— Ни в коем случае.

— Она такого же мнения. Ты можешь сказать, что у вас вчера такого произошло, что моя жена настаивает на твоей кастрации? — Романовский не собирался лезть в дела чужой семьи, но тут замешана его собственная.

— Мы разводимся, — Невзоров сел на металлическую ограду, которая отделяла подъездную дорожку от чахлого палисадника.

— Документы по ребенку уже готовы?

— Нет. Агнесса мне изменяла.

Денис не стал озвучивать первую мысль — быть такого не может. Потому что в жизни бывает всякое, но все равно эти слова настолько не вязались с образом подруги Евы, что он справедливо усомнился:

— Ты уверен?

— Да.

— Не подумай, что мне нужны подробности, но…

— Представь ситуацию — Еве звонят среди ночи, она тайком, не предупредив тебя, срывается и едет в дом, в котором пропадает больше, чем на два часа. А потом её провожает мужик и целует перед тем, как посадить в машину. — Денис представил. И ему это очень не понравилось. — Плюс к тому, они и до этого виделись несколько раз в неделю, — Ярослав глубоко вдохнул и оттолкнулся ладонями от местами поеденного ржавчиной металла. — Я в отделение, может, уже закончили оперировать…

— Если она тебя предала, почему ты тут?

— Сам не знаю… И дети-то ни в чем не виноваты, а у неё нет родственников, присмотреть некому.

— Я понял.

— Как вы узнали?

— У Агнессы есть список контактов для таких случаев, в числе первых — номер Евы, она же её юрист.

К тому времени, как они, вдоволь надышавшись, вернулись на третий этаж, их там уже искала немного сонная медсестра, которая предложила пройти в кабинет завотделением. Им оказался импозантный мужчина лет пятидесяти, посмотревший на друзей с плохо скрываемым возмущением.

— Если вы не верите в квалификацию наших медиков, почему сразу не перевезли пациентку в другую больницу? — ответить ему никто не успел, потому что врач продолжил обличительную речь. — Без предупреждения к нам приезжает вызванный вами специалист, который утверждает, что его пригласил муж Ирмской.

Только теперь Денис и Ярослав заметили ещё одного персонажа, который совершенно не обращал внимания на недовольство хозяина кабинета и уткнулся носом в изображения на негатоскопе [2]. По контрасту с заведующим нейрохирургией, этот субтильный мужчина глубоко пенсионного возраста казался здесь совершенно посторонним. Ему больше подошло бы дремать на лавочке и играть с такими же божьими одуванчиками во дворе в шашки, чем вертеть во все стороны рентгеновские снимки, время от времени бормоча себе что-то под нос и цокая языком.

Романовский быстро подошел к нему, обменялся рукопожатиями, что-то там пошептал почти на ухо и кивнул в сторону Невзорова.

— Что там? — Ярик не стал дальше слушать недовольство оскорбленного в лучших чувствах доктора и сразу подошел к престарелому светилу столичной медицины.

— И вам здравствуйте, молодой человек, — кивнул дедушка в белом халате и ткнул пальцев во что-то на снимке. — Вот это видите?

— Да, — видеть-то он видел, но Невзоров даже затруднялся сказать, какая часть организма там запечатлена, не что найти какие-то отклонения. — И что?

— Уже ничего. Жить будет. Можете поблагодарить Сан Саныча, — он фамильярно ткнул пальцем в замолчавшего заведующего. — Мой ученик, — гордо добавил эскулап. — Милейший, — это уже тому самому ученику, — вы пока обсудите насущные вопросы с другом семьи, а нам тут с супругом пациентки пообщаться нужно, — и снова отвернулся, даже не пытаясь проследить, выполнили ли его распоряжение.

Но Александр Александрович, хоть недовольно и фыркнул, но из уважения к своему учителю возражать не стал, предложив Денису поговорить в другом месте.

