— Тогда останься и сделай так, чтобы это стало правдой.

Он обернулся. На ресницах принцессы блеснула слеза.

— Ты отверг его золото, потому что совсем меня не ценишь? Ты ненавидишь меня? Я так отвратительна тебе? Ты так одержим своим целомудрием?

— На все эти вопросы я отвечаю «нет».

— Тогда что же я должна сделать, чтобы убедить тебя?

Валлон шагнул ей навстречу. Кэйтлин сняла с себя одну шелковую накидку и бросила ее в сторону. Ткань падала так же медленно, как паутина.

— Этого достаточно или нужно еще?

У Валлона пересохло в горле. Кэйтлин сняла с себя еще один газовый покров.

— Все еще недостаточно?

Франк потер кадык.

— Я скажу когда.

Она стрельнула в него глазами.

— Я этого еще не делала ни для одного мужчины.

— Представляю, как в Исландии, скинув с себя домотканые одежки, ты поскорее забираешься под овечьи шкуры, пока не подморозила свои нежные части.

Кэйтлин засмеялась и сбросила еще одну деталь своего наряда. Под ним было настолько тонкое платье, что франку были видны все изгибы и ложбинки ее тела. Она сдвинула его со своих плеч, и одеяние, соскользнув на пол, с тихим вздохом легло у ее ног невесомым облачком. Все, что на ней осталось, — это золотой пояс со свисающими ниже пупка нефритовыми подвесками. Подарок эмира. Она нащупала застежку. Валлон обнял ее.

— Не снимай, — взволнованно произнес он.

Она прильнула к нему всем телом.

— Что ты тогда сказал о моей наготе? «Она не вызвала у меня отвращения».

Валлон прикоснулся губами к ее плечу.

— Не обижайся на грубого солдата. Я не видел в жизни женщины, прекраснее тебя.

Принцесса повела его в свою спальню сквозь занавеси, расшитые птицами и спелыми виноградными гроздьями. Вокруг ее ложа горели лампы. Кэйтлин скользнула под покрывало и, раскинув руки, томно вздохнула. Валлон разделся и улегся рядом с ней. Он обнял женщину, и она приблизила к его лицу свое, касаясь трепещущими ресницами щеки. Франк вдохнула аромат ее тела и закрыл глаза. Ему показалось, что он вернулся в те блаженные края, где уже не надеялся побывать вновь.

— У меня не было женщины три года, — тихо произнес он, лаская губами ее мягкую кожу.

Она села прямо, качнув грудью.

— С тобой что-нибудь не в порядке?

— Мавры не предоставляют узникам женщин.

— Кто была та женщина, с которой ты в последний раз занимался любовью?

— Моя жена.

Принцесса опустилась на него сверху.

— Ты был ей верен?

— Почему женщины задают так много вопросов?

— Потому что мы хотим знать ответы. Итак… ты хранил ей верность?

— Да, хранил.

Кэйтлин наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Я тебе не верю. Столько лет на войне, и ты ни разу не поддался искушению?

— Должно быть, я стал совсем бесчувственным.

Откинувшись назад, она положила ладонь ему на живот и медленно двинула ее вниз, на секунду задержала на шраме, затем скользнула ниже.

— Я бы так не сказала.

Валлон перевернул ее на спину, залез сверху и посмотрел в глаза. Принцесса обхватила руками его шею.

— Ты всегда будешь моим принцем, — сказала она и, запрокинув голову, ахнула, когда он вошел в нее.

Он проснулся в полной тишине. Даже малейшее дуновение не беспокоило занавеси, и язычки пламени в лампах, окружающих кровать, были совершенно неподвижными. Напрягаясь от усилия, чтобы не разбудить Кэйтлин, франк осторожно высвободил руку из-под ее шеи. Она тихо застонала и уткнулась лбом в подушку. Он оделся и на мгновение замер, глядя на нее сверху вниз. Затем он протянул руку, чтобы коснуться женщины, но в последний момент передумал и отдернул ее. Кэйтлин вздохнула и положила руку туда, где он недавно лежал. Не приснилось ли ему все это?

