– Никогда не увижу матушку… Но она поймет, что ты замучил меня в своей ужасной стране…

– Я тебя не мучил! – взвился он, совсем не думая о том, что вокруг люди. – Ради бога, Каталина, это не я!

– Ты жестокий, – посмотрела она ему прямо в глаза. – Ты жестокий, потому что…

Но ее залитое слезами, несчастное белое лицо было красноречивей всяких слов. Сейчас она была такой же, как одна из его сестер, когда ее отчитывала бабушка, мать короля. Сейчас она выглядела не как оскорбительно надменная задавака, испанская принцесса, а совсем как девочка, которую довели до слез, и принц понял вдруг, что до слез ее довел именно он. Это он заставил ее весь день ехать в холодных носилках, в то время как сам гарцевал и радовался тому, что ей плохо.

Он отыскал в тряпье ее маленькую ледяную руку. Виновато поднес голубоватые пальчики к губам, поцеловал, а потом принялся греть их своим дыханием.

– Прости меня Господь! Я забыл, что я муж. Да я и не знал, что такое быть мужем. Даже не понимал, что из-за меня ты можешь заплакать. Никогда больше не допущу этого.

Она сморгнула. Голубые глаза плавали в непролитых слезах.

– Что?

– Я был не прав. Я злился, но был не прав. А теперь позволь, я отнесу тебя в дом, мы согреемся, и я повинюсь и скажу тебе, что всегда буду к тебе добр.

Она сразу затрепыхалась в своих покровах, и Артур откинул полость, помог ей освободиться. Окоченелую, ее не держали ноги. Не обратив внимания на сдавленные протесты дуэньи, Артур подхватил жену на руки и, словно новобрачную, перенес через порог замка.

Перед очагом принц опустил ее на ноги, мягким движением откинул на спину капюшон плаща, развязал тесемки у ворота, растер руки. Отмахнувшись, прогнал слуг, сбежавшихся услужить, и сам налил ей вина, в общем, сделал так, что вокруг них образовался кружок мира и покоя, и понемногу краски вернулись на ее бледные щеки.

– Прости меня, – от всего сердца сказал он.

– Уже простила, – прошептала Каталина с улыбкой, осветившей ее лицо.

– Я вел себя как ребенок, причем ребенок испорченный. Я поступил бездумно. Я забыл, что должен заботиться о тебе. Но теперь все будет иначе. Я никогда тебя не обижу.

– Это хорошо. Но и ты должен меня простить. Я тоже тебя обижала.

– Разве?

– Да. В Оксфорде, – еле слышно прошептала она.

– И что ты мне хочешь сказать?

Она бросила на него быстрый взгляд снизу вверх. Он не разыгрывал из себя обиженного. Просто он был мальчик с неизжитым еще мальчишеским представлением о справедливости. Перед ним нужно по всем правилам извиниться.

– Прости меня, пожалуйста, – искренне сказала она. – Это было не очень красиво, и утром я об этом сожалела, но признаться тебе никак не могла…

– А сейчас не пойти ли нам лечь вместе? – прошептал он ей в самое ухо.

– А можно?

– Ну, если я скажу, что ты больна…

Она молча кивнула.

– Принцесса утомлена дорогой и нуждается в покое, – объявил он вслух, – донья Эльвира сопроводит ее в опочивальню, и позже мы с ней вдвоем там поужинаем.

– Однако собрались люди, чтобы увидеть ваши высочества, – взмолился хозяин. – Они приготовили выступления и желают устроить диспут…

– Я сейчас же встречусь с ними здесь в зале, и мы останемся еще и на завтра. Но принцесса проведет вечер в своей комнате.

Началась суматоха, придворные дамы во главе с доньей Эльвирой собрались вокруг принцессы, чтобы ее проводить, и тут она повернулась к Артуру и четко произнесла, чтобы все слышали:

– Дорогой супруг, я жду вас к себе на ужин.

Это было именно то, чего он добивался: услышать, как она при всех заявляет о своем желании его видеть. Это примирило его с самим собой. Он поклонился в ответ, направился в большой зал, там потребовал бокал эля и повел себя очень любезно по отношению к полудюжине гостей, собравшихся, чтобы его повидать, а затем извинился и отправился в ее комнату.

Она ждала его, сидя у очага. Каталина отпустила всех придворных дам и слуг, некому было даже прислуживать за столом. Артур страшно удивился, увидев пустую комнату: принцы Тюдоры никогда не оставались одни. Но принцесса дуэнью и ту прогнала. Она сама принарядила комнату, сама накрыла на стол. Набросила на простую деревянную мебель легкие шали ярких цветов, даже стены украсила гобеленами, чтобы они не выглядели так голо, и комната стала похожа на восточный шатер.

