Юханнес посоветовался с Эйлертом и решил, что предложит за Хавннес вполне приличную, хотя и не самую высокую цену. Ведь ему потребуется еще много труда и средств, чтобы все там наладить. Он полагался на будущее, надеясь на торговлю, свои суда и постоялый двор. Однако Урсин тянул с ответом. Видно, надеялся, что кто-нибудь другой предложит ему больше. Дело застопорилось, и Юханнес с женой были вынуждены жить на Офферсёе.

Сара Сусанне могла бы обвинить мужа в несостоятельности и хвастовстве во время сватовства, но у них были другие отношения. Позор Юханнеса был и ее позором, бессилие Юханнеса – ее проклятым бессилием. Еще у хозяйки в Бё она поняла, что давать волю чувствам можно только перед сном, когда свет уже погашен. Здесь же рядом с ней был Юханнес. Однажды, когда ее молоко было разбавлено слезами, вызванными замечаниями свекрови, она дала себе слово, что больше этого не повторится. Но тот, кто это заметил, мог видеть также и морщинку, иногда появлявшуюся у нее между бровями. Она предупреждала о внутренней буре. Сестра Иверине, которая приехала проведать Сару Сусанне после рождения Агнес, дала ей такой совет:

– Не принимай слишком близко к сердцу того, что говорит фру Крог. Она всегда была придирой. К тому же преувеличенные огорчения и радости – занятие для тех, у кого много досуга.

В конце лета 1864 года Юханнес написал Урсину письмо, в котором сообщал, что хотел бы «приехать в Хавннес вместе с женой, чтобы взглянуть на все ее глазами и уже тогда сделать ему окончательное предложение». Ответ пришел незамедлительно. Их с радостью примут в Хавннесе.

Сара Сусанне только что отняла Агнес от груди, и Ханна обещала позаботиться о ребенке, пока они будут отсутствовать. В восьмивесельной лодке под лучами нежаркого солнца их было только двое. Лодка легко скользила между Барёем и Тьельдодденом, Сара Сусанне подставила лицо легкому ветру, над их головами лениво летали чайки. Пролив Тьельдсундет блестел, как гладкое начищенное серебро, так что лодка шла не слишком быстро.

Как только они свернули в Варг-фьорд, она поняла, почему Юханнес выбрал именно это место. Сразу за узким горлом фьорда начинался залив, защищенный со всех сторон, – переливающийся зеленый мир, не подвластный ветрам. С обеих сторон по крутым склонам из болот и лесочков бежали ручьи. Пятнистые горы были похожи на больших неподвижных тюленей, отдыхающих на солнце. Насколько Сара Сусанне могла судить, покосы здесь были богатые – кругом все утопало в зелени. Берега были красивы, хотя в некоторых местах, по ее мнению, мелководье слишком далеко уходило в море.

У Урсина их уже с нетерпением ждали. В большой гостиной подали кофе с ликером и лепешками. Двери и окна были распахнуты, кружевные гардины слегка колыхались на сквозняке. Плюшевые кресла были украшены кистями и витым шелковым шнуром. Керосиновые лампы с фарфоровыми абажурами вставлены в изящные, прикрепленные к стенам кронштейны. Похожее на пальму растение, высившееся на пьедестале, тянуло из угла свои ветви. Но горшков с геранью на подоконниках не было. Видно, фру Урсин знала, что комнатным растениям необходимо больше света. Спинки и подлокотники стульев и кресел были прикрыты вязаными салфетками. Хотя было ясно, что детей в эту комнату не допускали.

– А что вы будете делать с мебелью? Заберете с собой в Нарвик? – спросила Сара Сусанне.

– Этого мы еще не решили, – протянула фру Урсин, в ее голосе так и слышался вопрос: «А сколько вы за нее дадите, если мы сторгуемся относительно усадьбы?»

Пока мужчины занимались счетами, лавкой и пристанью, Сара Сусанне вместе с хозяйкой осмотрела дом.

У фру Урсин было пять служанок, но она считала, что это слишком мало для дома, лавки и постоялого двора.

– В доме необходимо иметь еще горничную и кухарку! Но стоило мне заикнуться об этом, как мне говорили, что все люди нужны в лавке, на причале и в поле. Вот взгляните, – вздохнула она и показала в окно на пятерых косцов, которые, идя друг за другом, косили луг.

