Обыск продолжался двенадцать часов: в кабинете Бориса дотошно проверили каждую книгу, каждую папку. На робкую просьбу Марфы разрешить ей покормить детей ответили сухим отказом. Ленина навсегда запомнила их лица, “жесткие, как кожа на куртках”. Закончив обыск, они конфисковали целую коробку документов, заставили Марфу расписаться и опечатали комнаты, так что мать с детьми – в одних ночных рубашках – остались в кухне. Когда дверь захлопнулась, обессилевшая от страха и утомления Марфа опустилась на пол и зарыдала. Девочки тоже заплакали, испуганно прижимаясь к матери.

Собравшись с силами, Марфа пошла в ванную и отжала мокрое белье. Потом умылась, велела Ленине следить за сестрой и быстро ушла. Она побежала в районный отдел НКВД, уверенная, что ее семья стала жертвой какой-то ужасной ошибки. Вернулась Марфа поздно вечером ни с чем и совершенно отчаявшаяся. Ей ничего не удалось выяснить, но она увидела там еще нескольких женщин, которые надеялись хоть что-нибудь узнать о судьбе своих исчезнувших мужей. Секретарь с каменным лицом бесстрастно отвечал, что мужчины находятся “под следствием”, а жен своевременно проинформируют.

Марфа тогда не знала, что ее муж все еще был на свободе – в спальном вагоне он мчался на юг и, ничего не подозревая, предвкушал заслуженный отдых в элитном санатории.

Сохранилось всего две фотографии Бориса Бибикова. На одной – группа молодых веселых рабочих, снявшаяся у Харьковского тракторного завода примерно в 1932 году. Он сидит на земле, обхватив за плечи коротко стриженного парня. Бибиков – с бритой головой, как принято у большинства партийцев тех лет, в помятой рубашке с открытым воротом. В отличие от остальных, лицо его серьезно, взгляд строг.

Другое фото, для партийного билета, сделано в начале 1936 года. На Бибикове френч, застегнутый на все пуговицы, а взгляд суров. В твердой линии рта угадывается жесткость характера – типичный партиец. В то время люди еще не научились естественно держаться перед камерой, и на фото для партбилета Бибиков напряженно смотрит в объектив, стараясь сохранить надетую на лицо маску. На обоих снимках вы видите не живого человека, а только тот тип партийного руководителя, которому Борис хотел соответствовать.

Он ушел из жизни человеком без прошлого. Как многие люди его возраста и класса, Бибиков отбросил свою прежнюю ипостась, как постыдную и опостылевшую кожу, чтобы возродиться в образе нового советского человека. Он столь тщательно создавал себя заново, что даже следователям, которые летом и осенью 1937 года пропускали его через мясорубку НКВД, скрупулезно регистрируя каждый шаг, удалось обнаружить лишь отрывочные сведения о его прошлом. О жизни Бибикова до вступления в партию вообще не осталось свидетельств – ни фотографий, ни документов, ни каких-либо записей.

Его семья по линии отца вела свое происхождение от одного из генералов Екатерины II, Александра Бибикова, заслужившего благосклонность императрицы. Она пожаловала ему звание сенатора и орден Св. Андрея Первозванного за организацию карательной операции и подавление в 1773 году крестьянского восстания под предводительством Емельяна Пугачева. Восстание, как и приказывала Екатерина, было усмирено с крайней жестокостью; число повешенных и забитых до смерти плетьми мятежников, осмеливвшихся выступить против власти, измеряется тысячами.

Борис Бибиков родился в Крыму в 1903 или 1904 году – в деле НКВД указана первая дата, его мать называла последнюю. Его отец Лев, мелкий землевладелец, умер, когда Борис и два его брата, Яков и Исаак, были еще маленькими. Бибиков никогда об отце не говорил. Их мать Софья была дочерью состоятельного еврея Наума, который владел мельницей и элеватором, что, видимо, и подсказало Бибикову указать при аресте весьма странную “профессию” – рабочий на мельнице. И еще: Борис знал английский и в Гражданской войне не участвовал.