Валлон пальцами потушил лампы у ее постели, раздвинул занавеси и прошел к туалетному столику. Достав из-под рубахи один из кошельков, он положил его рядом с коробочками для пудр и флаконами духов. Услышав, как она переворачивается на другой бок, франк затаил дыхание, гадая, что он будет делать, если Кэйтлин позовет его. Но она лишь засопела во сне, и он облегченно вздохнул. Взглянув на нее в последний раз, он поспешил выйти и, крадучись, двинулся по коридору и дальше, пока не вышел в притихшую ночь. Он постоял несколько секунд, подняв лицо к небу.

Сельджуки почти полностью свернули лагерь. Колонна всадников в тишине удалялась на восток. Слуги все еще работали, разбирая шатер эмира. Завтра в это же время роскошный шатер будет горделиво возвышаться в центре Коньи.

Единственной неразобранной частью сооружения оставался тронный зал Сулеймана. Валлон спросил одного из стражников, может ли он поговорить с эмиром. Вскоре вышел Курт и провел его внутрь. С Сулейманом осталось всего с полдюжины генералов и советников. Он жестом велел им удалиться, когда увидел вошедшего Валлона.

— Изменили свое решение, это хорошо.

— Я только что от Кэйтлин.

Сулейман взял его под локоть и отвел подальше от посторонних ушей.

— Из ее кровати.

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да.

Лицо эмира исказилось от нахлынувшего на него раздражения.

— Вы ворвались ко мне разгоряченным после соития. Я чувствую ее запах. Я чувствую запах вас обоих. Если вы явились, чтобы ткнуть меня носом…

— Я хочу Кэйтлин больше всего на свете, но я знаю, что одной любви недостаточно. Я не смогу дать ей того, что сможете вы, то, чего она желает. Я объяснил ей, какие блага она приобретет, остав шись с вами, и обрисовал перед ней свою неопределенную будущность. Я пришел, чтобы подтвердить намерение выполнить свою часть соглашения и просить вас выполнить вашу. Я уеду до того как она проснется, дав ей возможность принять решение самостоятельно. Я намерен вернуться и выслушать ее ответ послезавтра Если она выберет вас — так тому и быть. Если она решит остаться со мной, позволите ли вы ей уехать?

Сулейман с недоумением взирал на франка, как будто к нем) приставал умалишенный.

— Если вы желаете эту женщину, почему просто не возьмете ее?

— Мне нужно быть уверенным, что она желает того же.

— Если бы я не знал, что вы прошли через полмира, я назвал бы вас трусом. Останьтесь служить в моей армии, и через два года вы станете достаточно состоятельным, чтобы содержать четырех жен в роскоши.

Эмир сделал паузу и внимательно посмотрел Валлону в глаза.

— Я все никак не могу определить, обманщик вы или глупец. — Сулейман ударил Валлона ладонью в грудь и добавил: — Я слишком занят, чтобы тратить время на подобные вопросы. — Он сделал быстрый знак стражам. — Если женщина хочет уехать, она может уехать. Теперь уходите, пока не закончилось мое терпение.

На плечи Валлона легли руки и вытолкали его из шатра. Вслед ему донесся голос Фарука:

— И больше не навязывайтесь его превосходительству, если дорожите своей жизнью.

Франк брел через лагерь, обуреваемый радостью и мрачными предчувствиями. Отборные воины Сулеймана сидели вокруг костров, некоторые держали в руках поводья оседланных лошадей. Кое-кто поднял ладонь, когда он проходил мимо. Он задержался перед своим жилищем. Небо на востоке посерело в преддверии нового дня. Валлон вошел и на ощупь добрался до постели.

— Не нужно красться, — сказал Геро, — я все равно слишком обеспокоен, чтобы уснуть.

— Не нужно… Уже рассвет, и мы скоро отправимся в путь. Геро поднялся и раздул угли в жаровне. Валлон придвинулся ближе, свет и тени огня заплясали на их лицах. Геро первым прервал молчание:

— Я вот о чем подумал. Если мы не найдем евангелие сегодня, другой возможности у нас уже не будет. Может, попросим Вэланда найти его и доставить нам в Конью?

— Я не стану делать ничего такого, что могло бы повредить Вэланду. Он теперь подданный Сулеймана.

— Вы провели ночь с Кэйтлин?

— Да.