Она ответила, что в Кьопсвике ей делать нечего и она охотно останется на Офферсёе уже до свадьбы.

Юханнес сдержал слово. Пятнадцатого ноября он приехал за ней. На большом карбасе, словно у нее было с собой много вещей. Ему помогал молодой парень. В Вестеролс-фьорде им мешал сильный боковой ветер, но когда они пересекали Хадсель-фьорд, ветер утих. В проливе Рафтсундет ветра почти не было, так что карбас двигался медленно. Горы подходили к самой воде по обе стороны пролива. Они блестели от изморози, но поля под тонким слоем льда были еще зеленые. Над отвесными черными скалами серели занесенные снегом вершины. Всю дорогу Сара Сусанне сидела в укрытии под кормой, там было тепло, сухо, и туда почти не долетали морские брызги и поваливший вдруг мокрый снег. Юханнес стоял у штурвала и правил карбасом. Его помощник укрылся под парусом.

Все казалось каким-то ненастоящим. Это был конец прежней жизни Сары Сусанне, но у нее хватило ума не горевать об этом.

Наконец по правому борту показался Стуре Мола, и они вошли в неспокойный Вест-фьорд, который потребовал от Юханнеса напряженного внимания. Но, очевидно, он хорошо знал фарватер. Они легко вошли в «сапожок» перед Офферсёем. Почти всю дорогу Юханнес молчал. Но часто ей улыбался. Очень часто. Иногда он снимал кожаную фуражку и размахивал ею, словно Сара Сусанне стояла на берегу. И вообще вел себя как мальчишка, который украл лодку и, подняв парус, вышел в море.

На Офферсёе их явно ждали. Люди прибежали на берег и толпились на скалах. Пока мужчины помогали им причалить и вынести на берег немногочисленные пожитки Сары Сусанне, Юханнес спрыгнул с лодки на плоский камень и протянул ей руку. Едва она ступила ногой на камень, он подхватил ее на руки, подкинул и прижал к себе. А потом понес по скользким мосткам и дальше по дороге, к домам.

Не зная, что ей делать с руками, Сара Сусанне уверенно обняла его за шею. И чтобы как-то облегчить его ношу, крепко прижалась к нему. Иначе и быть не могло.

Люди захлопали и засмеялись. Кто-то что-то крикнул. Но Юханнес не обратил на них внимания. Несколько раз он поскользнулся, но, тут же снова обретя равновесие, продолжал нести ее к дому. Там он осторожно поставил Сару Сусанне на крыльцо перед своей матерью.

– Ханна! Покажи Саре Сусанне южную мансарду. До свадьбы она будет спать там! – распорядилась фру Крог. – Мне бы следовало спросить у твоей матушки, не возражает ли она, что ты приехала прямо к нам, – прибавила она и вздохнула. Они стояли в прихожей, еще не успев раздеться. Сара Сусанне почувствовала холодный запах начищенного серебра и топящихся печей.

– Если я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, значит, достаточно взрослая и для того, чтобы уехать из дома, – мягко сказала Сара Сусанне и скинула с себя шубку.

– Да, но ты забыла сказать ей, что…

Воцарилась тишина. Юханнес схватил шубку и обнял Сару Сусанне за талию. И все равно она испугалась, что заплачет. А этого ей сейчас хотелось бы меньше всего – следовало поскорее закончить этот разговор.

– Я предупредила ее… Но, может, вы недовольны, что я приехала прямо к вам? – тихо спросила она.

Ханна, невестка Юханнеса, открыла двери в гостиную. Мягкий свет лампы в комнате как будто смягчил холод. Юханнес взмахнул рукой и хотел ввести Сару Сусанне в гостиную.

– Помилуй тебя Бог, дитя, конечно нет. Но мне не хотелось бы с самого начала поссориться с твоей матерью, – сказала фру Крог у них за спиной.

Сара Сусанне обернулась. Странный прием. Но что поделаешь.

– Не знаю ни одного человека, который смог бы поссориться с моей мамой! Она не такая! – громко сказала она.

Фру Крог медленно вошла за ними в гостиную и многозначительно закрыла за собой дверь. Она не сказала им «Добро пожаловать!», как сказала бы мать Сары Сусанне, но выражение ее круглого лица над пышной фигурой постепенно смягчилось. Она как будто одной рукой дарила, а другой тут же отбирала подаренное. Сара Сусанне уже слышала, что ее будущая свекровь прижимиста, с улыбкой отдает самые строгие распоряжения и требует от всех трудолюбия и беспрекословного подчинения, в том числе и от своих домашних. С сыновьями она тоже была строга. Сара Сусанне быстро поняла, что весь дом словно насторожился перед ее приездом.

