка крестьян. Что ж, быть по сему. Принцесса Испанская не допустит, чтобы кто-то заметил ее страх. Я сжимаю зубы и улыбаюсь так, как учила меня мать.

Киваю герольду, который сбит с толку не меньше других:

– Объявляй мой выход!

Сам не свой, он распахивает двери и заученно возглашает:

– Инфанта Каталина, принцесса Испанская и Уэльская!

Это я. Настал миг моего торжества.

И я делаю шаг вперед.

Инфанта Испанская, с лицом, открытым всякому взору, замерев на мгновение в темном дверном проеме, проследовала в комнату, и лишь алый румянец, загоревшийся на щеках, выдавал, чего это ей стоит. Принц Артур, стоявший подле отца, перевел дух. Оказалось, она в тысячу раз красивей, чем он ожидал, и в миллион раз надменней. На ней платье из черного бархата, с разрезом, в котором виднелась красная юбка, квадратный вырез лифа не скрывал увешанной нитками жемчуга пышной груди. Золотистые волосы волной спускались по спине. На головке черная кружевная мантилья, демонстративно закинутая за плечи. Грациозная, как танцовщица, принцесса низко склонилась в реверансе и поднялась с высоко вскинутой головой.

– Прошу простить, что оказалась не готова приветствовать ваше величество, – произнесла она по-французски. – Знай я о вашем приезде заранее, непременно бы подготовилась.

– Странно, что вы не слышали шума, – ответил король, – ведь мы добрых десять минут спорили у самых ваших дверей.

– Да, но я думала, это бранятся слуги! – парировала она.

Артур невольно открыл рот, услышав такую дерзость, однако отец его смотрел на невестку с улыбкой, словно одобряя в ней присутствие духа.

– Отнюдь. Это я осаждал вашу камеристку. Еще раз прошу меня извинить за вторжение.

Она наклонила голову:

– Это моя дуэнья, донья Эльвира. Сожалею, что она вызвала ваше неудовольствие. Ее английский не очень хорош. Возможно, она не уразумела, что именно вам угодно.

– Мне угодно было увидеть мою невестку, а моему сыну было угодно увидеть свою невесту, и я полагал, что английская принцесса будет вести себя как английская принцесса, а не как девица, взращенная в гареме, черт его побери! Мне-то казалось, ваши родители победили мавров. Кто б мог подумать, что они возьмут этих нечестивцев за образец для подражания!

Она пропустила оскорбление мимо ушей.

– Очень надеюсь, что ваше величество научит меня хорошим манерам, как их понимают в Англии. Уверена, лучше вас мне учителя не найти… – И, повернувшись к принцу Артуру, отвесила ему реверанс, который причитается королям: – Милорд!

Дивясь на то, как безмятежно она держится, принц слегка замешкался с ответным приветствием. Потом полез в карман за приготовленным для невесты подарком, повозился, вытягивая мешочек с драгоценностями, уронил, поднял и наконец, чувствуя себя полным дураком, резко протянул ей.

Она приняла дар, наклонила голову в благодарность, но смотреть, что там в мешочке, не стала.

– Вы уже ужинали, ваше величество?

– Поужинаем здесь, – отрезал король. – Я уже распорядился.

– Тогда не позволите ли предложить вам питье? Или предпочтете помыться и сменить платье? – И сверху вниз окинула его взглядом: бледное лицо в брызгах дорожной грязи, пыльные сапоги. Надо признать, англичане чистоплотностью не отличаются, ни в одном доме из тех, где они останавливались, даже таком роскошном, как этот, нет ни пристойной бани-хамама, ни даже проведенной воды. – Или, может статься, вы не любите мыться?

Король фыркнул:

– Прикажите налить мне эля, и пусть в мои покои пришлют смену одежды и горячей воды! – И добавил, жестом отметая то, что она могла бы сказать: – Только не принимайте это за комплимент. Я перед ужином всегда моюсь.

Артур заметил, как мелкие белые зубки закусили нижнюю губку, словно принцесса удержала себя, чтобы не съязвить.

– Да, ваше величество, – любезно отозвалась она. – Как вам будет угодно.

И, подозвав придворную даму, вполголоса по-испански распорядилась. Выслушав, та присела в поклоне и пошла вперед, показывая королю дорогу.

Принцесса повернулась к Артуру.

– А вы? – спросила она по-латыни.

– Я? Что я? – растерялся он и почувствовал, что она сдерживает вздох нетерпения.

– Не угодно ль и вам помыться с дороги?

– Я уже мылся, – бездумно сказал он и чуть не провалился сквозь землю.

Ну прямо дитя, которое отчитывает нянька! Надо ж такое брякнуть! «Я уже мылся!» Может, руки ей еще протянуть, пусть проверит, нет ли грязи под ногтями?

– Тогда, может быть, стакан вина? Или эля? – И повела рукой в сторону стола, где слуги спешно выставляли напитки.

– Вина, пожалуй.

Одной рукой она подняла бокал, другой – бутыль, и стекло со звоном столкнулось: «дзинь!», а потом снова «дзинь-дзинь-дзинь!». В изумлении он осознал, что у нее дрожат руки. Она торопливо налила вина, протянула ему бокал. Оторвав взгляд от ее рук, он посмотрел в лицо своей нареченной.

Она не потешалась над ним, нет. Ей было неловко. Грубость, проявленная его отцом, подстегнула в ней гордость, но наедине с ним, Артуром, это была просто девочка, пусть несколькими месяцами старше его, и дочь самых могущественных монархов в Европе, но все равно – девочка, у которой сейчас от волнения дрожат руки.

– Не надо бояться, – тихо сказал он. – Я сожалею, что все так вышло.

Сожалеет, имел он в виду, что моя попытка избежать этой встречи не удалась, сожалеет о бестактности отца и о своей неспособности удержать его или смягчить и более всего прочего сожалеет о том, что вся эта история для меня сущее наказание.

Она опустила глаза. Он смотрел на чистую белую кожу, на золотые ресницы, на светлые, чуть заметные брови.