Вот почти все, что нам известно о его прежней жизни. Яков, единственный из трех братьев переживший Вторую мировую войну (он скончался в 1979 году), был таким же скрытным – он никогда не говорил ни о своем прошлом, ни о расстрелянном брате. Для братьев Бибиковых существовало только будущее, они не оглядывались назад.

Не думаю, что мой дед был героем, но ему довелось жить в героическую эпоху, когда в каждом человеке рождается стремление к подвигу. Лозунг большевистской революции “Мир народам, земля крестьянам, хлеб голодным” в то время идеалистам и людям честолюбивым должен был казаться ярким, звонким и вдохновляющим на решительную борьбу за справедливое будущее. Большевики хотели превратить новую социалистическую Россию в авангард мировой революции. Вероятно, вскоре после того, как Октябрьская революция разрушила старый порядок, Бибиков, подобно многим представителям “упраздненного класса”, имел весьма романтическое представление о роли большевиков. А может быть, – кто теперь знает! – им руководило стремление выбиться в люди, тщеславие или зависть. Его наследство, мукомольное хозяйство в Крыму, было национализировано в 1918 году. Большинство богатых родственников, живших в Москве и в Петербурге, эмигрировали или были арестованы как “классовые враги”. Новыми хозяевами России стали большевики, и умным, энергичным людям, к коим, безусловно, принадлежал Бибиков, был только один путь для карьеры – присоединиться к победившей стороне, и чем раньше, тем лучше.

Однако у нас осталась единственная свидетельница – Ленина, а она утверждает, что ее отец был человеком благородным и бескорыстным. И даже если это не совсем так, воспоминания Ленины окрашены искренностью ее детских эмоций. Поэтому будем исходить из предположения, что Борис и его братья, Исаак и Яков, захваченные величественными перспективами строительства нового общества, смелыми и свежими идеями, с неподдельным энтузиазмом бросились участвовать в этом строительстве.

В последний год Гражданской войны Борис поступил в только что открывшуюся Высшую партийную школу в Симферополе. Здесь должны были готовить новое поколение комиссаров для управления великой империей, которую удалось завоевать большевикам – к их немалому удивлению. В мае 1924-го, освоив курсы основ марксизма-ленинизма, агитации и пропаганды, мой дед стал членом РКП(б) – Российской коммунистической партии (большевиков). Пылкий юноша двадцати одного года готов был служить революции, куда бы она его ни направила.

Но самая неотложная и насущная задача революции оказалась весьма прозаической. Бориса послали на уборку урожая помидоров и баклажанов в новорожденный колхоз в Курман-Кемельчи, в степной части Крыма, где когда-то было татарское поселение, но два последних столетия в нем обитали этнические немцы. Именно там, на выжженных солнцем огромных полях, он встретил Марфу Платоновну Щербак, его будущую жену.

Незадолго до встречи с Борисом Марфа Щербак оставила свою младшую сестру Анну умирать на железнодорожной платформе в Симферополе.

Девушки, покинув родную деревню, что находилась в степи, недалеко от Полтавы, отправились искать работу на полях Крыма. Марфе исполнилось двадцать три года, и по крестьянским понятиям того времени она уже считалась старой девой. В семье было одиннадцать сестер – двое братьев умерли в младенчестве, – и можно не сомневаться, что такое количество дочерей их отец Платон воспринял как Божью кару и был только рад избавиться хотя бы от двух.

В убогой и грязной деревеньке, затерянной в украинских степях, Марфа росла в обстановке мрачной подозрительности и безотчетной жестокости односельчан. Но даже привычные ко всему сестры считали Марфу завистливой, грубой и сварливой. Дурной характер вполне мог помешать ей выйти замуж в своей деревне, и, может быть, поэтому именно ее и Анну сочли в семье лишними ртами и отправили на заработки. Так или иначе, но выбор отца оказался первой и, возможно, самой глубокой душевной травмой, которая еще больше озлобила девушку.