Сара Сусанне никогда не вела такого большого хозяйства, да и слова фру Урсин звучали как упрек мужу, поэтому она только смущенно кивнула в ответ. Хотя ей было ясно, что траву необходимо скосить, высушить и убрать под крышу до начала дождей.

– Но ведь этим работникам платят отдельно? – все-таки спросила она.

– Конечно! Но мой муж всегда говорит, что платят им из одного кармана! Он не понимает, что рыбаки, направляющиеся на Лофотены или возвращающиеся оттуда, останавливаются у нас на несколько дней, поэтому нам нужно иметь в доме достаточно прислуги. Мы печем сразу по пятьдесят буханок хлеба, значит, кто-то должен топить печь, ставить и месить тесто, следить за огнем. Хлеб печется на можжевеловых углях, значит, кто-то должен заготавливать можжевельник. Всего не перечислишь… А стирка белья, уборка… Постояльцы оставляют столько грязи!..

– Они живут в доме для приезжих? – спросила Сара Сусанне.

– Конечно. Иначе в главном доме будет такой запах… У нас в доме живут только те, кто приезжает с багажом и питается за нашим столом.

Сара Сусанне слушала и запоминала. Она поняла, что когда они с Юханнесом станут владельцами этой усадьбы, счета лавки, причалов и судов нельзя смешивать с тем, что тратится на домашнее хозяйство. Но была уверена, у них с Юханнесом не возникнет из-за этого споров. Юханнес понимал, что в словесных перепалках он не силен, давно с этим смирился и знал, что на него работает время. Уже не один раз, когда между ними возникали разногласия, его порок как будто заставлял ее одуматься, и дело решалось полюбовно.

Приусадебных служб в Хавннесе было много. Кроме жилого дома, здесь была большая пристань с пакгаузами, причалы, поварня, дом для приезжих и башня с колоколом. Стена жилого дома, обращенная к морю, была обшита тесом и выкрашена в белый цвет, подзоры и наличники были синие. Стены же, выходившие на горы и поля, были некрашеные. Здесь не очень заботились об оборотной стороне медали. Но дом был большой, светлые комнаты смотрели на море, в большую кухню с кладовкой вел отдельный ход. К парадному входу с двумя скамейками по обе стороны двухстворчатой двери была пристроена веранда. Резные столбы веранды были обвиты хмелем, верх столбов венчали выточенные шары. Изгородь когда-то была белая, но дождь и ветер давно стерли краску, и на калитке, ведущей к морю, сохранилась только одна створка. Березы, шиповник, ревень и малина старались заглушить друг друга. Тут, чтобы привести все в порядок, требовался садовник.

На втором этаже было шесть спален, в коридоре стояли шкафы для белья. И наконец, темный чердак и мансарда с большим окном в нише, смотрящим на море. Сара Сусанне подумала, что ей хотелось бы сделать здесь свою комнату, подальше от всего, что происходит в доме. Она повесила бы там тяжелую медную лампу, которую привезла с собой из дому, но так и не нашла для нее места в доме свекрови. Сделала бы дымоход в брандмауэре и поставила в комнате небольшую печурку.

Лавка, дом для приезжих, пакгаузы и склады были выкрашены в красный цвет. Кузница и лодочные сараи – просмолены. Необшитые бревна хлева и других хозяйственных построек сильно пострадали от непогоды. Но если она не ошибается в Юханнесе, очень скоро эти старые бревна будут обшиты тесом, а задняя стена жилого дома покрашена.

– Хорошая усадьба, – сказала Сара Сусанне.

– Да, не правда ли? – сладким голосом подхватила фру Урсин. – Особенно для тех, кто намерен связать с нею свое будущее.

– Но вы, кажется, не собираетесь этого делать? – осторожно спросила Сара Сусанне.

– Я все это не очень люблю. Слишком много забот, а я уже не так молода, как вы…

По пути домой Сара Сусанне поделилась с Юханнесом своими соображениями:

– Не думай, что здесь все сразу нужно приводить в порядок. Усадьба в неплохом состоянии. Что касается меня, я бы собрала свой сундук с приданым, взяла люльку и, недолго думая, переехала в Хавннес. Куда важнее нанять нужных работников. Хорошие помощники лучше, чем выкрашенный дом или чайный сервиз. Я не хочу, чтобы Агнес чувствовала себя заброшенной из-за того, что у ее мамы слишком много хлопот.