У Эйлерта, старшего брата Юханнеса, было крупное, серьезное лицо, которое расплывалось в улыбке, когда этого меньше всего ждали. Он говорил быстро и много, будто хотел наверстать то, что упустил Юханнес. Ханна, его жена, показала Саре Сусанне, где что находится, и помогла устроиться на новом месте. У нее были светлые вьющиеся волосы, и она немного задыхалась, точно ее кто-то душил. Свекровь редко обращалась непосредственно к Саре Сусанне. Наверное, потому, что в этом доме от мыслей до слов был долгий путь. С другой стороны, Сара Сусанне не тосковала по непрерывному словесному потоку, характерному для ее матери.

И в первую ночь на Офферсёе, а значит, в последний день жизни, которая до того принадлежала только ей, она, укрывшись периной, вынуждена была признаться себе, что Юханнес ей нравится. По крайней мере, пока не пытается что-то сказать. Вынести его заикание было труднее.

Через несколько дней она привыкла к его большим рукам и ногам. Он показал ей усадьбу. Она спросила, где у них будет своя кухня, но он покачал головой и признался, что кухня у них одна. Она большая. Но это ненадолго. Ведь они скоро переедут в Хавннес.

Сара Сусанне кивнула. Поскольку Юханнес был немногословен, она тоже не говорила лишних слов.

С тех пор как он перенес ее с лодки на берег и донес до дома, она начала как будто иначе относиться к нему. Никто никогда не носил ее на руках, разве что в детстве. Он прижимал ее к себе так крепко, что она через одежду чувствовала тепло его тела. Не прибегая к хвастовству или к выпивке, чтобы набраться храбрости, он покорил ее своей силой. Даже противясь этому, она чувствовала его надежность.

– Боюсь, на свадьбе будет много рассуждений про приход-расход! – сказала Ханна однажды вечером. Они сидели в гостиной над списком гостей и решали, кого с кем посадить за столом.

– За едой не принято говорить о деньгах, – заметила Сара Сусанне.

– Увидишь, что будет, когда сойдутся Эйлерт и Юхан Бордервик.

– Но это же неприлично!

– Обычаи изменились, скоро ты сама в этом убедишься. Теперь каждый сам решает, что принято, а что – нет. Особенно мужчины, заложившие за воротник. И наша фру Крог…

Последние слова были сказаны шепотом.

Сара Сусанне не любила таких разговоров и промолчала. Но вскоре поняла, что в оценке свекрови Ханна права. Нельзя сказать, что мать Юханнеса не была к ней расположена, дело было в другом. Фру Крог обладала какой-то необъяснимой способностью в любую минуту выжать из человека, так сказать, квинтэссенцию долга. И она настолько отличалась от матери Сары Сусанне, что все правила хорошего тона, усвоенные ею дома, были словно перевернуты с ног на голову. Если мать Сары Сусанне встречала всех, кто приходил в дом, долгими разговорами о человеческой доброте и превратностях судьбы, мать Юханнеса требовала выполнения долга и соблюдения порядка.

Свадьба состоялась не между Рождеством и Новым годом, а 19 декабря. Ведь невеста была уже на месте, и все важные гости успевали приехать к этому дню. Многих из них Сара Сусанне никогда раньше не видела, однако у них с Юханнесом было и много общих родственников. Она видела всех как в тумане. Их лица казались ей чужими и неестественными. Даже сестра Иверине, которая всегда и всюду оставалась самой собой, выглядела как-то странно. Словно всем им было немного грустно, но они это скрывали, веселясь и выпивая.

Благодаря покойному Йенсу Крогу, отцу Юханнеса, который когда-то не пожалел на аукционе пятьдесят семь спесидалеров, его семья владела теперь домом рядом с церковью в Лёдингене. Там должны были наряжать невесту. Черная печь гудела, снежные хлопья липли к стеклам. У двери растаявший снег образовал небольшое озерцо вокруг высоких сапог и другой обуви, шуб и пальто из домотканого сукна. Запах сырой одежды и обуви первым встречал каждого вошедшего в дверь. Деревянные коробы с закуской, расставленные на столах вдоль стен, искушали людей своим содержимым.