Когда Ярослав остался наедине с Николаем Вениаминовичем, которого с трудом, но припомнил, все-таки больше пяти лет прошло с тех пор, как они виделись, профессор обратил на него по-детски наивный и по-орлиному зоркий взгляд:

— Травмы довольно тяжелые, но, если с головой все будет хорошо, то ничего особо страшного. В основном, сильные ушибы и несколько трещин в ребрах. Самое неприятное — черепно-мозговая травма, но гематомку вовремя убрали, показатели хорошие, так что скоро придет в себя. А вот в больнице месяц проведет, без этого никак. — Невзоров перевел дыхание и немного расслабился. Главное, что жива, остальное уже вторично. Мужчина сам от себя не ожидал настолько острой реакции. Даже будучи в бешенстве от её предательства, он готов был почти на все, чтобы у Агнешки все наладилось. Похоже, то пора брать себя в руки, а то так совсем в размазню превратится…

— Спасибо.

— Да на здоровье. Скажите, а ваша супруга не занималась каким-нибудь экстремальным видом спорта? Это не праздное любопытство, нужно знать, какие ещё были повреждения.

Ярик на секунду замешкался. Это-то тут при чем?! Но послушно ответил:

— Десять лет — художественной гимнастикой.

— Нет, не то, — врач снова прилип к снимку, на котором точно был рентген руки.

— Если вы о травмах, то шесть лет назад она перенесла… — он замялся, не зная, как лучше сказать, а потом выдал правду. — Её пытали. А в четырнадцать попадала в аварию. Почему вы спрашиваете? Какие-то осложнения?

— Как давно вы женаты?

— Чуть больше месяца.

— Это радует. Смотрите, — он поменял снимки, поставив другой, и карандашом условно обвел косточку, на которой было какое-то маленькое неровное уплотнение. — Это перелому ключицы месяцев семь-восемь, — новый кружок, уже в другом месте. — Здесь у нас трещина, ей года полтора. В общей сложности, таких по всему телу около десятка. И очень уж характерное расположение… — старичок отложил карандаш и зачарованно уставился на пленку, словно любуясь этими травмами.

Ярослав тоже не сводил глаз с подсвеченных изображений, пытаясь хоть что-то понять. Но ничего не получалось. На тренировках такие повреждения не заработаешь, поэтому…

— Как, по-вашему, она могла их получить? — голос слушался плохо, потому что Невзоров, в принципе, уже сделал вывод из сказанного, но он получался таким диким, что захотелось услышать опровержение. Но врач его только подтвердил:

— Это будет нарушением медицинской этики, но вы все-таки её муж… Несомненно, признаки домашнего насилия. Поэтому я и спрашивал, сколько женаты.

— Но мы могли сначала жить гражданским браком, а потом зарегистрироваться, — в голове был полный сумбур, поэтому, даже понимая, что несет бред, Ярик не мог замолчать. В противном случае, придется думать о том, что его, твою мать, ЕГО женщину в течение нескольких лет избивала какая-то мразь!

— Это старые снимки, сделанные шесть лет назад.

Что Николай Вениаминович говорил дальше, мужчина уже не слышал, в полной мере сознавая собственный идиотизм. Потому что все услышанное, наконец, сложилось с тем, что не давало ему покоя раньше.

Центр, созданный для помощи жертвам домашнего насилия.

Нежелание физического контакта с малознакомыми людьми.

Боязнь громких звуков и резких движений.

Доходящая до скупости сдержанность в эмоциях.

Никаких фотографий и безделушек, напоминающих о бывшем муже.

Сделать какой-либо другой вывод крайне сложно, а если вспомнить, как она на него вчера смотрела… Ему захотелось побиться головой о стену. В конце концов, он не может заставить Нешку себя любить, это или есть, или нет, но там, в гараже, не имел права так с ней говорить, а тем более, рвать одежду.

— Давайте я открою окошко, а то вы что-то побледнели, — профессор с завидной прытью устремился к опущенным жалюзи, но Ярик только мотнул головой.

— Не надо. Я пойду, узнаю, как она. — Уже на пороге комнаты он оглянулся. — Спасибо. Если вам будет что-то нужно, что угодно…

— Бросьте, молодой человек, ваш друг уже все, что нужно для меня сделал, так что не беспокойтесь, — старичок снова погрузился в разглядывание снимков Агнессы, давая понять, что аудиенция закончена.

Дениса в коридоре не было, что Ярика только порадовало. Не готов он был говорить с кем-то, пока не пройдет первое желание ломать и крушить все подряд. Но при виде того, кто повернул из-за угла в сопровождении уже отчаянно лебезящего Сан Саныча, жажда свернуть кому-нибудь шею стала почти нестерпимым, только теперь у неё появился четкий вектор.