Еще она приказала укоротить ножки стола, отпилив их так, что стол стал не выше скамеечки для ног. Поставила этот смехотворный столик на ковры, постеленные у горящего очага, по обеим сторонам, напротив, положила большие подушки, будто ужинать они будут возлежа у костра, словно язычники. Всюду горели свечи, и пахло сладко, как в церкви в праздничный день.

Он чуть было не посмеялся вслух над странной идеей отпиливать ножки у мебели, но потом передумал. Наверно, это не просто девичья причуда. Наверно, таким образом она пытается ему что-то сказать…

Наверняка так, тем более что и Каталина была в самом необыкновенном наряде. На голове – высокой короной в несколько слоев намотанный шелковый шарф, один конец которого свободно свисал сбоку, так что она могла при желании закрыться им как вуалью. Взамен приличествующего случаю платья – широкая прямая рубаха из легчайшего, тончайшего, почти прозрачного дымно-голубого шелка. У Артура сердце забилось, когда он понял, что под рубахой она совсем голая – ну, если не считать длинных штанов, вроде мужских, но совсем на них не похожих, потому что, поддерживаемые на тоненькой талии шнурком из золотой нити, они пышными складками ниспадали до самых щиколоток, где их тоже подхватывал шнурок, а голые ступни прятались в изящных, алых, вышитых золотом шлепанцах. Он изумленно переводил взгляд с варварского тюрбана на турецкие туфли, с ног на голову и обратно, и не находил слов.

– Тебе не нравится, – грустно сказала она.

– Да нет, просто я никогда такого не видел, – пробормотал он. – Это что, такое арабки носят? Покажись!

Она повертелась перед ним на носочках, поглядывая через плечо.

– В Испании все так ходят, – сказала она. – И матушка тоже. Так удобней, чем в тесном платье. И это можно стирать, не то что бархат и дамаск.

Он кивнул, прислушиваясь к легкому запаху розовой воды, который исходил от шелка.

– И днем, когда жара, так прохладней.

– Они… – «варварские», хотел сказать он, но спохватился и сказал: – Восхитительны. – И сразу обрадовался, что спохватился, потому что глаза ее радостно вспыхнули.

– Ты правда так думаешь?

– Да.

Она ликующе вскинула руки и еще перед ним повертелась, чтобы он посмотрел, как трепещут складки шальвар и как легка рубашка.

– Ты в этом спишь?

– Мы носим их почти все время, – рассмеялась Каталина. – Матушка надевает их под доспехи, они удобней, чем что-либо еще, и не наденешь же кольчугу на платье!

– Да уж…

– Когда мы принимаем посланников христианских стран, или когда какое-нибудь государственное событие, или когда при дворе праздник, мы носим платья и мантии, особенно на Рождество, потому что тогда холодно. Но в личных апартаментах, и уж конечно летом, и тем более во время военных кампаний мы всегда в мавританском платье. У такой одежды бездна достоинств – ее легко шить, легко стирать, легко возить за собой и легко носить!

– Здесь это не пройдет, – улыбнулся он. – Мне очень жаль, но миледи матушка короля будет в гневе, если только узнает, что ты привезла это с собой.

– Я знаю, – кивнула она. – Моя матушка предупреждала меня. Но мне хотелось, чтобы что-то напоминало мне родной дом, и тогда я решила, что буду хранить это в сундуке, и никто не узнает. А сегодня захотела показать тебе – показать себя, какой я была дома…

Каталина отступила в сторону и сделала жест рукой, приглашая его к столу. Чувствуя себя большим и неловким, он нагнулся и стянул сапоги, прежде чем ступить ногами на толстый ковер. Она одобрительно кивнула и знаком попросила его присесть. Артур осторожно опустился на вышитую золотой нитью подушку. Каталина, в свой черед чинно усевшись напротив, протянула ему чашу с надушенной водой и белую льняную салфетку. Он окунул пальцы в воду, вытер. Улыбнувшись, она предложила ему откушать. На столе была та самая еда, к которой принц привык с детства: жареные цыплячьи ножки, жареные почки с острой подливой и белый хлеб – незатейливый, но сытный английский ужин. Однако привычные блюда Каталина разложила по золотым тарелкам маленькими порциями, постаравшись сделать это с фантазией, принарядив сбоку дольками яблок, ломтиками редких сортов вяленого мяса со специями, кусочками засахаренной сливы. Ей хотелось, чтобы он хоть сколько-то представил себе, что такое еда в Испании, что такое тонкий и изысканный мавританский вкус.